Вход в палату отмечали две колонны, украшенные резными изображениями скорпионов и змей. Над ними висела каменная кобра, готовая к броску, чтобы выплюнуть яд во врагов Сюзерена. Одинокий глаз в центре головы кобры яростно смотрел на всех входивших.

Мифос прошел под глазом змеи и прижался к каменному полу. Перед ним на возвышении сидел его хозяин, неподвижный, как статуя. Его силуэт слабо вырисовывался в помещении, освещенном лишь единственной свечой. Скрываясь в тени, высшие жрецы начитывали заклинания на древнем языке под немигающими взглядами Хранителей Са, преданных слуг Сюзерена.

Не дожидаясь приказа, Хранители Са вышли из палаты. За ними, продолжая напевать, поспешили жрецы, чтобы оставить Мифоса наедине с хозяином. Их загадочные заклинания затихли в темноте.

– Высочайший из Высочайших, сын луны и владыка солнца, твой приказ выполнен, – сообщил Мифос, низко склонив голову. – Королева Тигровых котов мертва.

Последовала долгая пауза. Тишина как будто разбухла, заполняя пустую комнату. А потом Сюзерен заговорил, и его голос дрожал от сдержанной ярости:

– Духи сообщили мне, что она мертва, но жив другой. Он последний, и только он мешает мне забрать то, что принадлежит мне по праву.

– Другой? – задохнулся Мифос. – Не может быть…

– Ты говорил с духами?

– Нет, мой господин… прости меня.

Мифос склонился еще ниже, шерстка на его лбу коснулась каменного пола.

А Сюзерен продолжал:

– Мы, хотя и были бдительны все эти долгие годы, потеряли силу ощущений, не сумели увидеть предательство, происходящее прямо перед нашими глазами: в темноте, в секрете, появилось запретное дитя. Седиция, живущая крохами солнечного света, пьющая росу, расцвела под камнями. Ожидая западного ветра, который разнесет ее семена по горькой земле. Да, Мифос, я тоже упустил знаки. Меня обманули.

– Седиция?

– Дикий цветок, запретный цветок. Тигровая королева к концу ослабела от многих битв, была готова к поражению. И теперь ее нет, но я ощущаю странную новую силу. Разве ты ее не чувствуешь, Мифос? Она где-то далеко, она как тлеющий огонь. Дай ей воздуха, дай ей пространство – и она может стать опасной.

– Я не понимаю, о Великий из Великих! – нахмурился Мифос.

– Тигровая королева не повиновалась мне! Я чувствую, как тело ее сына ускользнуло от меня, хотя его дух задержался…

– У королевы было дитя? – недоверчиво пробормотал Мифос. – Наследник Тигровых?

– Ты понимаешь, что это значит? Мы почти добились осуществления нашей благородной цели! Все кошки освободились бы от цепей человеческого влияния и оказались под властью Са! Армия Са Мау скоро будет готова выйти за границы моей империи, чтобы провозгласить один закон для всей земли! Тигровые могут все погубить! – взвыл Сюзерен. Он дышал тяжело, а когда снова заговорил, то его голос звучал мягко, почти как при разговоре с ребенком. – Сын Мифа, ты начнешь охоту на седицию, на наследника трона Тигровых. Моим шпионам нужно сообщить о его бегстве. И с помощью всей мощи Са ты должен его найти.

– А потом, о Владыка? – прошептал Мифос, и его клыки блеснули в слабом свете.

– Потом? – повторил Сюзерен.

Его темные глаза вспыхнули неистовой яростью, но голос прозвучал спокойно, в нем почти слышалось сожаление:

– Потом, Мифос, ты должен сделать то, что умеешь лучше всего. Уничтожить его.

Немного пролетев по воздуху, Мати приземлился на плоский выступ, прямо над водой. Его сердце бешено колотилось, но с удивлением он понял, что жив и здоров, и более того, даже не промок. Он осторожно заглянул за край выступа – под ним бурлила темная вода, облизывая ветхую кирпичную стенку. От вони речной воды защипало в носу и в глазах. Мати прищурился, всматриваясь в воду, но сквозь маслянистые пятна на поверхности ничего не было видно – лишь дрожало искаженное отражение самого Мати. Других молодых кошек он нигде не заметил.

Вздрогнув, Мати попятился. Вдали над собой он слышал слабый шум рынка, но его заглушал злобный лай тощей собаки.

