Мати был в ужасе от того, что мышиная ложь теперь разлетелась по всему сообществу, как дурной слух, но исправлять дело было слишком поздно.

– Он отличный юноша, готовый трудиться, и хотя у него нет матери, которая могла бы высказаться в его пользу, и нет никого, кто поручился бы за него, он мне кажется представителем рода кошачьих, достойным полного доверия. – Немного помолчав, Воробей продолжил: – Так что мне бы хотелось… ну, то есть я вас прошу подумать о том, чтобы разрешить ему присоединиться к нашему роду… ну, то есть к нашей общине… в общем, стать котом шлюза Крессида.

На этом Воробей закончил свою речь. После чего облизнул нос и глубоко вздохнул.

– И с чего бы нам разрешать ему это? – рыкнула серая в полоску королева.

– Синестра Храбрая, Защитница Территории, – прошептал Воробей. – Амма Риа и Бинжакса.

– Он больше похож на какого-то оборванца! – добавил сиамец Финк, подбираясь ближе.

Прекрасная белая персидская кошка вспрыгнула к ним на прилавок и остановилась невдалеке от Воробья и Мати.

– Боже мой, да вы только посмотрите на него! – Она наморщила носик. – Вы уверены, что он нашего рода? Я хочу сказать, он выглядит довольно… – Она понизила голос до возмущенного шепота. – Он скорее похож на африканского дикого кота, если вы понимаете, о чем я!

– Арабелла, но это же просто чушь! – любезным тоном откликнулся Воробей.

– Нет, я согласен с Арабеллой… может, он из тех кошек из джунглей, о которых мне приходилось слышать, – ноющим голосом заявил Финк, присоединяясь к персидской на прилавке.

– Хватит! – рявкнул Пангур.

Финк и Арабелла мгновенно спрыгнули с прилавка и вернулись на свои места среди слушателей.

– Вся эта язвительность ниже нашего достоинства. Давайте послушаем самого котенка.

– Да, – согласилась молодая пестрая с белыми пятнами кошка из слушавших. – Пусть Мати скажет!

– Уж тебе бы помолчать, беспризорница! – проворчала Арабелла, обращаясь к пестрой. – Ты сама-то не настоящая кошка Крессиды… и даже не взрослая! Что она вообще тут делает?

– Хватит, я сказал! – прошипел Пангур и повернулся к Мати. – Ну, давай, что скажешь? – подбодрил он подростка.

Мати посмотрел на Пангура, потом на Воробья, и тот ободряюще улыбнулся.

– Ну… мистер Пангур… храбрый вождь… вождь… – Мати сбился, услышав взрыв хохота внизу.

Мати подумал, что самая постыдная из всех возможных ошибок – ошибка в произнесении имени вожака. Его янтарные глаза расширились.

– Называй меня просто Пангуром, – велел вожак.

Мати энергично кивнул (вызвав новый всплеск веселого мяуканья) и заставил себя продолжить дрожащим голосом:

– Я очень вам благодарен за то, что позволили высказаться, мистер Пангур. Я приплыл к вашей реке на корабле, а сегодня утром добрался до вашей Территории. Думаю, это замечательный рынок… – Тут кое-кто из зрителей одобрительно замурлыкал. – У меня есть кое-какое образование, и я помню две первые опоры, о которых говорят котятам, хотя и забыл третью…

Пангур смотрел на него без всякого выражения.

А вдруг на шлюзе Крессида не знают о трех опорах? Мати заговорил о другом:

– В общем, я не уверен, что от меня будет большая польза вашему сообществу, но я обязательно буду стараться. Я на самом деле не слишком знаю, как ловить мышей… – Послышалось неодобрительное ворчание. – Но я умею воровать и плавать, ну… в мелкой воде, и…

Зрители изумленно вздохнули.

– Что ты сказал? – в удивлении переспросил Пангур.

– Это правда, я никогда не охотился на мышей, – удрученно признался Мати, ожидая взрыва гнева Пангура.

– Нет-нет… насчет плавания?

Мати ошарашенно уставился на вожака: ему показалось, что Пангур содрогнулся от страха.

Мати моргнул, посмотрел на зрителей… На мгновение, всего на мгновение его окружило странное молчание. Его усы встопорщились, время словно застыло. Потом он услышал где-то внизу гудение, как низкий таинственный голос… и ему показалось, что голос произносит его имя. А потом все исчезло. Это ощущение. И он снова стал маленьким красно-коричневым котом на незнакомой рыночной площади, и его окружали чужаки, и он был далеко от дома…

– Мати?..

