— Сейчас.

Парень завернул трофеи в толстую ткань, специально выданную старостой, и лишь после этого начал искать бадью. Та стояла не на печи, а на полу около нее. Альтвиг умылся, с благодарностью принял полотенце и устроился за столом.

— Меня зовут Дита, святой отец, — сообщила женщина, ставя перед ним тарелку с густой наваристой похлебкой.

— А меня — Альтвиг. Не обязательно «господин». Я не старше вас, и волшебство вовсе не делает меня особенным. Благодарю, — кивнул инквизитор, наблюдая за тем, как хозяйка нарезает хлеб. Это еще раз подтверждало, что селяне имеют связь с внешним миром и знают, что за традиции нынче ценятся при дворе.

Дита подхватила вторую миску и села напротив.

— Приятного аппетита, святой отец.

— И вам.

Первые десять минут они ели молча. Дита набросала в похлебку крошек. На лавке, свесив хвост, спала пятнистая, белая с черным и рыжим, кошка. Она открыла глаза, смерила людей тяжелым взглядом и уснула. Или притворилась, что спит.

— Знаете, — сказала хозяйка, закончив ужинать, — к нам однажды сам король приезжал. Мы сначала не поверили, думали — шутка. Он очень молод. Вы не…

— Нет, впервые слышу, — пожал плечами Альтвиг. — Я из Велиссии. Там о вашем короле ходят неприятные слухи.

— Все потому, что велиссцы заносчивые и вредные, — фыркнула Дита. И тут же испугалась: — Ой… извините! Вас я обидеть не хотела.

— Ничего страшного. Я не считаю своих земляков святыми. Рассказывайте дальше, пожалуйста. Для такой деревни, как ваша, прибытие Его Величества стало легендарным событием?

— Ага, — улыбнулась Дита. — Но сначала мы здорово опозорились. Хьюк, староста, заявил сопровождению короля, будто мы чужаков не принимаем. Велел убираться, обещал подать жалобу в Алатору. Тогда… вы, наверное, знаете оруженосца Его Величества — господина Инага? Он растолкал своих спутников, обругал Хьюка и предъявил нам Властелина Белобрежья. Ужасно милый ребенок, чуть младше вас. Моя дочка, вон, теперь мечтает попасть на столичный бальный сезон.

— Э-э-э… младше меня? — переспросил Альтвиг.

— Годков восемнадцать, — подтвердила Дита. — Красивый мальчик.

— Погодите. Ему не может быть восемнадцать. Вспомните осаду ЭнНорда, битву с дикарями под фортом Вольгера, госпожу Крагарру из Гильдии Печатей… король просто не успел бы все это натворить!

Женщина нахмурилась, вспоминая. И выдала:

— Я не уверена, что он — человек.

— Бред собачий, — возразил парень. — Инфисты не берутся править. Эльфы живут лишь в собственных королевствах. Оборотней десять лет назад перебили. Стагла вы бы не назвали красивым. У наровертов и каратримов нет права наследования.

— Это все логично, — кивнула Дита. — Но все же…

Инквизитор понял, что спорить с ней бесполезно, и выразительно отставил пустую миску.

— Еще раз благодарю за ужин. Было очень вкусно. С вашего позволения, я пойду спать.

— Спокойной ночи, святой отец.

— Будьте благословенны.

Он не использовал инквизиторские фразы больше месяца, но забыть их еще не успел. Едва вошел в роль борца за веру — они вернулись и принялись слетать с языка. Вполне удачная, надо сказать, привычка — у отца Еннете не возникло никаких подозрений. К нему примчался все тот же хмурый, сердитый и недовольный людьми Альтвиг. Получил запасное задание и уехал, наотрез отказавшись проходить через руны дважды. Лучше потратить лишнюю неделю, чем нестись по сломанному пространству. Человек, придумавший этот переход, наверняка был блаженным. И все еретики тоже слегка того, раз до сих пор пользуются подобной жутью.

В комнате, которую хозяйка отдала Альтвигу, горела свеча. В слабый круг света попадала кровать, деревянная табуретка и фигурки Богов. Последние, судя по всему, были вырезаны из осины, да еще и настоящим мастером. В них таилась мягкая сила, способная защитить как жителей дома, так и всю деревню вообще. Не удивительно, что гарпия избегала родственников Диты. Люди, отмеченные волшебством — именно волшебством, не магией, — для нее хуже яда.

