***

Рик проходит мимо одного ангела за другим, и каждый бросает на него более удивленный и непонимающий взгляд, чем предыдущий. Слышится немало шепотов за его спиной, некоторые даже прижимают руки к груди жестом, который, Рик чертовски уверен, представляет собой лишь излишнюю театральность и замашки примадонны, но он отказывается реагировать. Он здесь не ради них. Он здесь ради босса, большой шишки, главнейшей из главных. Он здесь, чтобы как следует пропесочить Бога, и он не остановится, пока ее не найдет.

Конечно, очень помогло бы, если бы он знал, как она выглядит. Он никогда не был здесь, никогда ее не видел. Она всегда была такой фигурой в его жизни, чем-то, что он ненавидел, презирал – безликое, осязаемое существо, которое обещает заботиться и не делает этого. Но он решает, что это должно быть похоже на кошмар или ненависть к кому-то. Ты поймешь, что это, когда почувствуешь это. Он поймет, когда увидит ее.

И так и происходит. Золотая дорожка, по которой он идет, ведет, как и все остальные, в самый центр Рая, где цветет небольшой садик. Серебристые цветы поют на ветру, который мягко пролетает по саду, а под ногами Рика облака заворачиваются и сплетаются в нечто, напоминающее траву. Деревья тянутся ввысь, их стволы белы, а маленькие золотые листья так мягко трепещут в воздухе, что выглядят невозможно нереальными. Через сад течет ручей, он берет свое начало в облаке, бурля и ниспадая с него, как маленький водопад.

Часть водопада выливается в фонтан, и у него-то Рик и находит Мишонн. Она стоит сбоку от него, поглаживая маленького голубя, которого она держит в руке. Другие голуби кружат вокруг сооружения, поклевывают зерно на земле или купаются в фонтане.

Мишонн не смотрит на Рика, когда он входит, но улыбается птице в своей руке, и демон ненавидит ее чуть-чуть сильнее. – Добро пожаловать, Ричард. Тебе следовало бы прийти сюда давным-давно.

Рик проглатывает все пошла нахер и вот что я тебе скажу, которые готовы сорваться с его языка. Как бы ему хотелось высказать ей все, что он о ней думает, сказать ей, что все ее предположения и предположения ее проклятого тупого стада, которое сидит на жопах в пушистых облаках, абсолютно неверны. Но он здесь не ради этого. Он здесь ради Дэрила.

Так что вместо этого он протягивает ей нимб, поднимает его на ладонях, чтобы она видела. – Ты… ты исправишь это? Пожалуйста, верни ему его благодать. Он заслуживает хотя бы этого…

Мишонн по-прежнему на него не смотрит, но опускает птицу на край фонтана. – Ты прошел весь этот путь. Дошел до самого Рая. Это должно быть нелегко для демона.

Рик не дает себе ощериться и продолжает говорить. – Я никогда раньше не видел, чтобы кто-то любил так сильно. Если кто и заслуживает прощения, то это Дэрил.

- Ты пожелал этого. Пожелал попасть в Рай.

- Пожалуйста, помоги ему.

- Нашел нас в облаках.

- Пожалуйста.

- Прошел через хранителя врат.

- Пожалуйста.

- Прошел по золотым улицам.

- Посмотри на меня, - рычит Рик, шипит от закипающей ярости. Он оскаливает зубы и прижимает к себе нимб, а его хвост гневно отшвыривает облачную траву от его ног.

И Мишонн смотрит, резко бросает взгляд на Рика. Ее глаза похожи на угли, глубокие, темные и бесконечные, теплые и успокаивающие, зовущие его домой. Но дом не здесь, и здесь он никогда не будет. Дом – там, на Земле, в объятиях ангела, которого Рику никогда не следовало покидать. Кого ему следовало научиться прощать шесть лет тому назад. И Рик, впервые в жизни, осознает нечто отчаянно важное.

Он никогда не был и никогда не будет принадлежать Богу. И поскольку он никогда не будет ее, у нее нет власти над ним. Стоя здесь, перед ней, с кожей на спине и тонким хвостом, он представляет собой больше, чем когда-либо мог бы представлять. Он более человечен, чем когда-либо был без крыльев. Более яркая личность, чем когда-либо мог бы быть в Раю. Он вне нее, без нее. Никогда не будет частью ее паствы. И, поет его разум с обновленным ощущением смысла, он не принадлежит и Кэрол. Что-то изменилось. Что-то в том, что Дэрил любит его, и что здесь, сейчас, Рик любит его в ответ. Ни одна из них, ни Бог и ни дьявол, не смогут больше никогда заставить Рика сделать что-либо, не смогут больше его контролировать.

