Вместо того чтобы обрадоваться приходу жены или, каким-то иным образом выразить свои положительные эмоции, пациент вдруг изогнулся дугой, затрясся всем телом и ни с того, ни с сего, издал вопль ужаса. Будто увидел он вовсе не свою супругу, а зловещего и страшного монстра.

Реакция больного была настолько неожиданна, а главное, совершенно непредсказуема, что врач, во избежание более серьёзных осложнений, предпочёл развернуть Людмилу Петровну к выходу и скоренько закрыть за ней дверь.

– Василий Иванович, вас что-то беспокоит? – поинтересовался врач, вернувшийся к своему пациенту.

– Почему она здесь? – всё ещё трясущимся голосом переспросил больной.

– Это вполне естественно. Она ваша жена. По-моему, нет ничего удивительного или невероятного в том, что ей, как близкому родственнику был выписан пропуск в палату к «лежачему» пациенту… – пояснил врач, стараясь говорить спокойно и предельно понятно.

– Доктор, скажите: как вас зовут?

– Сергей Михайлович. А в чём, собственно, дело?

– Так вот, Серёжа.… Извини, Михайлович. Дабы не было между нами разногласий. Или, не дай-то Бог, ты принял меня за конченого психопата, я обязан внести кое-какую ясность. Смею официально заверить вас в том, что моя законная супруга погибла девять лет назад.

– То есть, как?.. – ещё не зная, как относиться к словам Василия Ивановича, на всякий случай переспросил врач.

– Мы попали в автокатастрофу. В живых остался лишь я. Вы сами можете в этом убедиться, если отправитесь на Восточное кладбище. Там, в самом начале двадцать девятой аллеи, вы и обнаружите её могилу. Людмилы давно нет, и быть не может.

Уж и не знаю, что за женщина зашла с вами в мою палату: аферистка или привидение. Не спорю, она очень похожая на покойную. Да только у меня к вам будет очень большая просьба, никогда более не пропускать её в отделение.

– Хорошо… – как-то совсем уж легко согласился Сергей Михайлович. – …Сейчас вы примите успокоительное и сможете нормально отдохнуть. Уж поверьте мне, сон лечит. И если не всё, то очень многое.

– Прошу вас: не верьте ей… – не унимался чересчур возбуждённый Василий Иванович, продолжая выкрикивать вслед уходящему из палаты врачу отрывистые фразы. – …Она действительно погибла. Дом наш сгорел. А я, вот уж восемь лет, бездомный и никому не нужный привокзальный бич.

– Что это было? Что с ним? Я ничего не понимаю… – Людмила Петровна поджидала врача в коридоре, у дверей палаты. – …Почему он так кричал?

– Не хотелось бы вас преждевременно огорчать… – озабоченно заговорил Сергей Михайлович. – …Однако боюсь, что состояние вашего мужа не настолько радужное, как мы предполагали первоначально. Честно сказать: с подобным в своей практике я встречаюсь впервые. Возможно, у вашего супруга частичная потеря памяти. Представьте. С полной уверенностью он берётся утверждать, будто бы вы, Людмила Петровна, погибли девять лет назад, якобы, в автомобильной аварии.

– Доктор… – женщина оборвала врача на полуслове, так и не дав закончить начатую мысль. – …А ведь авария, действительно была. Тогда, девять лет назад, в его «Москвич» врезался грузовик с пьяным водителем. Однако меня, в тот злополучный день в машине не было. С утра мы немного повздорили и Василий, психанув, отправился на «нарезку» дачных участков один. Два месяца он провёл в реанимации.

– И какие травмы, если не секрет, он тогда получил? – поинтересовался Сергей Михайлович. Вновь открывшиеся обстоятельства, его чрезвычайно заинтересовали.

– Сложный перелом ноги. Он ведь до сих пор хромает. Перелом двух рёбер и тяжёлое сотрясение… – не задумавшись, ответила женщина. Как сейчас она помнила те дни. Ведь, по сути, Людмила на равных с мужем переносила его страдания. Потому и отложились они так остро и ярко в её памяти.

