— Ты что, с ума сошёл, — шипит он мне в ухо, — забыл, что я рассказывал?
— Пидор, значит? — Илай смотрит, прищурившись. — А ты у нас очередной гомофоб? — тут он растягивает губы в змеиной улыбке. — Ну, мы с тобой ещё пообщаемся, сладкий. Я это тебе обещаю.
— Нахер свали, — цежу я сквозь зубы, а он, уже забыв обо мне, поднимается на самый верхний ряд и располагается возле окна, скучающе глядя куда-то вдаль и думая о чем-то своём.
— Ну, ты молодец, — Паха недовольно скривив лицо, выговаривает мне в самое ухо, — совсем дурак, что ли? Ты нахера с ним связываешься? Он злопамятный, он твои слова, озвученные на всю аудиторию, не забудет. Хочешь такого же шоу, как с Михеем?
— Успокойся, — всё ещё кипя от возмущения, огрызаюсь я. — Я не ведусь на пидоров. У меня сейчас по отношению к нему только одно желание — размазать его наглую рожу по бетону.
— Держи свои желания при себе, и не надо вообще никаких действий по отношению к нему предпринимать. А то потом никто там выяснять не будет, что там было, а чего там не было, если Илай заяву на тебя накатает. Ему-то похрен, а тебе зачем такая слава?
— Так, ребята, на сегодня всё, — Пырятин складывает листы лекции в папку. — Скоро я вам озвучу тему совместного проекта, распределим вас по группам, чтобы вы могли себя проявить в командной работе. Сейчас все свободны. Ах, да, — спохватывается препод и смотрит на верхний ряд, — Фролов, я вас убедительно прошу соблюдать официальный стиль в данном учебном заведении.
Илай удивлённо приподнимает брови:
— Ну, если убедительно просите… но тут вопрос — вы просите, потому что вам не нравится, так как не по уставу, или вам так нравится, что вы не можете сосредоточиться на лекции?
— Оставьте, Фролов, вы эти свои инсинуации, — устало машет на него рукой Всеволод Арнольдович и покидает аудиторию.
========== Часть 3 ==========
— Ребята, есть предложение: всем курсом сходить на «Оно», — Паха стоит на скамье и размахивает руками, как зазывала в цирке. — А потом соберёмся и препарируем сей «шедевр» кинематографии покадрово. Как вам идея?
Идея вполне себе, мы часто так делаем. Идём на какой-нибудь фильм, а так как считаем себя уже ничего так специалистами в этой сфере — ну, теорию-то, по крайней мере, нам неплохо выдают — а потом обсуждаем с точки зрения режиссуры, спецэффектов, звука, ну и собственно актёрской игры. А если это у кого-нибудь на квартире, да ещё и под что горячительное, то постепенно вечер переставал быть томным.
— Ну, значит, собираемся сегодня в семь вечера около «Баргузина», деньги сдаём сейчас, чтобы я слетал за билетами, — распоряжается Паха и с довольным видом слезает со скамьи. — Наши ряды, как обычно двенадцатый и тринадцатый.
Последним к Пахе подходит Илай и с царственным видом протягивает ему пятитысячную купюру.
Сегодня он почти похож на человека, и хотя на нём по-прежнему такие узкие джинсы, что, кажется, они вот-вот разойдутся по швам, но торс облегает белая футболка с длинным рукавом, а волосы собраны в хвост. И да, я оказался прав в своих предположениях, сквозь тонкую ткань просвечивает пирсинг на сосках — две маленькие прямые штанги с шариками на концах.
Это видно так хорошо, что хочется потрогать, а как они там держатся, а что он почувствует, если закрутить эту штангу по часовой. Я теряюсь в пространстве и просто тупо пялюсь на грудь Фролова. Успокаивает единственное, что те, кто вокруг меня сейчас, не в меньшей прострации.
Мальцев тоже зависает, а Илай, усмехнувшись с чувством превосходства, спрашивает:
— Это мне тут по ходу деньги с вас брать надо. Что, потекли, девочки? — ещё раз хмыкает. — Сдача-то найдётся?
Я сдерживаю поднимающееся бешенство, а Пашка отсчитывает Илье сдачу сотенными купюрами.
— Откуда у студента такие деньги? — Паха недовольно протягивает ему пачку, а Илай снова снисходительно усмехнувшись, чуть хриплым шёпотом сообщает:
— А это, детка, работать надо. Хочешь научу?
