Take that heavy metal underneath your hood!
Baby, I could work all night, believe I’ve got the perfect tools!
Talkin’ about love!
Руки Конга всегда были чуткими, но теперь, когда Пи не смотрел на него, а лишь чувствовал, каждое прикосновение отдавалось в разгорячённом теле мелкой дрожью. В то время как мир вокруг заполнился тягучим, томным хард-блюзом, изящные пальцы, которые сам Артит нередко определял как аристократичные, творили с ним что-то невообразимое. Они, казалось, были одновременно везде: очерчивали мышцы крепкой груди, игриво спускались ниже и пересчитывали ступени рёбер — мягко, нежно, на грани щекотки; скользили по рельефному животу, дразняще кружили вокруг пупка и невыносимо медленно следовали ниже — к краю стрейчевых джинсов.
С приоткрытых губ сорвался рваный выдох, и Конгфоб, с затаённым дыханием исследующий податливое светлое тело старшего, улыбнулся. Артит в неярком свете белой лампы был подобен редкой жемчужине, переливающейся на дне океана.
Из наушников старой модели, с выходящими наружу полостями динамиков для большей отдачи басов, доносился нестройный гитарный риф и осиплый, невозможно эротичный голос кричал:
Feather-light suspension, coils just couldn’t hold!
I’m so glad I took a look inside your showroom doors!
Talkin’ about love!
Oh, I can’t stop talkin’ about love!
Конг облизнул пересохшие губы, жадно разглядывая раскинувшегося на постели Пи. Боги, если бы он только знал, насколько сексуальным сейчас выглядит… Длинная шея беззащитно обнажена — словно нарочно, для поцелуя, стройное тело изгибается, стоит лишь немного провести по нему раскрытой ладонью — вот так, от вставших торчком розовых сосков до напрягшегося плоского живота…
— Конг… — со стоном выдыхает Артит, и в глазах Сутхилака на мгновение темнеет.
Нет, он не закончит всё так быстро. Они ведь по-настоящему ещё ничего и не начали…
С этой мыслью юноша наклонился и накрыл сосок губами, мягко обводя твёрдый шарик языком. В ответ на это касание наставника протряхнуло коротким ознобом. Он с силой прикусил нижнюю губу, руки его, до того момента безвольно лежащие вдоль гибкого торса, беспорядочно заметались: пальцы вплелись в волосы младшего и несильно потянули на себя — то ли призывая остановиться, то ли просто потому, что искали хоть какую-нибудь опору.
Песня в наушниках закончилась, голос утих, и на смену ему пришло длинное чувственное соло. Воспользовавшись недолгим замешательством старшего, Сутхилак медленно провёл вдоль подрагивающего живота и как можно осторожнее расстегнул ремень джинсов. Артит, увлечённый ощущениями, не заметил этого, к тому же, Нонг, совершая свои хитрые манипуляции, так и не прекратил томно вылизывать его соски.
Коротко взвизгнула молния, и младший мягко очертил кончиками пальцев контуры налитого члена, скрытого тонкой тканью брифов. Розовая головка почти полностью показалась из-под плотной резинки, и первокурсник усилием воли заставил себя не смотреть в ту сторону — слишком возбуждающим было зрелище.
I’ve been working from seven to eleven every night,
It really makes life a drag, I don’t think that’s right.
I’ve really been the best of fools, I did what I could.
На этот раз голос вокалиста звучал ещё выше, почти сливаясь с тягучим и нескончаемым гитарным соло. Где-то на задворках сознания Конгфоба, слишком погружённого в процесс, чтобы думать о чём-то всерьёз, проскочила мысль, что эта запись — концертная.
‘Cause I love you, baby, how I love you, darling, how I love you, baby, how I love you… girl, little girl.
But baby, since I’ve been loving you, I’m about to lose my worried mind, oh, yeah!
Артит под ним медленно открыл глаза. Он всё ещё не решался посмотреть на Нонга, полностью приняв правила заданной им игры. Перед взором была лишь белая полоска потолка, мягко подсвеченная с одной стороны настольной лампой.