Наконец Мати осознал, что стоит на узкой полосе, которую совсем не видно сверху. Он повернулся к кирпичам и увидел узкий круглый проход, явно уходивший прямо вглубь берега. Должно быть, Домино и остальные нырнули в него. Они без труда пробрались бы здесь, хотя взрослому коту такое далось бы нелегко.

И куда может вести такой туннель?

Направив вперед усы, Мати осторожно вошел в него. Двинулся в темноту, ставя лапы на ощупь. Сердце его колотилось, глаза расширились. Слабый свет снаружи слегка обрисовывал стены туннеля. Вскоре собачий лай затих позади. Мати теперь ощущал только мягкий шорох собственных лап и свое жаркое дыхание во влажном воздухе.

Потом туннель раздвоился, Мати остановился.

– Наконец-то! – раздался чей-то голос. – Я уж начал думать, мы тебя потеряли, что тот зверюга тебя сожрал!

Сквозь темноту Мати рассмотрел белую половину морды Домино.

С огромным облегчением Мати повернул в правую часть туннеля и прибавил шагу. Он уже готов был поблагодарить Домино, сказать ему о «прыжке веры», упомянуть об основах обучения котят и ужасных клыках пса, но черно-белый кот уже повернулся и исчез в глубине туннеля. Белый кончик его полосатого хвоста мелькнул впереди, как отблеск уличного фонаря.

– Поспеши! – крикнул Домино. – Лучше успеть вовремя!

Его взволнованный голос эхом разнесся по туннелю.

Куда успеть?

Шерстка на спине и загривке Мати начала невольно подниматься, но он заставил себя успокоиться.

Домино быстро бежал впереди.

Его лапы явно ступали по полу этого туннеля не в первый раз; он точно знал, где они находятся и куда направляются, и Мати завидовал его уверенности. На мгновение он вспомнил знакомые запахи резиновых подошв и кожи на корабле. Но теперь все его ощущения осваивались с новыми запахами туннеля, создавая из них некие картины. Мати чуял запах множества кошек, которые ходили по этому полу до него, ощущал их окраску… Сосредоточившись, он почти мог услышать их довольное мурлыканье. И – намного слабее – нечто грустное и беспокойное сохранилось в запахе давно ушедших кошек, до сих пор хранившемся в неподвижном воздухе. И в отличие от Домино, Мати ступал осторожно.

Пробираясь по туннелю следом за Домино, Мати гадал, куда подевались полосатые. Он чуял, что эти грубые насмешники с презрительными взглядами где-то недалеко. Если бы только они дали ему возможность показать, что он – самый обычный кот… И зачем только он сказал о своей шкурке-агути? Это, конечно, было ошибкой, лишь подчеркнуло его отличие от них. Как Мати подозревал, фокус в том, чтобы раствориться на заднем плане, стать похожим на всех…

Но куда ему спрятать свои янтарные глаза, длинные лапы, черный кончик хвоста? Мати вдруг рассердился на собственную внешность. И восхитился простой широкой мордой Домино, его крепкими короткими лапами…

Через какое-то время туннель снова разделился, на этот раз на три хода. Домино без малейших колебаний направился в средний проход, и Мати не отставал от него. Еще несколько мгновений – и они очутились перед новой развилкой, и Домино выбрал левый из двух туннелей. Стало уже так темно, что почти ничего нельзя было рассмотреть, и Мати пользовался другими чувствами. Насторожив уши, он шел на звук шагов Домино.

Два молодых кота молча спешили вперед. Вот проход расширился, и в него снова упал слабый свет, откуда-то спереди. Сердце Мати забилось быстрее: наконец-то они добрались до цели и скоро он встретится со взрослым котом – с тем, кого Домино называл Воробьем. И, что было куда хуже, с тем, о котором упоминал Бинжакс… Пангур вроде бы?

Кем был этот Пангур и что он сделал с котом из верховьев? Разорвал на куски? Утопил в реке? Содрал с него шкуру? Погруженный в эти тревожные мысли, Мати не замечал, что свет усиливается, пока Домино не остановился.

– Пришли, – прошептал черно-белый, стоя перед чем-то похожим на вход в некое помещение. – Ну не беспокойся. Мы просто скажем ему, что ты потерялся, что ты пришел издалека.