– Макото-сан, сей недостойный не заинтересован в отношениях ни с кем. Вообще.

– Что? Ни с кем? Вообще? Что, черт побери, с тобой? – Макото был несказанно удивлен. Он сделал глубокий вдох, словно собирался продолжать свою болтовню, но вдруг вместо того, чтобы начать, сглотнул и ударил себя по щеке. – Нет! Я не позволю тебе снова отвлечь меня! Я хотел попросить тебя о чем-то важном! Не то чтобы стремление к твоей любви было неважным для меня, но… Ах, я о Хидеёси.

Кеншин поднял голову, заморгав как сова. Макото, веселый непочтительный Макото, стоял сейчас прямо, как ружейный шомпол, избегая его взгляда и сжимая руки в кулаки. Он снова делал глубокий вдох, а потом затараторил:

– Хидеёси первый раз убил сегодня ночью, и теперь он со мной не разговаривает! Он даже не хочет находиться рядом со мной! Я не знаю, что с этим делать! Я имею в виду, что никогда не имел шанса убить кого-нибудь их этих собак Бакуфу, так что откуда мне знать, что сказать ему? Но потом я вспомнил, что из всех людей, которые здесь находятся, Хидеёси любит тебя. И ты знаешь все об убийствах. Я имею в виду, что ты стал практически легендарным из-за того количества людей, которых убил, и своей ледяной выдержки на работе. Так что на самом деле нет никого, кто бы лучше всего рассказал Хидеёси о том, какая чушь его ненужный драматизм, и встряхнуть его. Кроме того, я сегодня хотел пойти в город, но не хочу идти один, так что…

Кеншин так и сел там, где стоял, пытаясь разобраться в тираде Макото, но потерпел оглушительную неудачу. Этот идиот ссылается на миссию по охране, на которую их отправили прошлой ночью?

Прошлой ночью… их отряду и двум другим было поручено охранять важное совещание между Сайго-саном, Кацурой-саном и Сакамото-саном, которое проводилось в поместье Сузу-я, но отряды Айдзу устроили на них засаду. На раннем этапе схватки Кеншину пришлось иметь дело с хитокири из Айдзу, так что он потратил довольно много времени, чтобы разделаться с ним в бамбуковой роще, окружавшей усадьбу. Ему не удалось увидеть, как остальные справились со своими схватками, но, судя по всему, все закончилось вполне благополучно. Повстанцы потеряли только пятерых – двоих убитыми и троих ранеными – и ни одного из их отряда.

Хидеёси убил кого-то и плохо это перенес?

Кеншин нахмурился, пытаясь вспомнить. Когда произошло его первое убийство? Это должно было быть довольно давно, когда он не был настолько нечувствительным, что убивал легко. Память раздражающе напомнила: самураи и горящая деревня, и защита кого-то. Кеншин потер лоб, пытаясь вспомнить. Это было так давно. Сколько ему было? Одиннадцать? Да, что-то около того.

Это слишком… рано.

Как он отвратителен! Даже будучи ребенком, он уже был убийцей!

Чья-то рука схватила его за плечо.

– Эй, милашка! Ты здесь или нет? Я просил тебя…

Дрожь пробежала по позвоночнику, и Кеншин распахнул глаза. Макото прикасался к нему! Он с шипением отпрянул назад.

– Не трогай меня!

– Хорошо-хорошо! О боже, успокойся! – Макото поднял руки в знак капитуляции. – Я не буду трогать тебя. – Он усмехнулся. – По крайней мере, пока ты сам не захочешь.

Кеншин сделал глубокий вдох и закрыл лицо руками, пряча глаза и румянец смущения, заливший щеки. О боги! Неужели он настолько сломлен, что простое прикосновение или шаг в его сторону так сильно действует на него?

Он покачал головой. Это не имеет значения. Просто еще одна сумасшедшая история, которая с ним произошла, и ничего больше.

– Что вы хотите, чтобы сей недостойный сделал? – спросил он, сдаваясь. Он не хотел, чтобы Макото заострял внимание на его глупом поведении. Последнее, что ему нужно, чтобы его проблемы стали известны остальным повстанцам, а весельчак нисколько не фильтровал то, что говорил всем подряд.

– Я подумал, что ты мог бы поговорить с Хидеёси, помочь ему преодолеть его печаль, – сообщил ему Макото. – Это просто убивает меня. Что такого особенного случилось? Мы сражаемся за революцию, так ведь? Убийства должны быть данностью для всех нас.

