Солнце ярко светило в безоблачном небе. Кеншин закрыл глаза и вдохнул прохладный зимний воздух. Какое прекрасное утро.
– Новая эра, о которой сей недостойный мечтал, она на самом деле близко, потому что Сёгун ушел из власти. – Кеншин остановился, пытаясь облечь путающиеся мысли в слова. – Но, однако… это странно. Все меняется. Да, это так. Сей недостойный бывает на собраниях, слушает выступления людей, находящихся у власти. Но когда выходит на улицы и слушает людей… кажется, ничего не изменилось.
Когда он впервые услышал об отставке сёгуна, то почувствовал подъем и надежду. Теперь же, следуя за Кацурой-саном повсюду и наблюдая за людьми, с которыми его лидер вел переговоры и споры, он понимал, что не все так просто.
Официальная отставка Сёгуна Ёсинобу оставила во власти некий вакуум в высших эшелонах чиновничества Бакуфу, состоявших из провинциальных князей, но семья Токугава пока еще весьма значительно влияла на каждый указ, каждый закон, каждое принимаемое решение. Кацура-сан был осведомлен об этом и высказал мнение, что революция не закончится, пока правительство не будет полностью реорганизовано и высшая власть не вернется к Императору.
Так что сейчас повстанцы пытались решить вопрос с политическим рычагом. Если это не срабатывало, появлялись слухи, что верхушку Ишин Шиши нужно уговорить применить силу. Были также разговоры о том, чтобы еще раз попытаться захватить Императорский дворец.
Кеншин не мог сказать, что увлекся этой идеей. Он слишком хорошо помнил, как плохо это стремление закончилось в прошлый раз.
Кацура-сан был с ним согласен и, вместе с Сакамото-саном, твердо настаивал на более мирной тактике. Однако неприятная правда заключалась в том, что никто не мог знать точно, как долго продлятся эти политические игры, и повстанцы теряли терпение.
– Последнее, чего бы хотел сей недостойный, это усиления кровопролития, но в то же время… страшно ждать, что все станет еще хуже, – размышлял Кеншин вслух. Мгновенная мысль пронеслась в голове, и он прикусил щеку изнутри, прежде чем твердо покачать головой. – Нет. Сей недостойный обещал продолжать борьбу до тех пор, пока все не закончится, и он будет продолжать. Скоро, уже скоро все закончится, и тогда сей недостойный сможет оставить убийства.
– Но что ему делать после? – Вопрос осел горечью на языке. – Он помнит обещание, что дал тебе, что найдет способ защитить счастье простых людей, не убивая. Но как ему это сделать? Он не знает ничего, кроме меча, и… он запятнан и сломлен. И устал.
Он потеребил потертый рукав. Ему нужно купить новое кимоно. Легкомысленное лиловое, что ему подарила леди Икумацу, уже совсем износилось. Однако было что-то приятное в этой одежде, теперь, когда он привык к ней. Эти яркие цвета разительно отличались от его рабочего одеяния, и уже за одно это Кеншин любил это кимоно. Но также он заметил, что когда надевал его, люди не относились к нему всерьез, а вместо этого воспринимали как обычного молодого человека на улицах города. Иногда иллюзия была настолько велика, что даже он сам забывал, что он кровавый убийца.
– Было довольно трудно улизнуть от Макото и Хидеёси и прийти сюда одному. Эти двое… Сей недостойный не знает, что и думать о них, вот что. Они настаивают на том, чтобы находиться рядом, даже во время работы. Ни один из них не боится его, и это… что ж, это хорошо, вот что. Может, это означает, что сей недостойный не так опасен, как о нем говорят слухи?
Еще одна мысль пришла в голову. Румянец смущения окрасил его щеки, но он все равно рассказал ей об этом.
– На самом деле, что-то не так с Макото, вот что. Нет другого пути для этого человека, кроме как быть таким… таким… ненормальным!
Он покусал губы, раздумывая над тем, как это звучало. В конце концов, она была дамой. Она бы точно не одобрила подобной вульгарности Макото. Но в то же время она сама поощряла его быть с ней откровенным и делиться всеми своими тревогами.
