— Ты думаешь, я уже так низко упал, что нуждаюсь в защите? — усмехаюсь я.
— Ты дурак, ты сам ему слова против теперь не скажешь. А если он попробует что-нибудь вякнуть в универе, я ему вот этими руками, — Мальцев на всякий случай показывает мне свои руки, а то вдруг я не пойму, что он имеет в виду, — язык вырву, и мне похер, как он потом своим ядом будет плеваться.
Пашка замолкает на минуту, думает о чём-то, а потом как через силу говорит:
— Хотя, если честно, я не могу тебя в такой роли представить. Как это он — и в активе, он же девчонка. А ты…
— Что я? — мне даже смешно становится от такой детской сейчас обиды Мальцева за моё поруганное достоинство.
— Ну, ты, это ведь ты. Сильный, надёжный, с тобой не страшно, ты всегда руку подашь. Да и вообще.
Я смеюсь, тугая пружина в груди, наконец, разжимается, я вдыхаю полной грудью и спрашиваю Пашку:
— Ты мне, никак, сейчас предложение делаешь?
— Пошёл ты… — Паха тоже ржёт и ещё раз напоминает. — А рожу я ему всё-таки…
— Да понял я, понял, — фыркаю я, поднимая стакан. — Ты просто мой герой, Мальцев.
На протяжении двух дней мы с Пашкой находимся в глубоком запое, поэтому утром понедельника в универ мы практически приползаем, и видок у нас соответствующий.
У входа мы встречаемся с Викой, она смотрит на нас, как на восставших из ада мертвецов, и спрашивает:
— Мальчики, вы с какого сеновала?
Я обнимаю её за плечи и шепчу в ухо:
— Приходи в следующий раз к нам, мы тебе покажем.
Вика смеётся, морщит нос, позволяя себя обнимать. Мы пробираемся сквозь толпу на первом этаже, я не отпускаю Вику, прижимаю её к себе — она сейчас мой маленький островок в бушующем море сомнений, и мне так тепло с ней, что хочется продлить это ощущение ещё немного.
Внезапно Вика чуть ли не падает в мои объятия, кто-то из проходящих мимо нас сильно толкает её в плечо и, не оборачиваясь, идёт дальше.
— Полегче нельзя? — я поворачиваюсь ему вслед, и воздух застревает у меня в горле.
Гордо выпрямив спину по коридору, удаляясь от нас, идёт Фролов, возле самой лестницы он всё же поворачивается к нам, смотрит на меня с выражением высокомерного превосходства и с удовольствием показывает мне средний палец.
Сегодня у нас нет совместных занятий с другими группами, поэтому день проходит в обычном режиме, опасность меня подстерегает только в коридорах, но со мной рядом Мальцев и Вика, поэтому Фролова я даже не наблюдаю в пределах видимости.
Последняя пара заканчивается, Паха тут же срывается к операторам, они ему обещали показать какую-то фишку насчёт монтажа, а Вика, помахав мне рукой, в библиотеку. Я собираю свои вещи, аудитория почти пуста, а спешить мне некуда, можно вообще посидеть тут, полистать учебники и дождаться Мальцева, так что я особо не тороплюсь.
Собрав тетради в рюкзак, я поднимаю глаза, в самых дверях стоит Илья, хмурится, поправляет свои распущенные по плечам волосы, и медленно идёт по направлению ко мне.
— Ты что, опять спелся с Андреевой? — спрашивает он, презрительно щурясь на меня.
— Тебя это как колышет? — вяло огрызаюсь я, встаю и хочу пройти мимо него.
— Постой, — он кладёт мне руку на плечо и виновато заглядывает в лицо. — Больно? — касается пальцами трещинки в уголке рта и легко проводит самыми кончиками по моим губам. — Прости? Я не хотел, чтобы больно.
Я на мгновение замираю под его пальцами, потом скидываю руку со своего плеча и отрывисто бросаю:
— Нахер иди, — быстро спускаюсь по лестнице амфитеатра и выхожу из аудитории.
========== Часть 14 ==========
— Да послушай ты меня, — Илай догоняет меня на выходе и хватает за руку. — Дай мне сказать…
— Сказать? — Я с демонстративным недоумением смотрю на него. — Что сказать? Я тебе что, недососал на днях, повторить хочешь? Я, возможно, тебя разочарую, но ты оказался прав — мне не понравилась твоя реальность. И я тебе не девочка, и чтобы ноги вытирать, ты кого-нибудь другого позови — желающие найдутся, я уверен. Руку убери.
