- Тогда какого хера мы тут делаем? Потому что с моей точки зрения это выглядит так, словно ты хочешь исцелить меня точно так же, как Дэрил обсыпал своими блестками тебя.

Рик отвечает ей таким же пронзительным взглядом. – Я не исцелен, - говорит он ей.

Она фыркает. – А мне ты кажешься таким веселеньким последнее время.

- Не полностью, - уступает Рик. – Я никогда бы не смог…Мэгги… - Рик вздыхает. – Эта ферма. Эта гребаная ферма. И эти гребаные могилы… они связывают нас куда прочнее, чем мы, возможно, хотели бы. Как я мог бы быть в порядке, если бы с тобой все было не так?

- А что если я не хочу? – спрашивает она и отступает от него на шаг. – Что, если мне нравится, какая я сейчас?

- Мне тоже нравится, какой я. Но я говорю тебе о том, что есть иной выбор. Понятно? Существует выбор кроме того, какими мы были и какими стали. Я не могу вернуться назад. Ты не можешь вернуться назад. Мы не сможем и отвернуться от всего. Не сможем отказаться от того, что для нас является истинным. Но нахер все, если нет другого решения. Способа для меня быть мной, демоном, и одновременно быть в порядке. Вот к чему я стремлюсь. Вот что мы должны сделать.

- И разговор с ними, - Мэгги гневно машет в направлении, в котором они шли, - поможет?

- Разве не надо с чего-то начинать?

- Мне нечего сказать.

- Тогда скажи им, что тебе нечего сказать.

- Зачем?

- Затем, что они тебя ждали.

Мэгги фыркает и поворачивается, смотрит туда, где административные здания переходят в жилой сектор.

- И ты, - заканчивает мысль Рик, - тоже ждала их. Так что харэ тормозить и шевели ягодицами.

- Псих проклятый, - говорит Мэгги, но тяжело шагает дальше по золотой улице.

***

Это отражение того, что случилось ранее. Рик стоит перед дверью с сеточкой, которая по-прежнему открыта и удручающе зазывна, но вместо ангела рядом с ним на этот раз Мэгги. Она смотрит прямо перед собой, широко раскрыв глаза и сцепив челюсти, и Рик может только думать, выглядел ли он точно также, перед тем, как сделать шаг вперед, чтобы увидеть их. Мэгги легко принимает свой человеческий облик, прижимает пальцы к губам. Ее глаза опускаются на землю, и Рик дает ей спокойно подумать. Он тоже меняется, чтобы соответствовать ей. Чтобы следовать за ней. Они стоят бок о бок в своей черной одежде, очерченной серебром Рая, и Рик замечает густую подводку вокруг ее глаз, темный оттенок накрашенных поджатых губ и тяжесть ее армейских ботинок, которые она всегда любила. Она выглядит злобной, хрупкой и суровой. Но и одновременно мягкой. Рик думает, изменилась ли она, чтобы больше соответствовать своему прежнему человеческому облику или меньше. Он тихо спрашивает, хочет ли она, чтобы он остался на улице. Она говорит нет. Они сделают это вместе.

И так они и делают. Они одновременно ступают левой ногой на первую ступеньку, поднимаются, ступают правой, потом на вторую, третью, и вот они у двери. Мэгги стучит, и они ждут. Так же, как и раньше, дверь открывает Отис, но и на этот раз он не находит слов, просто впускает их внутрь. Мэгги входит первой, Рик за ней, закрывая за собой дверь. Они проходят по коридору, а остальные снова появляются из разных частей дома, но на этот раз Отис их не зовет, нет какой-то центральной причины у их появления. Они просто выходят, и Рик думает, что они наверное ощущают это нечто, нависшее в воздухе, как и он сам.

Снова образуется круг, но Рик на этот раз остается вне его, в проходе. Мэгги стоит в центре и рассматривает их всех. Аннетт нарушает это противостояние, выходит вперед и обнимает ее. – Мэгги, - выдыхает она и прижимает ее к себе. Мэгги не обнимает ее в ответ, но позволяет ей себя обнять. Когда Аннетт отпускает ее, Мэгги делает шаг назад, она переводит глаза с одного лица на другое, но ее рот сжат в тонкую линию.

- Мэгги, - говорит Хершел и улыбается. – Мы так долго тебя ждали. Мы знали, что в конце концов ты придешь. Я знал, что в тебе еще осталось добро. Даже дьявол не смог целиком это у тебя отнять.

Мэгги хлопает глазами, глядя на него, потом продолжает переводить тяжелый взгляд с одного лица на другое.

