Всё верно. Никаких шуток. Обыкновенный отчёт, он сам его требовал…
Телефон завибрировал, отчего юноша вздрогнул, едва не уронив его на асфальт. На экране отобразилось улыбающееся лицо Конгфоба.
— Пи’Артит? Ты получил фотографию?
— Да, — просипел Артит, мысленно обомлев от того, что голос его стал вдруг звучать на тон ниже, и тут же откашлялся: — Выглядит не очень.
— Прости… — почему-то расстроился Нонг.
— В любом случае, если тебе потребуется помощь — зови, — буркнул наставник. — Левой рукой и правда неудобно будет… — он вдруг подавился фразой и с силой зажмурился, осознав, как двусмысленно это прозвучало. Юноша покрепче перехватил конспекты и скрыл за ними пылающее лицо. «Дьявол! — ругнулся про себя парень. — Да что же это такое!»
Но Конг не разделил смущения возлюбленного, по всей видимости просто не найдя никакого подтекста в его словах, и в который раз вздохнул:
— Да, правше это доставляет некоторые неудобства, но я справлюсь. Правда, не переживай. У тебя сегодня много пар?
— Три, — силой воли заставив себя успокоиться, отрапортовал Пи. — Отдыхай, я позвоню, как закончу.
— Спасибо.
Артит уловил мягкие нотки в голосе первокурсника, и мысленно представил, как лицо Конгфоба озаряется его неповторимой, невозможной улыбкой. Уголки губ старшего невольно дрогнули.
— До скорого, Конг.
— Хорошего дня, Пи’Артит.
***
Слова лектора совсем не откладывались в сознании и доносились издалека, словно через плотную ватную пелену. Справа сосредоточенно строчил что-то Прем, высунув от усердия язык. В любое другое время Артит не преминул бы подшутить над другом, который обычно клевал носом на парах, но сегодня мысли главы наставников занимала другая тема. Тема личная, будоражащая и до чёртиков неловкая.
Юноша задумчиво постучал ручкой по парте и перевёл рассеянный взгляд к окну. На улице вовсю светило солнце — уже не такое палящее, как пару часов назад, но всё ещё удушливо жаркое, раскалившее за день воздух до состояния зыбкого марева. Сонно шелестели пожухлыми листьями пальмы, где-то вдалеке оглашали округу звонким стрёкотом неугомонные цикады.
Третья по счёту лекция подходила к концу, и за всё это время ответственный обычно третьекурсник не написал ни строчки. Поначалу он честно пытался сосредоточиться на словах преподавателя, но уже через полчаса понял, что это ему не удастся. То и дело он тянулся к карману джинсов, где лежал телефон, но всякий раз одёргивал себя на середине движения.
Артит не мог понять, почему обыкновенная фотография вызвала в нём такую бурю эмоций. Он ведь и раньше видел Конга раздетым, в конце концов, последний раз был относительно недавно — на церемонии вручения шестерёнок. Да, ситуация в тот день не располагала к фантазиям; признаться, наставник здорово перепугался тогда, да и отношения с младшим больше походили на конфронтацию, нежели на приязнь… Иными словами, всё было по-другому. Месяц назад он даже помыслить не мог о том, что их с Конгфобом противоборство выльется… «Во всё это», — мысленно усмехнулся Артит, после чего нервно облизал губы, в который раз дотронувшись пальцами до кармана.
Сколько бы он ни силился понять, как его угораздило так безбожно влипнуть — не мог. Просто в один момент наставник осознал, что не может оторвать от младшего глаз. Что голову его двадцать четыре часа в сутки занимает только Конгфоб, чью фигуру он неосознанно высматривает средь сотен других во время обедов, прогулок и занятий… Он злился, корил себя, тщетно пытаясь размотать гигантский клубок, в который превратились его эмоции и мысли. Конг тогда с достоинством принял удар, ни разу не упрекнув старшего в малодушии. Сутхилак в принципе знал себе цену, как бы пошло ни звучала эта заезжая фраза в данном контексте. Возможно, именно это и подкупило Артита. Возможно, именно это и явилось для него тем самым «профилактическим пинком под зад», потому как в один момент потеряв с Нонгом связь, юноша не на шутку перепугался.
