Она поднимает палец, указывает в направлении Бет и ее голос поднимается в пронзительном проклятии. – Хорошая девочка не спит ночи напролет, сидит со своей сестрой. Все ночи напролет в самую жару в разгар лета. Хорошая девочка умоляет свою сестру. А потом хорошая девочка идет в ее комнату и находит ее там, вынимает осколки стекла из ее плоти, чтобы ее папочка не видел, насколько глупа была его дочь, насколько эгоистична, насколько инфантильна. А еще хорошая девочка, - она указывает на Хершела, - забирает папочку на машине из бара после того, как насмотрится, как он опрокидывает стопку за стопкой, скотч за виски. Хорошая девочка будет стоять рядом, пока его выворачивает в переулке, а потом хорошая девочка заведет его в дом через заднюю дверь, чтобы его сын не видел этого, накроет его лицо простыней, когда он умрет, чтобы его семья не смотрела на его желтушное лицо, пожелтевшее, уродливое и мертвое, потому что он был слишком глуп, чтобы оторваться от бутылки. И, и, о, - Мэгги встряхивает головой и переводит палец, - хорошая девочка смоет экстази в унитаз. Хорошая девочка отвезет брата в больницу и соврет по поводу того, что он курил, или нюхал, или пускал по вене на этот раз. Хорошая девочка будет работать на трех работах, чтобы оплатить реабилитационный центр. Хорошая девочка подберет его, когда он оттуда сбежит. И хорошая девочка… - Она опускает руку, стоит в гостиной, словно центральный элемент всего дома, и серебряные стены словно отодвигаются от нее. – Хорошая девочка, - шепчет она, - уложит свою семью в землю. По одному за раз. Пока никого не останется. Пока они все не покинут ее, потому что они были слишком заняты, гоняясь за собственным кайфом, чтобы раскрыть глаза и увидеть, что происходит вокруг. Так что знаешь, папочка, почему я стала плохой девочкой? Потому что я стояла на холме и смотрела на пять могильных камней, лежащих подле друг друга, как костяшки домино, и я осознала, что у меня осталось только одно – единственная вещь, которая навсегда останется со мной, вечно и навсегда. – Мэгги прикладывает руку к сердцу. – Мой гнев.

Она моргает, и в комнате воцаряется тишина. Бет, в углу, сползла по стене, где стояла, и пытается заглушить свои всхлипы. Аннетт отказывается поднимать глаза от ковра, а Шон прижимает руку к глазам, постоянно их трет. Хершел смотрит на Мэгги, широко распахнув глаза, и Рик не может прочитать, что у него на уме, но больше не видит в его глазах снисходительности, не видит гордыни. Отис, стоящий рядом с ним, неловко переминается на месте.

- Раньше я думала, - говорит Мэгги, - что у нас хорошая семья. И когда они посадили Рика в ту полицейскую машину, я думала, что это он дьявол. Но теперь… я наказывала его. Сорок лет. И это он заварил всю эту кашу, запустил этот процесс. И он заслуживал наказания, но не того, что я ему устроила. Не этого. Потому что я выплеснула на него весь свой гнев, и всю свою ярость, и всю свою обиду, и свое разочарование, и свою грусть, и свое горе, и свое бешенство. И что он сделал в ответ? Он привел меня сюда. Потому что он знает, что мне надо все это отпустить, чтобы я снова могла быть в порядке. Он сделал это ради меня, пусть я и орала и сопротивлялась по дороге. Он на моей стороне, хотя я сказала ему, что моя работа – делать ему больно. Он всегда был рядом. Дольше, чем кто-либо из вас, говнюков. Так что не пытайтесь сказать мне, что он сделал или не сделал. Что он сказал или не сказал. И не пытайтесь сказать мне, что я есть. Что я несу в себе. Вы меня не знаете. Я не та, кого вы ждали. Той девушки давно нет. Она умерла тогда же, когда и вы.

- Мэгги… - пытается Хершел, но она предупреждающе поднимает руку.

- Молчи. Тебе нечего мне сказать. Мне ничего от вас не нужно. Мне не нужны ваши извинения или ваша жалость. Оставьте все это себе, потому что с этим покончено. Ничто этого не изменит, и нам с вами некуда двигаться. – Она делает глубокий вдох. – А теперь мне пора к моей семье. Они меня ждут.

