Ситуация в фуро была странной, но в том не было вины Макото. Юноша просто был в восторге и его любопытство зашло слишком далеко, а Кеншин почувствовал себя загнанным в ловушку. Вопрос о шраме просто выбил его из колеи, в результате чего плохие воспоминания всплыли на поверхность и стали причиной его срыва.
– Это не вина Макото-сана, вот что. Не нужно извинений, – пробормотал Кеншин. Кинув скорбный взгляд на недоеденную еду, он схватил катану и поднялся, чтобы уйти. Не было никакой возможности закончить ужин.
Он едва вышел из столовой, как понял, что странная парочка идет за ним. Зачем? Разве они не получили того, чего хотели? Ради бога, что им еще от него нужно? Повернувшись на пятках, Кеншин выжидательно поднял бровь, приглашая их сказать, что им нужно и покончить с этим.
– Химура-сан… – начал Хидеёси.
На шаг позади него нерешительно топтался Макото… а, конечно, с ощутимым намеком на страх.
Внезапно Кеншин почувствовал, как смертельно устал от всего этого. Он был измучен. День прошел ужасно от начала и до конца, и улучшения не предвиделось. Зная привычки Накамуры, он мог предположить, что у него есть всего пара часов, чтобы подремать, прежде чем этот ублюдок снова загрузит его работой на всю ночь. Кеншин устало вздохнул и отвернулся.
– Вы двое видимо не знаете, что сей недостойный является убийцей. Убийцей, хитокири Баттосаем.
– Знаем.
Кеншин удивленно повернулся. Хидеёси встретил его недоверчивый взгляд торжественным поклоном, без тени страха в глазах.
– Я знал, кто вы такой, в тот момент, как увидел, – сокрушенно признался Хидеёси и поманил своего друга. – А вот этот болван ничего не понял, пока вы не умчались.
– Не говори за меня, Хидеёси, – запротестовал Макото. – Я заметил, я понял, просто у меня не было времени думать о каких-то дурацких слухах о хитокири, потому что я был слишком занят, думая о…
– Заткнись, Макото, – оборвал его Хидеёси со сдерживаемой улыбкой.
Кеншин почти позавидовал тому, как эти двое говорят друг с другом, той ясной связи, которую они демонстрировали. При всем их различии, Хидеёси и Макото, казалось, были не разлей вода. Но какое им дело до него? Они уже извинились, так чего еще они хотят?
– Ах, хм… то есть… если вы все знаете… тогда почему вы преследуете сего недостойного?
– Честно? – Хидеёси пожал плечами. – Вы выглядите так, словно вам нужен друг. Кроме того, было бы неплохо найти кого-нибудь нашего возраста, чтобы приятно провести время. Становится тяжело одному выносить выходки Макото, если вы понимаете, что я имею в виду. – Юноша улыбнулся и шагнул вперед. – Кроме того, вы все здесь знаете, так что могли бы просветить нас.
Кеншин отступил на полшага назад, ошеломленный и почти испуганный. Хидеёси и Макото хотят с ним подружиться? Даже зная, кто он такой? Что, черт побери, с этими ребятами? У него не было друзей… никогда! За исключением некоторых коротких знакомств, да и те нетрудно сосчитать. Он не умел дружить! Последний человек, который стал ему близок, была она, и посмотрите, чем это закончилось!
Нет, нет…
– Нет, – выдохнул Кеншин.
Он сеял вокруг смерть и разрушение. Все, о ком он когда-нибудь заботился, пострадали, так или иначе.
Хидеёси выглядел встревоженным, но дальше не пошел, просто подняв руки в жесте примирения.
– Нет, потому что вы не хотите тратить на нас время? Или нет из-за чего-то другого?
– Эм… о… Сей недостойный… он просто не может. Вот и все.
– Знаете, для человека, который хочет, чтобы его оставили в покое, вы не кажетесь слишком уверенным.
– Эм… о… – Кеншин опять начал заикаться, стараясь подобрать слова, но опять потерпел неудачу. Он покачал головой и поднял глаза, чтобы встретиться с понимающим взглядом Хидеёси и его легкой доброжелательной улыбкой.
– Вы такой милый! – Макото вдруг оказался прямо перед Кеншином, снова вторгнувшись в его личное пространство. Он был так близко, что Кеншин не видел ничего, кроме его медово-карих глаз. А затем внезапно они распахнулись в узнавании. – Это был ты! – Макото обернулся. – Хидеёси! – Он показал на Кеншина и возбужденно закричал. – Он не соврал! У него нет сестры, это был он сам! Химура и был той красоткой, которая сразила меня несколько дней назад! Я не могу забыть эти глаза!