Именно тогда он заставил себя признаться, что не просто заинтригован дерзким студентом. Он любовался им, любовался с каким-то мазохистским наслаждением, жадно впитывая каждое движение, каждую реплику, готовый в любой момент парировать и заранее зная, что парировать получится не всегда — Конг был достойным оппонентом. А ещё он был красивым. Да, вот так прозаично и буднично — красивым до невероятия, и красота эта отражалась не только во внешности. Прижимистый, остроумный, упрямый, возмутительно наглый Конгфоб притягивал взор, как редкий породистый зверь, заставлял распрямлять плечи и держать осанку. И все эти столь непривычные ощущения, эта фатальная потеря душевного равновесия поначалу неимоверно раздражали. А после… После был другой Конг — нетипично тихий, изображающий холодное каменное изваяние, застывшее от боли. Неправильный Конг. Но от этого не менее восхитительный.
Затем был разговор с Пи’Тамом, и всё вдруг стало кристально чётким и понятным. Накрывшая Артита волна оказалась настолько сокрушающей, что юноша искренне испугался. Все подавляемые до этого желания вдруг вырвались наружу, и остановить эту эмоциональную лавину уже не представлялось возможным. Контрольным выстрелом стало то, что Конгфоб, намного раньше наставника осознавший свои чувства, сдерживаться даже и не собирался. И они, два уже взрослых, в принципе, парня, попросту захлебнулись нежностью — щемящей до ломоты в груди. Артит никак не мог совладать с собой, рядом с Нонгом он перманентно ощущал себя пьяным и бескомпромиссно безмозглым. Как иначе объяснить то, что он всё время ждал от того прикосновений, самостоятельно на них не решаясь? Что реагировал ненормально остро на те вещи, на которые раньше и внимания бы не обратил? Чего стоит эта глупая выходка в столовой из-за Нонг’Пайпаллин…
Воистину, любовь делает из людей идиотов… И это так прекрасно.
Юноша прикрыл глаза, подставляя лицо тёплому ветерку, задувающему из приоткрытого окна. Губы его дрогнули в робкой улыбке.
Любить Конга было невероятно здорово. Тот всегда мог поддержать беседу, проявлял искреннюю заботу, шёл на уступки, его приятно было трогать и, конечно, целовать.
Скулы Артита едва заметно порозовели. Конгфоб целовался… хорошо. И он никогда не признается, что под этим «хорошо» имеется в виду «так, что ноги становятся ватными, а голова пустеет». За последнее время им нечасто удавалось увидеться — слишком загруженным был у обоих график занятий, всё-таки близилась сессия.
Конечно, Артит скучал. Конечно, ему не хватало ставших уже привычными объятий и прикосновений — лёгких, робких, словно Конг всё ещё боится, что его оттолкнут, но держать руки далеко от возлюбленного не может. И конечно, глава наставников жаждал этих чёртовых поцелуев, в чём смог признаться себе лишь недавно. Но, в конце концов, разве это неправильно — хотеть чего-то подобного от человека, в которого влюблён без памяти?
Другое дело, что ни он, ни Нонг не решались поговорить об этом откровенно. Да и надо ли говорить, если и без слов всё понятно?
«А понятно ли?» — задал себе вопрос Артит, чья рука в который раз за последние три часа потянулась к телефону. Он прислушался к ощущениям, пытаясь обозначить хоть каким-нибудь достойным определением то странное волнение, что вызывала в нём мысль о повторном открытии фотографии. Иррациональный стыд смешивался с неоформленным, каким-то первобытным предвкушением, словно парню едва исполнилось пятнадцать, и он прячет от родителей порножурнал, который собирается тайно пролистать, когда все уснут.
Вскоре желание разрослось до таких масштабов, что юноша, мысленно послав всё к чёрту, порывисто вскинул ладонь.
— Да? — отвлёкся лектор, обратив на него внимание.
— Простите, Кхун’Вонграт, — Артит встал и учтиво склонился, сложив руки в «вай», — могу я выйти ненадолго?
— Идите.
Не медля ни секунды, глава инженеров вылетел из аудитории, чем немало озадачил своих товарищей, по всей вероятности решивших, что несчастного парня неслабо скрутило, раз он так энергично дёрнул с места.