— Да брось ты, — фыркнул расслабленно наставник. — Повесь на балконе, к утру высохнет.
Когда Конгфоб снова вернулся в комнату, парень успел смешно закутаться в одеяло, оставив снаружи только своё лицо. Увидев это, Сутхилак хихикнул:
— Изображаешь гусеницу?
— Угум, — отвлечённо отозвался тот, подвигаясь и освобождая юноше место.
Некоторое время они молчали, после чего Артит всё с тем же загипнотизированным выражением произнёс:
— Это было…
— Сильно, — закончил за него Конг, и Пи согласно кивнул.
— У тебя случайно не найдётся для меня сменного нижнего белья? — покраснев, спросил Конг после паузы. — Прости, я куплю тебе новую пару, просто сейчас…
— В ящике под кроватью, — глядя в одну точку, прервал его лидер инженеров.
— Спасибо, — сконфуженно пробормотал первокурсник и наклонился.
На несколько секунд перед Артитом предстала его задница, выгодно обтянутая махровым полотенцем, и парень заворожено изучил её, пока Сутхилак копался в вещах.
Когда Нонг выпрямился, выражение на его лице изменилось. В руках помимо тёмно-красных брифов он держал свою шестерёнку и сложенную пополам фотографию.
Ройнапат застыл, наблюдая за тем, как сменяются эмоции в тёмных глазах: непонимание, узнавание, горечь… Но уморённый старший не способен был возмутиться: он знал, что рано или поздно им придётся поговорить об этом.
— Положи на место, — с ленцой в голосе сказал он.
Конг дёрнулся, бросил на него короткий взгляд и вернул вещи в ящик, тут же рывком задвинув его. Звук получился чересчур громким; Нонг нервничал.
— Её зовут Пи’Намтарн, верно? — тихо спросил младший, надевая бельё прямо так — под полотенцем. Почему-то сейчас ему претила одна только мысль, что он может остаться обнажённым перед наставником.
— Да, — глухо отозвался Артит, следя за его действиями. — Не думал, что ты запомнишь.
— Трудно забыть имя девушки, которая разбила моему любимому человеку сердце, — почти прошептал Конгфоб. Он сидел на кровати, спустив на пол тонкие ноги, и горбился, повернувшись к старшекурснику спиной. Очень напряжённой и очень красивой спиной.
Ройнапат горестно выдохнул и откинул голову, устремляя свой взор в потолок.
— Давно хочу выбросить эту фотографию, да рука не поднимается, — признался он после паузы.
Сутхилак напрягся ещё больше, но не обернулся.
— Ты не должен её выбрасывать, — переборов себя, сказал он. — Это часть твоего прошлого.
— Очень болезненная часть.
— Боль тоже стоит того, чтобы её помнить, — наклонил голову Нонг, запуская пальцы в свои влажные волосы.
Артит тут же прикусил язык: и как только он мог не подумать… Для Конгфоба он и есть то самое «болезненное прошлое», ведь в самом начале наставник отверг его. Отверг грубо, по-хамски и очень жестоко.
Возможно, именно эти мысли побудили юношу выпутаться из одеяла и подползти к младшему поближе. Ройнапат протянул было руку, желая коснуться сведённой спины, но одёрнул себя и глухо заговорил, смотря куда-то в сторону:
— Ты меня пару часов назад спрашивал про Pink Floyd. Я именно тогда и начал их слушать. Когда Намтарн стала встречаться с Джеем.
Конг молчал, чутко впитывая каждое его слово, но всё ещё сидел, сгорбившись и уперев лоб в переплетённые пальцы.
— Мне было хреново, — гулко продолжил Артит. — Очень хреново, если быть честным. Я же их и свёл в конечном итоге… Помнится, тогда на телефоне валялась папка — что-то, вроде сборной солянки из самых знаковых альбомов ХХ века. Там нашлась «Стена», и я… Чёрт, — он сглотнул, заставляя себя договорить всё до самого конца. — Оно про такое жуткое одиночество… Крутил её на «реплэе» несколько месяцев. Душу себе всю наизнанку вывернул, но в конечном счёте понял, что мне становится легче. Не знаю, как это вышло. Просто было такое ощущение, что эти ребята за меня уже всё сказали.
Сутхилак наконец-то повернулся: на лице его читалось понимание, и Артит невольно смешался.