- Теперь ты можешь остаться с нами! – чирикает Бет. – У нас и комната готова. Хочешь я тебе покажу?

Мэгги качает головой.

- Эй, - Шон выходит вперед и кладет руку ей на плечо, - ты в порядке?

Мэгги сбрасывает его руку с мощью цунами и отворачивается от него так резко, что чуть не врезается в него. Она топает обратно в коридор, твердо намереваясь уйти, но Рик легко встает на ее пути, ловит ее за плечи и удерживает на месте. Они говорят, склонив головы вместе, Мэгги лицом к двери, Рик – к Гринам.

- Не уходи, - шепчет ей Рик. – Доведи дело до конца. Закончи это. Закрой, захлопни, как дверь в склеп. Заверши это.

- Я даже смотреть на них не могу.

- Тогда не смотри. Просто говори.

- Я не могу говорить.

- Тогда найди свой голос.

- Они не хотят услышать то, что мне нужно сказать.

- Это имеет значение?

- Какой цели это послужит? Чего этим можно…

Но внезапно в их разговор врезается голос Хершела, хриплый и южный, словно обмакнутый в мед, наполненный тяжестью воздуха после дождя. – Мэгги, он не должен больше тебя контролировать. Ты здесь, с нами. Есть и другие пути.

И это все решает. Мэгги резко оборачивается, и Рик видит, как ярость потоком охватывает ее, словно масло, которое заполняет все поры ее кожи. – Контролировать меня? – шипит она.

Хершел выпрямляется. – Я представить себе не могу, через что он заставил тебя пройти. Что он сказал, чтобы убедить тебя стать такой. Но на самом деле ты не такая. Я знаю это. Ты моя дочь. Ты Грин. И у нас есть для тебя место. Мы прощаем тебя.

- Прощаете меня? – снова шипит Мэгги, ее глаза темны, как змеи, голова выдвинута вперед, как у охотящегося льва. – Вы прощаете меня? – Она делает шаг вперед, подходит к ним, медленно и величественно. Рик практически ощущает, как расширяется ее аура, ощущает, как ее колодец выплескивается из уголков ее глаз, отверстий ее ушей, ногтевых пластин ее пальцев. Когда она заговаривает, ее голос звучит низко и опасно, мягко и повелительно. – Что там прощать? Что, по вашему мнению, я сделала такого плохого, что нужно это прощать? Стала демоном? – Мэгги смеется, и это пронзительный резкий хохот. – Лучшее решение, что я когда-либо принимала. И не смейте винить Рика. Не смейте перекладывать это на него. Это не его вина.

Хершел смягчает взгляд, пытается воззвать к ней, успокоить ее простыми движениями рук. – Как это может быть правдой? После того, что он сделал?

- Ты знаешь лишь миг, папа, - говорит она. – Всего лишь мгновение Рика. Ты видел лишь малую толику его поверхности. А я, я…я! – кричит она, - я знаю сорок лет Рика. И даже больше. Я знаю больше о нем, чем я когда-либо знала о ком-либо из вас. О любом из вас. И как смеете вы стоять тут и принижать мой выбор. Как смеете вы нападать на мою семью. – Хершел раскрывает рот, но слишком поздно. Мэгги сорвалась с поводка, ее цепи порваны, ее голос звучит свободно, ярится мощью океанов, зарождающихся под луной. – А он и есть моя семья. Он и есть. Потому что он был рядом. А вас не было.

- Мэгги, - пытается заговорить Аннетт, подходит к ней, протягивая руку, словно предлагая мир. – Что бы он ни сказал тебе, что бы он ни сделал…

- О, да нахер вас, - рычит Мэгги, и все Грины вздрагивают от ее ругательства. – Хотите знать, как я стала такой, какая я есть? Хотите знать, как я выбрала это? - Она переливается, разворачивается, закипает, и ее крылья вспухают на ее спине, хвост наливается густой тьмой, а рога блестят в свете гостиной. – Я была хорошей девочкой. Не так ли? Хорошей девочкой. А потом я видела, как умерли Отис и Аннетт. И я все еще была хорошей девочкой. А потом я видела, как умерла моя сестра. И я все еще была хорошей девочкой. А потом мой папа, и Боже, как это было тяжело для меня, но я все равно осталась хорошей девочкой. А потом я видела, как умер мой брат, и я оглянулась по сторонам, и я была совсем одна. Одна. Одна. И вот тогда я перестала быть хорошей девочкой. Потому что знаешь, что мне дало то, что я была хорошей девочкой, папа? Аннетт? Знаете, чем занимаются хорошие девочки?