— Нет, не уберу, — Фролов уже с раздражением смотрит на меня, готовясь что-то сказать.
— Нет, уберёшь… — неизвестно откуда вылетает Мальцев и, оттолкнув Илью в сторону, становится между нами.
Пашка сейчас похож на разъярённую наседку, кинувшуюся защищать своего птенца от хищного ястреба. Учитывая то, что Паха ниже меня на голову, сходство скорее комичное, потому что великовозрастный птенец стоит сейчас с глупым видом позади него и не знает, как на это реагировать.
— Ты чего привязался к нему? — шипит Пашка, наступая на Илью. — Тебе что, заняться нечем?
Фролов с лёгким удивлением смотрит на Мальцева и выставляет вперёд ладонь:
— Потише, мамочка, что ты так раскудахтался? Мы поговорим и мирно разойдёмся.
— Слушай ты, голубая фея, — шея у Пашки идёт красными пятнами — явный признак, что он очень нервничает. — У меня сейчас такое желание въебать в твою охеренно прекрасную мордашку, что, боюсь, справиться я с ним не смогу. Так что вали отсюда, пока я не сорвался и не вдарил тебе. И мне уже всё равно будет, какую ты заяву на меня потом накатаешь.
— А ты вдарь, — вдруг предлагает Фролов. — А я пообещаю, что не буду катать никаких заяв. Я, может быть, заслужил, чтобы мне кто-нибудь вдарил.
Пашка, оторопев от такого заявления, замирает на месте, но быстро приходит в себя:
— Короче, мне похер. Если этот дурак, — он кивает на меня, — не может тебе ничего сказать, потому что втрескался в тебя по уши, то я…
— Что сделал?! — полный недоверчивого изумления голос Фролова и негодующего протеста мой сливаются в один, а Пашка, поняв, что сболтнул лишнего, хмурится и бурчит:
— Ничего. Пошли, Егор, — хватает меня за руку и тащит за собой, оставив остолбеневшего Илью стоять посреди коридора.
— Ты совсем офонарел, что ли? — выговариваю я Пахе, спускаясь к университетской парковке. — Ты нахрена такое ляпнул?
— А что не так? — Мальцев смотрит на меня с выражением «простите, я баран». — Ты бы на себя со стороны посмотрел, когда говоришь о нём. Ромео, блядь, недоделанный. Садись давай, — он кивает на мотоцикл. — У меня бабуля сегодня пироги стряпает — наедимся от пуза.
Вздохнув — спорить с Пахой, как водится, бессмысленно — устраиваюсь позади него, всё же толкнув его как следует в спину.
Вечером мы сидим у Пашки, готовясь к семинару по истории кино, позже к нам присоединяется Вика. Просмотрев то, что было необходимо, и нахохотавшись от души во время обсуждения шедевров мирового кинематографа начала двадцатого века, мы уже собираемся расходиться, как тут Вика смотрит на свой телефон, где только что прозвучал сигнал о принятом сообщении, а потом с озабоченным видом обращается ко мне:
— Егор, а ты что, уже с кем-то встречаешься?
— Нет, — отвечаю я, удивлённый таким вопросом.
— Ну, ты, может, просто не в курсе, что ты с кем-то встречаешься, потому что кто-то совершенно в этом уверен.
Я непонимающе смотрю на неё, а она протягивает мне свой телефон. Я читаю поступившее сообщение, и лицо у меня постепенно вытягивается:
«Ещё раз протянешь свои руки к Ветрову, я тебе их вырву с корнем. Отвали от моего парня!»
— Ну нихуя себе, — присвистывает Паха, заглядывая мне через плечо и вслух читая сообщение. — Сообщение анонимное, через сервис, но что-то мне подсказывает, что я знаю, кто адресант.
Вика испытующе смотрит на меня, а я делаю вид, что страшно занят тем, что вот ну прямо сейчас мне что-то в глаза попало, и мне надо это немедленно вытащить.
На следующий день я полон решимости объясниться с Фроловым, потому что его выходки переходят уже все границы. Сообщения на номер Вики шли всю ночь, и накопилось их штук двадцать, не меньше. А это, надо сказать, вовсе не способствовало её хорошему настроению.
Вика идёт рядом со мной и нервно озирается по сторонам:
— Чувствую себя героиней триллера, на которую вот-вот выскочит из-за угла какая-нибудь психопатка и плеснёт в лицо кислотой.
