Кеншину не нравилась эта идея, но она позволила мужчинам здесь рассматривать его как что-то несущественное и заставляла их игнорировать его сходство с самой известной страшилкой Киото. Так что он отчаянно пытался не допустить, чтобы привычная фамильярность Макото вывела его из себя.
К сожалению, саке, которое им предлагали, кажется, не заканчивалось, и Макото с энтузиазмом пользовался возможностью бесплатно выпить. Учитывая компанию, Кеншин не мог отказаться от выпивки, не оскорбив хозяина. Он старался пить медленно, крошечными глотками. И что с того, что люди думали, что он странный и женственный?
Он не собирался напиваться в столь непредсказуемой ситуации. Это, конечно, не сильно помогало, поскольку прошли годы с тех пор, как он последний раз напивался, к тому же из всех людей на вечеринке он был самым маленьким.
Малопьющий, как насмешливо заявил Макото, когда он оправдывал свое неспешное питье.
– Скажите, хорошенький маленький друг Макото… как ваше имя? Я плохо его расслышал, – спросил Танака с доброжелательной улыбкой на лице.
Сердце Кеншина екнуло. Это был первый раз, когда его спрашивали напрямую, и он не мог отказаться от ответа. Что ему сказать? Среди повстанцев хитокири Баттосай был известен как Химура Баттосай. Хм, да…
Пытаясь улыбнуться, он тихо прошептал:
– Сего недостойного зовут Кеншин, вот что.
– Кеншин? Как «преданность»? Хорошее имя. Подходит вам. – Танака рассеянно сделал еще один глоток саке. – Скажите, вы тоже сражаетесь за общее дело? Потому что, клянусь, я видел вас где-то, но хоть убейте, не помню, где.
– Оро… – Кеншин напрягся. – Ну, хм… сей недостойный много работает телохранителем, вот что. Легкая работа, в основном ждать и выглядеть шикарно. Господин Танака мог видеть сего недостойного во время этой работы, вот что, – объяснил он, пытаясь отвлечь внимание. Последнее, что ему было нужно, это быть узнанным и вынужденным сражаться, так что чем меньше эти люди будут думать об этом, тем лучше.
– Выглядеть шикарно? – Танака испустил насмешливый смешок. – Видел я таких маленьких хорошеньких штучек, как вы. А если вы еще можете использовать эту зубочистку как меч, это, вероятно, срабатывает как эффект неожиданности.
Кеншин старался продолжать улыбаться и не дать своему растущему раздражению прорваться наружу. Выражение его лица, вероятно, было ужасно фальшивым, но…
– О, Танака, заткнись. Милашка чертовски хорошо владеет мечом. Его просто ужасно перегружают работой в нашем подразделении. Хотя это глупо. Я мог бы сделать большую часть той работы, которой грузят милашку. Это очень несправедливо, что начальники дают одним больше работы, чем другим, как считаете? Мы получили этого хорька в качестве начальника, и он очень любит усложнять нашу жизнь. Он постоянно гоняет нас, и нам редко удается отдохнуть. Можете представить, каково иметь такого начальника?
К счастью, вмешательства Макото оказалось достаточно, чтобы привлечь внимание Танаки к любимому занятию всех солдат – обсуждению начальства. Самурай из Сацумы охотно заглотил наживку, и разговор перешел в другое русло, мало нуждаясь в участии Кеншина, за исключением нескольких кивков и согласного или несогласного мычания время от времени.
Однако слушая и наблюдая, как разворачивается разговор, Кеншин начал медленно понимать кое-что о Макото. Независимо от того, насколько грубым, несдержанным и громким был весельчак, он не был глупым. На самом деле как раз наоборот.
Всякий раз, когда люди пытались втянуть Кеншина в разговор или спросить о чем-то, а он не знал, как ответить, Макото вмешивался и прерывал их, отвлекая и направляя разговор в другое русло.
Словно… все драматические и громкие действия Макото были не чем иным, как игрой. Кеншин просто до сих пор этого не понимал.
Конечно, большая часть этого театра одного актера была подлинной. Никто не может так симулировать всю личность, тем более так последовательно и в течение такого долгого времени. Но это было похоже на манеру Ито-сана. Он так тонко смешивал ложь и полуправду, что люди не понимали, где заканчивалась ложь и начиналась правда.