– Ох… Ну да, я, конечно, держался бы подальше от такой глубокой и грязной воды, как в той реке, но… да, я не прочь поплавать время от времени, может быть, рыбу поймать…

И снова зашумели голоса.

– Кошки не плавают! – воскликнула Синестра.

– Мы вообще не любим воду! – согласилась с ней Арабелла.

– Да, более чем странное заявление, – тихо произнес Пангур.

– Может, он выдра? – предположил Финк.

– Или морская белка!

– Или какая-то странная волосатая рыба!

– Не болтайте глупостей! – рявкнул Пангур. – Он кот. Мати явно кот. – Он повернулся к Мати. – И тебе не страшно?

– Нет, мистер Пангур, почему я должен бояться?

– И как ты научился плавать?

– Вообще-то, не помню. Я вообще мало что помню…

– Ты был домашней кошкой?

– Нет, мистер Пангур. Я никогда ни у кого не был. Я жил с мамой. Я только ее и помню. Там были и другие, они обо мне заботились, когда она бывала занята, но я не могу их припомнить.

– Занята?

– Да, сэр…

Если подумать, Мати не знал, чем именно она бывала занята. Его мать редко охотилась, потому что это делали за нее другие кошки. И вообще, в прошлом было много такого, чего Мати не понимал. Воспоминания плясали где-то с краю и тут же гасли, если он пытался их рассмотреть, – исчезали, таяли в тени…

– Понимаю… – негромко произнес Пангур, хотя ясно было, что на самом деле он ничего не понял. Он немного помолчал. – Я позволю тебе остаться здесь на испытательный срок, и весной мы к этому вернемся. А пока, надеюсь, ты узнаешь побольше о нашем сообществе здесь, на шлюзе Крессида.

– Ох, спасибо, мистер Пангур! – с облегчением воскликнул Мати.

Воробей улыбнулся, но Мати услышал из толпы зрителей негодующее шипение и неодобрительное фырканье.

– Отлично, Мати! – взвыл откуда-то издали Домино, не в силах сдержать восторг.

– Домино! – зашипела его мать, Трильон. – Ты что здесь делаешь?

Пангур подошел к Мати и прошептал так, чтобы его не слышали другие кошки:

– Но будь осторожен! Есть и такие в нашем кругу, кто не согласится с моим решением и будет стараться доказать, что я ошибся.

Когда Воробей и Мати спрыгнули с прилавка, кто-то из кошек закричал:

– Чужак!

– Убирайся туда, откуда пришел!

– Не слушай их, Мати, – сказал Воробей. – Они угомонятся, и все будет в порядке. Ты неплохо справился, парнишка, и я первый думаю, что у тебя все пойдет хорошо.

– Спасибо, – ответил Мати, стараясь не замечать шипения и воя.

«Все будет хорошо, – сказал он себе. – Я не так уж отличаюсь от них, они скоро примут меня в свой круг».

Но тут же Мати с растерянностью вспомнил низкий странный гул, который услышал, стоя на прилавке, и от которого у него заболели лапы. Следуя за Воробьем через толпу кошек, он тосковал по матери, как никогда прежде.

Мифос знал сотни способов стать невидимым. Он без труда мог слиться с окружающим, отводя от себя любопытные взгляды прохожих, спрятаться от всего живого, даже очутившись в самой его гуще. Он был куда более ловким чародеем, чем любой фокусник, мастер скорее обмана, иллюзии, чем магии. Глаза, смотревшие на него, не понимали, что они видят… они просто не видели ничего.

Конечно, Мифос предпочитал темноту, но сейчас он двигался днем, с редкими остановками, используя все возможные укрытия.

Посланец Сюзерена крался через города и вдоль железных дорог, пересекал пустоши и водные потоки, по которым носились шумные моторные лодки. С неустанной решимостью он входил в оливковые рощи и виноградники, – сильный, но быстрый на лапу, под его шагами даже сухие веточки не трещали. Вдоль его пути тысячи скворцов, дремавших на ветках кипарисов, с шумом взлетали в воздух, тревожа небеса биением своих крыльев. Дети просыпались и плакали, приводя в недоумение родителей. Задвижки на ставнях окон открывались сами собой, и ставни распахивались, впуская влажный ветер, как таинственный вздох.