Она поворачивается обратно к двери и Рику. Они смотрят друг на друга какой-то миг, а потом Рик встряхивается, принимая демонское обличье и отступает, чтобы она могла пройти. Он следует за ней, и проходит много времени перед тем, как они заговаривают друг с другом, долгое время существует только синхронный стук их каблуков по дороге.

========== Истории и броня ==========

В конце концов они останавливаются под серебристой ивой, чьи листья покачивает ласковый ветерок Рая. Мэгги садится рядом со стволом, отколупывает куски коры и измельчает их в труху, а Рик садится чуть поодаль, вращает нимб Дэрила в пальцах, сняв его с пояса. – Так почему сейчас? – спрашивает Мэгги спустя почти сорок пять минут молчания.

- В смысле?

- Почему тебе взбрело в голову притащить меня в Рай именно сейчас?

Рик пристально смотрит на нимб и подумывает соврать, но с Мэгги у него это никогда особо не получалось. Он тяжело вздыхает. – Мишонн не смогла вернуть Дэрилу его благодать. Она сказала, что единственный способ сделать это – самоотверженное исцеление.

Мэгги фыркает. – Ангельское волшебство, - она морщит нос.

- Ага, - соглашается он, - но я пытаюсь это проделать.

Мэгги перестает вонзать ногти в кору и щурится, глядя на него. – Ты пытаешься творить ангельское волшебство? Ты пытаешься исцелить…меня? – Рик пожимает плечами и смотрит на черный обруч в руках. – Ты приволок меня сюда, чтобы исцелить своего бойфренда?

- Нет, - говорит Рик и резко выдыхает, - но именно поэтому мне это пришло в голову. И раз уж я об этом подумал… я не мог просто оставить тебя в этой пустоте. Я был отвлечен. Дэрилом и своими собственными проблемами, но когда я подумал об этом, когда я подумал о тебе, я понял, что должен помочь. Так что это я помогаю.

Мэгги продолжает изучать его, а потом медленно возвращается к коре. Она вгоняет большой палец в трещину и отламывает кусок. – Не знаю, можно ли назвать исцелением то, что я наорала на кучку идиотов.

- Ну, ты сказала все, что хотела сказать, всем, кому тебе нужно было это сказать?

Мэгги пожимает плечами. – Полагаю, что да. Думаю, они передадут мои вопли Патриции, когда она вернется оттуда, где она сейчас.

Кровь Рика леденеет, превращается в камень в его венах быстрее, чем воздух реагирует на сухой лед. Нимб медленно падает на траву, и он не отвечает достаточно долгое время, чтобы Мэгги посмотрела на него, наморщив лоб. – Что?

Ее голос заставляет Рика начать действовать. Он моргает и поднимает нимб Дэрила. – Патриция.

- Да? – Мэгги снова ковыряет кору.

- Она… она не в Раю.

Мэгги прекращает царапать и бросает кусок коры на землю. – Это невозможно, потому что она не в Аду.

- Нет, - соглашается Рик, - она на Земле.

Мэгги фыркает. – На Земле? Что, одна из этих, заново родившихся? Сложно поверить.

- Она не родилась заново, - осторожно говорит Рик. – Она жива. Она так и не умерла.

Рик видит, как понимание проявляется на лице Мэгги, как скука медленно перетекает в неверие, потом в осознание и наконец на нем возникает ужас. – Нет, - говорит Мэгги, и ее голос подобен стали.

-Да, - говорит ей Рик.

- Она была бы слишком старой. Ей было бы…

- Всего лишь за восемьдесят, - заканчивает за нее Рик. – Она в доме престарелых в Джорджии.

Глаза Мэгги стреляют мимо Рика на дорогу обратно к 897 по Хиллсайд Драйв. – Они ждут ее. Так же, как ждали меня. Черт, Рик. Она жива? – Рик сглатывает и кивает. Мэгги прижимает ладонь ко рту. – Отис… Отис ее ждет.

Эта мысль тоже приходила Рику в голову. И, честно говоря, он не знает, следует ли воспринимать это как совпадение, открыл ли Отис дверь оба раза потому, что он гостеприимный чел или… или он делает это потому, что надеется, что это она. Рик ставит себя на место мужчины и искренне не может сказать, поступал бы он иначе, если бы это Рик ждал Дэрила.

- Что нам делать? – спрашивает Мэгги, но Рик в полной растерянности. Он не знает, что делать на этот раз. Он не знал Патрицию раньше, и теперь, когда она выжила из ума, он чрезвычайно скептически относится к воссоединению, которое может быть у них с Мэгги. А последнее, чего хочет Рик, - это сломать ее сильнее.