Нахмурившись, Кеншин посмотрел на Хидеёси, который с улыбкой наблюдал за представлением Макото. Он, по всей видимости, был единственным, кто мог видеть, где Макото начинает действовать по правде, где начинается удобная ложь, и что является подлинным. Очень похоже на то, когда Кеншин и Ито-сан были захвачены теми новичками из Мимаваригуми, и Кеншин был единственным, кто мог уловить истину в речах Ито-сана.
Но здесь и сейчас – честно говоря, даже в их подразделении – все, что люди видели в Макото, это громкого и наглого молодого человека, за чьим возмутительным поведением было интересно наблюдать. Они воспринимали его как безобидного дурачка, а не того, от кого следует держаться подальше, и это позволяло Макото идти куда угодно, разговаривать с кем угодно, даже с теми, до кого ему не было никакого дела. И Хидеёси говорил, что именно Макото обманом протащил его в повстанческие войска, несмотря на то, что он не был самураем.
Кеншин прикусил изнутри щеку. Не это ли предлагала леди Икумацу, чтобы безопасно выходить в город?
Именно… не так ли?
Если посмотреть на все происходящее с этой точки зрения, действия Макото завораживали. Самураи, которых он обыгрывал, отбирая с трудом заработанные деньги с помощью своей возмутительной удачливости, были из Сацумы. И неважно, что Макото и Хидеёси были родом из Аки, они присоединились к силам Чоушуу. По здравому смыслу и логике это должно было стать причиной проблем. И вдобавок Макото и Хидеёси втянули в эту авантюру Кеншина, что само по себе было примечательным. Но здесь никто не обратил внимание на очевидные вещи. Сацумцы должны были иметь на них зуб, хотя бы по ассоциации. Но нет. Вместо этого они весело приняли их на своей вечеринке, делились выпивкой и едой с тремя незнакомцами, не задавая никаких вопросов.
Однако Кеншин был не уверен, что сможет делать так же, как Макото. Он просто не был таким… открытым. Говорить легко, по первой мысли, не задумываясь о весе каждого слова? Для него вещь невозможная. Но это и не главное, верно?
Суть действий Макото в том, чтобы быть громогласным, и, следовательно, невидимым. Если бы Кеншин научился делать что-то подобное, если мог заставить это работать на него, это бы решило многие его проблемы. Так что Кеншин оторвался от своих раздумий и, впервые до настоящего времени, обратил серьезное внимание на весельчака.
– …но самое уморительное, что я когда-либо видел, это когда Баттосай искупал в реке целый отряд Шинсенгуми. Я имею в виду, все знают, что он сделал этот прием целым искусством: пара быстрых, как молния, взмахов, и бум! Мост распадается на части, и все, кто на нем был, принимают освежающую ванну! Но черт побери, когда я увидел это собственными глазами, это было просто… прекрасно! Этот момент я буду хранить в памяти до самой моей смерти! Видите ли, поступая таким образом, Баттосай заставил целый отряд объяснять свой провал командирам. Я имею в виду, я бы предпочел убить их всех, на самом деле, но с другой стороны… унизить их таким образом еще лучше! – На протяжении всей истории Макото размахивал руками, и его медово-карие глаза искрились весельем.
Кеншин напрягся. Что, черт возьми, делает Макото? Нет худшей темы для разговора!
– По правде, я не стану утверждать, что меня сильно заботит Чоушуу и их излишне оцененный убийца, – сказал Танака. – Я пробыл в столице достаточно долгое время, и ни разу даже мельком не видел этого легендарного хитокири. Держу пари, слухи о нем сильно преувеличены.
– О, не знаю, – Макото усмехнулся. – Я видел Баттосая. Эй, не смотри на меня так. Я на самом деле видел его, и этот парень… черт, как он сражается. Он так быстр, что его движения невозможно увидеть. В один момент он здесь, а в другой уже на другой стороне улицы, и дюжина парней мертва. Я не знаю, как он это делает, но это поразительно. Многое бы я отдал, чтобы узнать, как делать то же самое, – проворчал Макото, а в следующую секунду воскликнул: – ага, я снова выиграл! Платите, хвастуны!