С ним творилось что-то невообразимое. В ушах гремела музыка, а тело, словно не принадлежа ему, чувственно выгибалось, отзываясь на ласки первокурсника как-то особенно чутко и бесстыдно. Краем сознания он отметил, что Конг расстегнул его джинсы и, когда члена коснулись эти невозможно нежные пальцы, юноша дёрнулся — настолько яркими оказались ощущения.
Это было похоже на искусную пытку: едва он переводил дыхание, как ласка возобновлялась в самом неожиданном месте. Парень то и дело неловко двигал руками, словно не знал, куда их пристроить, но совсем скоро, когда его одним движением освободили от джинсов и белья, попросту вцепился ими в простыни, пытаясь побороть смущение и безрассудное желание пошире развести дрожащие колени.
Он чувствовал себя абсолютно беззащитным, каким-то интимно-раскрытым перед взором Нонга, но отчего-то эти мысли только подстёгивали сделать что-нибудь ещё более провокационное и сумасбродное. Быть может, всему виной чёртова музыка — не обычный рок и даже не томный чёрный блюз, но настоящий гимн сексу.
Возможно, именно поэтому Артит вдохнул поглубже и плавно развёл в стороны ноги, тут же стыдливо зажмуриваясь. Он даже думать не хотел, как выглядит сейчас со стороны — нескромный, возбуждённый до предела, с ходящей ходуном грудью…
Но все эти мысли были выбиты из него резко, разом, когда парень ощутил жаркое и влажное прикосновение чужих губ к своему члену.
— Ах! — вырвалось звонко из глотки и слилось с разрывающим перепонки: «Oh yeah! Baby, since i’ve been loving you!».
Творящееся с ним представлялось чем-то сумасшедшим, невероятным, словно в мире вдруг выкрутили на полную катушку все краски, все звуки и запахи. Казалось, Конг специально подгадывает момент, когда трек доходит до апогея — и обнажённые нервы хлещет не только нежданными касаниями, но и срывающимся на хриплый крик голосом вокалиста.
Конгфоб ненадолго прервался, чтобы перевести дыхание, и со стоном сжал свой собственный стояк через ткань форменных брюк. Артит, так ни разу и не посмотревший на него, не догадывался, что теперь, не имея возможности слышать самого себя за шумом музыки, издаёт просто сногсшибательные звуки. Он даже дышал на порядок громче, чем обычно, и каждый вдох его, иногда переходящий в стон, обдавал взвинченного до предела Конга жаркой волной.
Юноша мотнул головой, призывая себя к терпению. Сегодня он планировал отыграться по полной, и ничто не заставит его сойти с намеченного пути, тем более, когда цель так близка… Он сглотнул, опустив глаза на обнажённое тело: первокурсник почти не помнил, когда успел полностью раздеть старшего. Но мог сказать с уверенностью: то, что он видел перед собой, было одним из самых восхитительных зрелищ на земле.
Белая, словно благородный фарфор, кожа выделялась на фоне тёмного белья призрачным пятном. Изящная талия, по-мальчишески узкие бёдра и длинные, удивительно стройные ноги с трогательными острыми коленками… Артит был настоящим произведением искусства, и Конгфоб на мгновение замер, стараясь запомнить эту картину — бледные пальцы, вцепившиеся в простынь, комкающие тёмно-серую ткань; подрагивающий от напряжения живот с капелькой пота, скользящей вниз вдоль мягко очерченных кубиков пресса, и порозовевший от прилившей крови, покрытый голубоватыми венами член, упруго пульсирующий от возбуждения…
Смотреть и дальше стало просто невыносимым, и младший плавно наклонился, на пробу касаясь губами алой головки. Артит вскинулся, едва не впечатав своё острое колено в пах Нонга, но тот успел придержать его за бёдра. Мысленно пожелав себе удачи, он сомкнул губы и медленно втянул в рот горячую плоть. То, как отозвался на это старший, прошило Конга разрядом тока: Ройнапат прогнулся в пояснице и выдохнул с коротким стоном что-то между «боже мой» и «твою мать», после чего на ощупь вцепился пальцами в плечо первокурсника, так и не подняв головы.