Слушая эти логические выкладки, Кеншин не удивился тому, что Хидеёси не захотел говорить с Макото, и сам того не желая, наклонил голову.

– О! Здорово! Спасибо! – Макото был в восторге. – Я обещаю, что прощу тебя за то, что ты обыграл меня в кости, если ты поможешь моему другу! – А потом, ни о чем не задумываясь, он весело убежал.

Какого черта? Кто, дьявол побери, может говорить такие вещи с таким бесстрастным лицом? Как этот идиот всегда раздражает его, заставляя чувствовать себя так неловко и неуютно. Кеншин смотрел ему вслед совершенно смущенный.

А потом его настигло осознание.

О нет!

Он уткнулся лицом в сгиб руки. Ему хотелось кричать и плакать. Он сделает все, все, что угодно, только бы вернуть назад последние две минуты своей жизни и не обещать того, что он, видимо, только что обещал.

Хидеёси был во дворе. Он сидел на крыльце и глядел в пустоту. Он выглядел так, что сразу становилось понятно, что ему не нужна компания или пустые разговоры. Его ки ощущалась слабой, но нестабильной, сигнализируя о том, что что-то темное творится на душе у этого человека.

Кеншин был знаком с таким настроением. Так он чувствовал себя довольно часто. Но что он знал о разговорах с людьми или, тем более, о способах ободрить их?

Абсолютно ничего.

К тому же он познакомился с Хидеёси всего две недели назад. Он почти ничего не знал о нем или о его жизненных обстоятельствах. Однако даже ему было понятно, что с Хидеёси что-то не так. Эта задумчивость, угрюмый взгляд… это было так непохоже на сильного, надежного Хидеёси.

Может, нашелся бы кто-то более способный, чтобы взять на себя эту задачу? Но никто не знал этих новобранцев особенно хорошо. Странная парочка проводила время исключительно с ним. Ну, они больше доводили его до точки кипения, но…

Он пообещал помочь.

И, к тому же, даже если Кеншин ничего не понимал в разговорах с людьми, он был абсолютно уверен, что Макото еще меньше подходил на эту роль. Так что он вышел из дверей, откуда наблюдал за Хидеёси, и присел неподалеку от него.

Оперевшись на колени, Кеншин уставился в траву, пытаясь придумать, что ему сказать.

Хидеёси опередил его.

– Выражение его лица расстраивает меня больше всего, – сказал он низким рычащим тоном. – Знаешь, он побеждал. Усмехался, потому что был уверен в победе, а потом посмотрел вниз и увидел меч, торчащий из груди. Он выронил свою катану и попытался схватить мой клинок. Я не знаю, зачем. А потом он понял, что уже мертв. Он знал, что назад дороги нет. Его охватил страх, и его глаза… они были такими безнадежными…

Кеншин закрыл глаза и тихо выдохнул. Он точно знал, о чем говорит Хидеёси. Он тоже ненавидел этот взгляд. Но в его случае его противники погружались в пучину отчаяния в ту секунду, когда видели его волосы, его шрам, и слышали, как их товарищи шептали слово «Баттосай».

Он не знал, что делать со своими руками. Его пальцы дрожали от необходимости схватиться за что-нибудь, направить куда-то свою нервную энергию. Мечи были на поясе, слишком высоко, так что он принялся теребить рукав.

– Это не станет легче, – сказал он наконец. – Если же станет… значит, с тобой что-то не так.

Это была правда. Никто не должен был быть способен убивать как он, холодно и бесстрастно. Словно это так легко.

– Убивать людей необходимо. Чтобы революция стала успешной, чтобы мы смогли построить новый мир. Жизни наших врагов – это жертвы, принесенные ради этого дела. Но они тоже люди, и мы никогда не должны забывать об этом. – Кеншин пытался облечь свои беспорядочные мысли в слова. – Кендзюцу это искусство убивать, несмотря ни на что. Так что пока ты борешься за свои убеждения, по достойной причине… можно научиться терпеть боль, которую приносит меч, вот что.

– Не думаю, что я смогу, – прошептал Хидеёси, и его голос сорвался.

Ссутулившись, чтобы стать меньше, Кеншин ожесточенно сжал ткань рукава. Какой из него помощник! Он только делает все хуже!