Мишонн перестает улыбаться, перестает вести себя, как по тщательно выверенным нотам, а ручеек фонтана больше не поет с тем совершенством, которое действует Рику на нервы. – Вот так, - говорит Мишонн, - вот это ты. А это я. Не нужно скрывать то, кто мы на самом деле, Рик.

Рик сжимает челюсти и с силой сглатывает. – Ты не хочешь видеть, какой я на самом деле.

Мишонн наклоняет голову. – Нет? Разве я не хочу всегда видеть истину? Мне хотелось бы увидеть тебя…

- Ну, ты, черт побери, этого не заслуживаешь, - срывается Рик. – И я не пришел сюда ради меня. Я пришел ради него, и это все, до чего мне есть дело. Итак. Ты исправишь это? – Он снова протягивает ей нимб, его обгорелая поверхность цвета пепла контрастирует со всем, что их окружает.

Мишонн смотрит на него и качает головой. – Я не «исправляю» такие вещи. Благодать нельзя выдать простым мановением руки. Благодать можно создать только самоотверженным исцелением. Естественным устранением боли. И это не то, что я могу сделать здесь.

- Как тогда? – спрашивает Рик. – Как мне снова сделать его полноценным?

Мишонн самую малость улыбается, это только призрак движения мышц на ее лице. – Мой бедный Рик, - говорит она, и он содрогается от желания ей треснуть, - ты не можешь. – Ее глаза наполняются жалостью, которую Рику хочется взять и затолкать ей в глотку.

Но Рик – это не жалость. Рик – это не стеклянное сочувствие. И Рик не является и никогда не будет побежденным. Потому что все, чем он сейчас является, все фибры его души и все колебания его крыльев, каждое движение его хвоста и каждое биение его сердца, - это то, что принадлежит Дэрилу.

А потому он подходит к Богу, вытягивается в полный рост и обнаруживает, что он выше, он возвышается над ней. Она не отшатывается, и если она удивлена, то не показывает этого, но Рику все равно. Рику насрать на нее, но ему нужно, чтобы она знала. – Он лучшее, что когда-либо появлялось здесь. Он твоя сияющая звезда. В этом мире нет ничего светлее него, и ты стоишь тут и говоришь, что не можешь его исцелить. Что ты, проповедующая любовь, и сочувствие, и исцеление, не будешь любить его. Не можешь сочувствовать ему. Не станешь его исцелять. Ты говоришь мне, что ты, Бог, не имеешь такой силы, которая могла бы прекратить его страдания. Ну так я скажу тебе, что я об этом думаю. Потому что есть только два варианта, как я это вижу, чем можно объяснить все это. Первый – это что тебе на него плевать, что ты желаешь, чтобы он страдал. И я говорю тебе прямо сейчас, я отказываюсь верить в Бога, который позволяет страдать кому-то настолько чистому как Дэрил. А второй? Второй – это что ты вовсе не настолько могущественна, как кажется. И ты на самом деле не способна ему помочь. И позволь сказать тебе, Мишонн, если это действительно так, то я тебя сильно удивлю. Потому что я сам ему помогу. Я. Каким-то образом, как-нибудь. Мне все равно, сколько времени на это уйдет. Я сделаю так, чтобы ему стало лучше. Я. И таким образом получится, что я могущественнее тебя. И к тому же я более, черт побери, способен на сочувствие. Так что спасибо за всю твою помощь, но мне пора идти.

Рик разворачивается на красной подошве своих ботинок и шагает прочь, позволяет коже своих крыльев внушительно раскрыться напоследок, позволяет своему хвосту щелкать, как хлыст, от переизбытка ощущений, которые он испытывает в этот момент – он ощущает трепет перед тем, что представляют собой они с Дэрилом, что он почувствовал в той тюремной камере, когда Дэрил показал ему, как все могло бы быть, когда их руки соединились, а их сущности стали чем-то большим, чем что бы то ни было, что когда-либо знал Рик. Он удерживает это в себе, позволяет этому расти в своем сердце и разрывать его на части.