— Ты всё ещё её любишь? — тихо и как-то совсем обречённо спросил Конг, на что наставник моментально качнул головой:
— Нет, Конгфоб. Я люблю тебя. И то, чем мы с тобой тут занимаемся, должно было сказать тебе намного больше, чем мои признания.
На этот раз на лице Нонга отразилось такое всепоглощающее раскаянье, что Пи негромко фыркнул:
— Ну чего ты, в самом деле…
— Прости меня, — порывисто обнял его первокурсник, крепко прижав к себе. — Прости, я такой дурак…
— Просто прекрати травить себе душу понапрасну, — пробормотал тот с нежностью в крепкое плечо мальчишки. — Ты же и сам всё знаешь…
— Покажи мне этот альбом! — оторвался вдруг от него парень и посмотрел на старшего горящими глазами. — Покажи её. «Стену».
— Нет, Конг, — решительно ответил Артит. — Не хочу я это вспоминать.
— Но…
— Конг, — с нажимом повторил Ройнапат. — Слышал выражение «блюз просто так не танцуют»? Pink Floyd — это тебе не «Цеппелины». Это личное.
— Почему ты не можешь довериться мне? — с нотками отчаянья в голосе прошептал № 0062. — Почему…
— Дело не в доверии, — смущённо пояснил Пи. — У них что ни песня — то свежевание. Сидишь и чувствуешь, как тебя наизнанку выворачивают, заставляют в такие бездны заглянуть, в какие ты сам сознательно никогда бы в жизни не полез.
Нонг помолчал, мучительно кусая губы, после чего вдруг улыбнулся:
— Но это же не только со страданием связано, верно, Пи’Артит?
Наставник застыл, со страхом подумав, что это просто невозможно. Невозможно, чтобы человек понимал всё настолько без слов…
— Не только, — сипло подтвердил он. — Просто раньше мне не доводилось сравнивать.
— Так давай сравним, — легонько тронул его губы поцелуем младший, успокаивая. — В этом нет ничего страшного, верно? И ты, и я… Это всё впервые.
Несколько секунд лидер инженеров колебался. Он и без того чувствовал себя обнажённым в последние дни, но сейчас Конгфоб предлагал ему обнажить душу, а для подобного нужна была смелость. Юноша осторожно посмотрел на возлюбленного и тихо вздохнул.
О чём это он? Разве кому-нибудь ещё можно довериться в равной степени полностью? Кому, как не Конгу, проклятому номеру 0062?..
Парень протянул руку и взял свой телефон. Он молча пролистал список, нашёл папку «Избранное» в разделе группы и вдел шарики наушников в уши подопечного.
— Просто слушай, — глухо попросил он и нажал на «Play».
В следующую секунду лицо Конгфоба изменилось до неузнаваемости. Он сидел, не смея пошевелиться, молчаливый и напряжённый, с широко распахнутыми глазами, которые смотрели куда-то сквозь Артита, и слушал. Слушал жадно и внимательно, с каким-то необъяснимым восторгом, на грани настоящего испуга, как бывает во время падения с большой высоты, бездумно гладил холодные пальцы своего Пи и вздрагивал, когда рёв гитары становился особенно пронзительным.
В какой-то момент, спустя, быть может, целую вечность, он обратил к Ройнапату своё лицо и одними губами прошептал: «Спасибо».
Артит улыбнулся и первым потянулся за поцелуем.
Должно быть, именно так люди и придумали фразу «стать единым целым». Доселе старший всегда воспринимал её буквально и, как и любой парень — тем паче учащийся на таком строгом техническом факультете, — посмеивался над слащавостью и двусмысленностью заложенного в неё посыла. В картине его мира всё всегда было предельно логично и выверено. Если любишь — женишься, заводишь детей и… И что там ещё приличные люди делают друг с другом? Зарабатываешь деньги, наверное, ворчишь по вечерам, но стоически терпишь, ибо ты — глава, ты — добытчик. Почему-то никто и никогда не говорил ему, что с любимым — по-настоящему любимым — человеком можно разделить не только быт, не только секс и приятные хлопоты. Кто решил, что честно утаивать ото всех эту чудовищную, иррационально сладкую тоску? Тоску по всему человечеству и ни по кому в частности. Тоску, тянущую вперёд, будто под рёбра загнали крюк, — туда, к чужому телу, к чужому дыханию и теплу, к чужой груди, где неистово грохочет сердце, наполненное кипящей кровью…