– Хм… ну, на прошлой неделе Макото попытался, хм… он попытался дотронуться снова. Он делает это достаточно часто, так что это не то, о чем следует шуметь, вот что. Но в этот раз он сделал это по-другому… на этот раз по бедру…
И что еще хуже, Макото сделал это лениво, походя.
Может, поэтому Кеншин и удивился так. Он не ожидал. Он просто проходил мимо Макото, и весельчак провел рукой от бока до бедра, вплоть до паха, медленно, словно смакуя. Конечно, Кеншин был возмущен и гневно прошипел что-то в адрес этого идиота, но дело в том, что…
– Это было так странно, вот что. Сей недостойный понимает, что это было наглым и грубым жестом, словно неотесанный мужлан облапал дешевую юдзё в самом захудалом углу Шимабары. Это должно быть отвратительным и вызывать дрожь во всем теле, но… не вызвало… – Он закусил губу, прежде чем поспешно исправиться. – Не больше, чем любое другое прикосновение, которым весельчак одаривает сего недостойного. Не то чтобы ему понравилось, конечно, нет, но все же это прикосновение должно было ощущаться по-другому, нежели чем прикосновение к руке, плечу или спине. Сей недостойный хотел бы ненавидеть весельчака за это, быть расстроенным тем, что Макото постоянно распускает руки, но нет, его это не расстроило, не больше, чем все остальное, что делает этот глупец.
Даже произнесенные вслух, слова об инциденте и его чувствах не обрели смысла.
– Быть так близко к людям уже не так сложно, как раньше, – признался Кеншин. – Повседневные касания других людей в гостинице, случайные прикосновения незнакомцев на улице, они уже не столь отталкивающие, какими имели обыкновение быть. Сей недостойный больше не паникует. Руки Макото так часто тянутся в сторону сего недостойного, что он привык к ним, вот что.
И как ни неловко было это признавать, но это была правда. В некотором смысле, это было даже хорошо. Даже он смог это понять, потому что в последний раз, когда они играли в кости, и Фудзивара-сан хлопнул его по спине, чтобы поздравить с победой над Макото, он не уклонился от прикосновений другого человека, а наоборот, почувствовал себя лучше. Он ощутил себя принятым, как еще один человек в их группе, а не безумный убийца на грани сумасшествия, от присутствия которого все страдают.
А иногда казалось, что и остальные люди в гостинице начинают это понимать.
– Но чаще всего сей недостойный разговаривает с Хидеёси. С ним просто проводить время. В отличие от весельчака он не извергает никаких грубостей в каждом предложении, не пытается касаться или что-то в этом роде. Он просто рядом. Просто есть. Слушает, пытается понять. Кажется, что если сему недостойному будет нужен настоящий друг, Хидеёси мог бы им стать. – Кеншин фыркнул. – Конечно, куда бы ни пошел Хидеёси, Макото следует за ним, так что это спорный вопрос.
А еще был тот факт, что Кеншин никак не мог понять, почему Хидеёси, похоже, не против возмутительного поведения Макото. Почему сумасшедшие выходки этого идиота его не раздражают? Не выводят из себя? Не расстраивают?
На все случаи откровенного флирта, затянувшиеся взгляды на посторонних людей обоего пола, грубости, которые Макото произносил, даже не останавливаясь, чтобы убедиться, что его никто не слышит… на все это Хидеёси редко, если вообще когда-либо, реагировал. Несмотря на то, что у Кеншина с Хидеёси образовалось что-то вроде дружбы, уравновешенный и спокойный юноша только тогда вставал между ним и Макото, когда Кеншин действительно расстраивался.
Да.
Кеншин моргнул, и кусочки головоломки встали на место.
– Или, может быть… Хидеёси не думает, что Макото вредит кому-то своими сумасшедшими выходками, и останавливает его только тогда, когда становится очевидным, что Макото зашел слишком далеко? Может так быть, не так ли?
От этой мысли ему стало немного лучше. Хотя он на самом деле до сих пор не понимал мотивов этой столь разнохарактерной пары, три месяца спустя после их первой, ужасно неловкой встречи, даже он не мог отрицать, что они дали ему что-то, к чему можно было вернуться после ночей его ужасной работы. Хотя и произошло это довольно поздно.