Мальцев, поперхнувшись, кашляет так, что приходится стучать его по спине, потом, сглотнув, отвечает:
— Нет уж, спасибо, мы как-нибудь так, по-простому обойдёмся.
— Ну как хочешь. Моё дело предложить, — Илай равнодушно пожимает плечами и выходит из аудитории.
Согласно традиции, к кинотеатру мы с Пахой подъезжаем за час до назначенного срока и в ожидании сидим в кафе, чтобы как-то убить время.
— Ну вот ты мне скажи, — Мальцев изучающе смотрит на меня, — если бы Илай предложил тебе трахнуть его, ты бы отказался?
— Я бы не только отказался, — твёрдо говорю я, — я бы ему рот оторвал за такие предложения.
— Пиздишь ты, Егора, — убеждённо рубит Пашка. — Потому что это не какой-то там пидорок, на которого и смотреть противно. Это же он. Вот я бы не отказался, да только мне он не предложит.
— Что ты так низко себя ставишь, — мне становится смешно от удручённого вида друга. — Да и вообще я не понимаю, для чего ты всё время педалируешь эту тему.
— Да нет, я просто, — Мальцев подпирает рукой подбородок. — А что он такой красивый, сука? И ведёт себя не так, как должен вести. Геи ведь деклассированные элементы, они себя должны неуверенно в обществе чувствовать. Ну, что не такие, да и вообще все их осуждают. А он ведёт себя так, как будто он один царь и бог, а это мы вне общества, и ему пиздец как противно смотреть на нас.
— Поменьше думай об этом, — я хлопаю друга по плечу. — Хотя, если ты вздумаешь вдруг заделаться пидором, это будет, конечно, пиздец моему мировоззрению — я, возможно, даже уйду в запой на неделю, но обещаю, что буду дружить с тобой, несмотря на все препятствия.
— Скажешь тоже, — начинает ржать Мальцев, — не собираюсь я никем становиться. Я с девушками-то до сих пор неловко себя чувствую, а с парнем так вообще от страха обосрусь.
Ребята постепенно собираются, но кто-то всегда опаздывает, и мы, оставив список тех, кто ещё должен подойти, проходим в зал. Занимаем места, рядом со мной, со стороны прохода, ещё одно свободное кресло — я высматриваю Вику среди входящих и машу ей рукой:
— Сядешь с нами?
Вика улыбается и озадаченно смотрит на подруг:
— Ой, прости, мы уже все вместе договорились сесть. Не обижайся, ладно?
— Ничего страшного. Значит, потом, — я поворачиваюсь к Пахе. — Кого нам судьба подкинет в виде соседа по кинопросмотру?
— А какая, хрен, разница, — зевает Мальцев.
Это всё так предсказуемо. Пашка очень любит ходить в кино, но высидеть до конца сеанс он по каким-то своим особенным причинам не может. Как-то вот не так действует на него волшебная сила искусства — он засыпает посреди самого кровавого фильма ужаса, он засыпает в первом ряду партера в театре, он умудрился даже заснуть на рок-опере «Иисус Христос — суперзвезда».
Неважно что это: цирк, филармония или органный зал в польском костеле — гений Мальцева не знает границ.
Вот и сейчас — фильм ещё не начался, а Паха уже душераздирающе зевает, так, что чуть ли не видны его гланды.
Я с грустью оглядываюсь назад — Вика над чем-то весело смеётся с подругами, уж им-то будет с кем обсудить интересные моменты по ходу фильма. А у меня с одной стороны будет похрапывающий Мальцев, а с другой пустое кресло — да уж, так себе перспективка.
Свет гаснет, по экрану мелькают трейлеры предстоящих показов, а рядом со мной на пустующее место усаживается чьё-то тело. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, кто это, и замираю от неожиданности. На расстоянии пары сантиметров от меня сидит Илай собственной персоной в рваных в хлам джинсах — дебильная мода, скажу вам — сквозь дырки просвечивает кожа, а дырки эти занимают больше места, чем сама ткань. Фролов косится на меня и говорит сквозь зубы:
— Кино не тут показывают, на девяносто градусов ошибся.
Я поворачиваюсь в сторону экрана, глухое раздражение заставляет сжать кулаки.
Спокойствие, только спокойствие, этот гадёныш специально пытается вывести меня из себя — ну, понятно же.
А он разваливается в кресле, широко расставив ноги, что чуть дёрни ногой — и впишешься прямо в его колено.