– Очень хорошо, что вы вспомнили о тех событиях. Не берусь утверждать с абсолютной уверенностью, однако допускаю, что мы столкнулись со скрытыми последствиями того сотрясения, усугубившиеся новой травмой. Одно наложилось на другое и получилось нечто третье. Человеческий мозг, увы, до конца непознан.

Итак, для Людмилы Петровны (как впрочем, и для других родственников) вход в палату Василия Ивановича Угрюмова, был временно закрыт. Однако с данным пациентом в тот день (причём, дважды) удалось встретиться капитану милиции Орлову. Тому самому, что ещё утром сообщил жене пострадавшего о местонахождении последнего.

Первый раз, оперуполномоченный добился пятиминутного посещения сразу после ухода из отделения Людмилы Петровны.

Во время этого предварительного опроса, потерпевший вёл себя довольно уверенно: на вопросы отвечал чётко, и почти не раздумывая. Вот только, в своих ответах он (как показалось тогда Орлову) нёс полнейшую чушь. К примеру, Угрюмов утверждал, будто сбил его электровоз, нёсшийся на полной скорости. Или, что живёт он где придётся и, как правило на вокзале. Основным своим занятиями, вместо работы на заводе, он почему-то назвал промысел пустой стеклотары, попрошайничество и бродяжничество. И вообще, по словам потерпевшего: нет у него ни дома, ни семьи. Кроме того, Угрюмов наотрез отказался писать заявление в милицию, ссылаясь на то, что сам во всём виноват: сам вышел на рельсы и сам же не заметил поезд, потому и претензий ни к кому не имел и не имеет.

По большому счёту, дело о нанесении тяжких телесных повреждений можно было закрывать и никогда более о нём не вспоминать. Однако Орлов был дотошным опером.

Дабы окончательно внести ясность в возникшие противоречия – ради формальности, а может для очищения собственной совести, капитан отправился на завод, где работал потерпевший. После чего, заскочил на вокзал и ещё раз навестил Людмилу Петровну.

Лишь к вечеру Орлов вновь объявился в нейрохирургии. В кабинете завотделением, куда прямиком направился Дмитрий, в аккурат, предметно обсуждался предварительный диагноз и возможные перспективы лечения, доставленного накануне пациента Угрюмого.

Как выяснилось позже, кроме главного и лечащего врачей в том консилиуме принимал участие и специалист из психиатрического отделения, специально приглашённый по данному, конкретному случаю.

С разрешения главврача капитан присел в сторонке и принялся молча слушать диспут медицинских «светил», одновременно пытаясь уловить полезные для себя сведения.

Оперу хватило и десяти минут, чтобы окончательно заблудиться в медицинской терминологии. После чего, он встал из своего укромного уголка.

– Уважаемые эскулапы… – предельно корректно обратился он к присутствующим. – …В ваших мудрёных разговорах, я естественно ни черта не понимаю. Потому, позвольте мне на очень короткое время прервать вашу дискуссию и попросить вас: по-простому. Как говориться, на пальцах пояснить мне кое-какие факты.

– Спорить с сотрудником правоохранительных органов опасно… – усмехнулся главврач. – …Посему излагайте, с чем пришли. Мы все во внимании.

– Сегодня, по горячим следам я собирался быстренько разобраться с делом вашего подопечного. Однако проделав определённый объём работы, я зашёл в определённый тупик. Из которого без вашей помощи мне, похоже, уже не выбраться.

На первый взгляд: всё просто и очевидно. Обычный работяга и примерный семьянин (которых, вокруг миллионы) на протяжении двадцати лет передвигается по одним и тем же маршрутам. Дом – завод, дом – дача, дача – гараж и так далее. Короче, никаких отклонений: ни вправо, ни налево от годами установившегося графика.

Далее, с этим обычным гражданином происходит, опять же, банальное происшествие. Обычное, по крайней мере, для милицейской практике. В наше смутное время подобные случаи происходят сплошь и рядом. В общем, попадает он в больницу с травмой головы. То ли, ударил его кто-то. То ли, на полном ходу выбросил его из электрички. А может, и сам выпрыгнул. Возможно, как утверждает сам потерпевший, задел его проезжавший поезд. Угрюмов был в состоянии алкогольного опьянения, потому и возможна путаница в показаниях. Казалось бы, всё. Дело можно закрывать…