– А? – Хидеёси ошеломленно заморгал.
О нет, этого не может быть. Это просто невозможно. Никоим образом… Кеншин отвел глаза, чувствуя, как краска заливает щеки.
– Химура-сан… в фиолетовом кимоно, с высокой прической, с ведерком ирисов?
– Да! Это должен быть он! – Макото размахивал руками, с энтузиазмом жестикулируя. – Это совершенно восхитительно!
Кеншин замер. Восхитительно? В каком смысле?
– Теперь я могу смотреть на него целыми днями, и будет гораздо легче убедить его принять мои чувства!
Кеншин не имел ни малейшего представления о том, как это случилось, но каким-то непостижимым образом он заимел пару хвостиков. Всякий раз, когда он оказывался в гостинице, свободный от обязанностей, Хидеёси и Макото были рядом как приклеенные. Они присаживались рядом с ним и просто были. Каждый раз, когда весельчак Макото становился слишком навязчивым, Хидеёси одергивал его и вытаскивал из личного пространства Кеншина, но в остальных случаях эта парочка просто болтала без умолку.
Они не делали больше ничего, только говорили, говорили и говорили.
Это было странно.
Неважно, насколько грубым старался быть Кеншин, они не оставляли его в покое.
А что было хуже всего?
Через весьма короткое время они обнаружили, что у Кеншина есть неприятная привычка отвечать на прямые вопросы. Пара начала пользоваться этой его особенностью и вовлекала Кеншина в разговоры, задавая вопросы и ожидая его ответа.
А Макото?
О, этот юноша со своими медовыми глазами был страшен. Легко возбудимый, разговорчивый, несдержанный и еще бог знает что, он с таким обожанием смотрел на Кеншина, что это пугало. Из-за его выходок Кеншин постоянно ходил выбитый из колеи, смущенный и порой совершенно подавленный. Однако по какой-то неизвестной причине внимание Макото к нему не претило.
Ну, если тот не вторгался слишком сильно в личное пространство.
Кеншин не мог сказать, почему дело обстояло так. Может, из-за того, что Макото вел себя так нелепо и смешно? Трудно ощущать угрозу от долговязого юнца, заявлявшего о своих чувствах так громко, что слышали все, а получив отказ, начинавшего вести себя так, словно его сердце разбито, только для того, чтобы через полчаса предпринять новую попытку. Все это было так чрезмерно, что Кеншин решительно не знал, что ему делать.
Почему Макото все равно, кем является предмет его страсти – мужчиной или женщиной?
Почему он так настойчив, несмотря на постоянные отказы?
Кеншин не понимал.
Он не искал отношений ни с кем. Ему была невыносима мысль о близости с кем-нибудь, и он ясно дал это понять. Но Макото был – в полном соответствии со своим именем – искренним.
Это было странным.
И еще более странным было то, что больше он не чувствовал себя бесчувственным.
Его работа была ужасной. Кеншин ненавидел каждое ее мгновение. Питаться было муторно. Спать было трудно даже в самый удобный ночной час. У него постоянно болели или мышцы, или голова, или все сразу. Единственное, что изменилось, так это то, что больше он не был одинок. Нельзя сказать, что он получал удовольствие от компании Хидеёси или Макото и понимал, почему они так настаивают на общении с ним. Большую часть времени он чувствовал себя третьим лишним в их гармоничной крепкой дружеской паре.
Однако они не сдавались.
День за днем они продолжали свои попытки затащить его в свою компанию.
– Вот чего я не понимаю, так это того, почему вы работаете каждую ночь, когда все остальные работают четыре или пять ночей в неделю? – тараторил Макото. – Это несправедливо! Я тоже хочу сражаться! Я хочу сражаться с волками Мибу и побеждать их легендарных мечников в поединках, и получить известность! Я много лет тренировался в кендзюцу, изо всех сил стараясь получить признание моей семьи – и они никогда меня не признавали. Только и слышал – Макото, заткнись, Макото, успокойся, Макото, ты должен стать серьезным и вести себя так, как положено сыну добропорядочного самурая! Неудивительно, что мне все надоело и я ушел. И кстати, к вашему сведению, я умею себя вести тогда, когда это мне нужно, просто чаще всего в этом нет необходимости…