Парень уснул, как только щека коснулась подушки. Закутаться в одеяло он не успел, а потому был заботливо укрыт хозяйкой, заглянувшей проверить, в порядке ли гость.

Утро выдалось совсем иное, нежели вечер и весь предыдущий день. На небе не было ни облачка, солнечные лучи били в холодный снег и слепили путников. Альтвиг, чувствуя, как сумку у луки седла оттягивают монеты, щурился и косился на случайных попутчиков. Те навязывались ненадолго — древний мужик с испещренным морщинами лицом свернул к Нижнелунью, девушка-травница умчалась в Тэ-Нор, а пожилой лекарь остался в придорожном селе. Альтвиг выспросил у него, когда будет следующее, и получил ответ — к ночи. Уже неплохо. Не придется спать в сугробе, согревая себя магией.

Ближе к полудню на дороге возникло черное пятно. Присмотревшись, инквизитор различил вороную кобылу и всадника в черном плаще. Отороченный мехом капюшон был накинут на голову.

Неизвестный направлялся либо в столицу, либо в Бартар — город знати. Он проехал мимо четырех развилок, уводящих к деревням, и последнюю тропу к Нижнелунью тоже презрел. Его лошадь шла неторопливо, с чувством собственного достоинства. Альтвиг заподозрил, что делит тракт с дворянином, и почувствовал себя неуютно.

Ближе к полудню он догнал странного путника. Догнал — и здорово испугался. Из-под капюшона выглядывало бледное, как смерть, лицо в обрамлении безупречно-белых волос. Яркие бирюзовые глаза смерили парня равнодушным взглядом и вернулись к созерцанию рощи. Тот ощутил себя мелким и незначительным, подверженным опасности и жалким. Натянул поводья, пропуская незнакомца вперед, и до позднего вечера держался далеко позади.

Когда начало темнеть, беловолосый тип привстал в стременах и внимательно огляделся. На мгновение Альтвиг подумал, будто он свернет в молодой лес, но эта надежда не оправдалась. Всадник снова сел, ударил кобылу в бок пяткой сапога, и та помчалась вперед, как ошпаренная. Исчезнув из виду, попутчик никуда не делся из мыслей инквизитора. Угроза, исходящая от него, была столь явной, что хотелось развернуться и по примеру травницы поехать в Тэ-Нор. Отдохнуть, выспаться, успокоиться… А Рикартиат подождет. Ничего страшного с ним не случится.

Чтобы перебороть это желание, Альтвиг приложил немало усилий. К счастью, скоро вдалеке показались домики. Среди них выделялся постоялый двор — красная вывеска, большие окна, конюшня. Там, хромая, таскал овес в корыто мальчишка-слуга. И боязливо косился на вороную лошадь, застывшую в стойле справа.

— Добрый вечер, — поздоровался инквизитор.

— Оставляйте животинку, дядя, — махнул рукой ребенок. — Я разберусь.

— Спасибо. — Парень бросил ему монетку. — А… э-э-э… хозяин вот этой кобылы…

— В зале сидит. Ваш знакомый?

— Нет, — открестился Альтвиг. — Просто на тракте виделись.

На порог постоялого двора он поднимался со страхом. Необъяснимым, но сожравшим все остальные чувства. И первым делом убедился, что беловолосый попутчик спокойно сидит в углу. Запрокинув голову так, чтобы затылок касался бревен, он дремал. Из-под криво обрезанных прядей выглядывали острые уши, длинные и торчащие в стороны. Заметив их, инквизитор вздрогнул.

Не может быть! Эльф из Малахитовых Лесов, имея возможность нырнуть в портал-переход, путешествует верхом? Да бред же! Собачий бред! Остроухие слишком гордятся своей изящностью. Они не стали бы подвергать ее испытанию холодом, голодом и пустотой, где некому уставиться на прекрасного, мудрого, высокородного тра-ля-ля-эля.

Беловолосый, видно, уловил эти мысли, потому что проснулся. Хмуро посмотрел на Альтвига, покрутил пальцем — тонким, длинным, ухоженным, — у виска, и пренебрежительно уточнил:

— Ты блаженный?

— Э-э-э… нет, — с опозданием возмутился тот.

— Тогда чего тебе надо? Эльфов, что ли, не видел?

— За пределами Малахитовых Лесов — нет.

— Малахитовых Лесов? — незнакомец нахмурился. — А-а-а… ты о том местечке. Я не оттуда.