Кровь?

Откуда кровь?

Накамура лежал на полу, крича и прижимая к себе руку.

Что я наделал?

Понимание каменной глыбой придавило его к земле. Тяжесть его ошибки ударила его, паника потекла по венам. Один за другим Кеншин разжал пальцы, сжимавшие катану. Он чуть не обнажил клинок на собственного начальника. Он чуть не убил своего соратника по повстанческому движению. О боги!

Накамура смотрел на него, прижимая руку к груди, и глаза его наполнялись ненавистью.

– Безумец… – выдохнул он. – Ты сошел с ума! Бешеная собака! Как бешеная собака!

– Кеншин, это не должно повториться снова, – серьезно сказал Кацура-сан. – Я понимаю, что тебя спровоцировали, эм, бездумные слова Накамуры, и на самом деле ты не собирался обнажать меча, но вы виноваты оба. Мне было поручено вынести тебе порицание, и Накамура тоже получил свой выговор. Ему было приказано поручать тебе прикрывать отступление в подобной ситуации. Что же касается остального… об этом инциденте придется забыть, и вы оба должны работать вместе и дальше.

Кеншин слегка кивнул, спрятав глаза за длинной челкой. Он не мог вспомнить, когда чувствовал себя настолько пристыженным, как сейчас, когда сидел в сейдза перед Кацурой-саном. Больше никого не было, но впервые Кацура-сан смотрел на него с таким искренним разочарованием.

Мягкий вздох пронзил тишину.

Кеншин низко поклонился и прошептал:

– Сей недостойный может быть свободным?

– Завтра ты понадобишься мне в качестве телохранителя, – ответил Кацура-сан. – Но сейчас… да, ты свободен.

Кеншин поднялся, чтобы уйти. Он старался не встречаться глазами с Кацурой-саном, он не смел поднять глаз. Вместо этого просто отвернулся и сунул меч за пояс. Он уже взялся за створку двери, когда Кацура-сан окликнул его.

– Кеншин. Просто будь осторожен.

Эти слова эхом отдавались в его голове всю дорогу до гостиницы.

В Ишин Шиши были определенные проблемы, это было ясно как божий день, и каким-то образом они связывали руки даже Кацуре-сану. Кто продвигает Накамуру выше? Какой смысл в том, что Кеншина поместили под его командование? Почему Кацура-сан так осторожен? Почему он отступает и действует так, словно… ему нужно дистанцироваться от Кеншина?

Кеншин прикусил щеку, и беспокойство заворочалось внутри. Неужели Ишин Шиши начнут разборки друг с другом, потому что сёгун приобрел влияние?

Столкновение с людьми Сайто привело к тому, что только четверо раненых бойцов добрались до безопасного дома, и то Кеншину пришлось вмешаться, чтобы убить тех Шинсенгуми, которые их преследовали. Пятеро остальных погибли. То, что Накамура позволил половине своих людей погибнуть на первой же миссии, стало черной меткой в его личном деле, но других последствий не последовало. Все списали на его неопытность в качестве лидера и незнание людей, находящихся под его командованием, но никто не заявил о неправильно принятым решением – нет, его приказы были признаны логичными и обоснованными.

От смерти пятерых людей… просто отмахнулись и забыли.

Накамура будет лидером повстанцев в северной части Киото, и Кеншин будет работать под его началом. Обоим был объявлен выговор. Рана, которую получил Накамура, с одной стороны, была тривиально, а с другой стороны озадачивала – потому что все, что у него было, это порез на тыльной стороне ладони, и большинство людей, кажется, разделяли уверенность Кацуры-сана в том, что Кеншин никогда не вынимал меча.

Кроме того, это всего лишь царапина. Накамура кричал просто от страха, а не от боли.

Это не отменяло того факта, что Кеншин чувствовал себя скверно.

Он не мог позволить гневу управлять им. Она возненавидела бы его за это. Независимо от того, насколько он зол, он не мог потерять контроль, никогда более. Ему до сих пор снились кошмары про Лес барьеров, и он был зол только из-за этого.

Независимо от того, что принесет будущее, независимо от того, кем он стал, как грязен и сломлен… он отказывается быть жестоким и порочным. Снова.

Никогда больше.

К счастью, Накамура отстал от Кеншина и стал почти способным лидером. В некотором смысле. Казалось, ему никто не нравился, и он не имел такой легкой руки, какая была у Ито-сана, но он выполнял свою работу. Но когда Накамура встречался с Кеншином, он, как правило, вздрагивал. А иногда Кеншин ловил на себе его взгляд, полный ненависти и страха.

Из-за этого Кеншин не мог не испытывать чувства вины и стыда.

Повстанцы получили еще один серьезный удар судьбы, когда осенью умер Такасуги Синсаку. Хотя этого все ожидали довольно давно, Кацура-сан несколько недель был мрачен, хороня себя в работе.

Как и Кеншин.

Его жизнь захватила непростая рутина: он бегал с одной миссии на другую, и убивал, убивал и убивал. Он игнорировал шепотки и сплетни за спиной, взгляды, полные страха… или полные желания. Он хотел навещать ее могилу тогда, когда хотел, приносить ей маленькие подарки и просто говорить с ней.

И все труднее становилось идти вперед и верить в то, что они делают. Революция превратилась в теневую войну, которой, казалось, нет конца и края. Ничего не менялось – политики плели интриги и переговаривались, и ситуация, делая шаг вперед, отступала на два шага назад.

Кеншин становился все более эффективным, делая свою работу с меньшими усилиями. В те дни он вряд ли думал о том, что нужно делать – он полагался на опыт и инстинкты. Его не подавляло чувство стыда или вины. Он всегда оставался способен мыслить, но… сама тяжесть бессмысленного убийства притупляла его.

Может, поэтому он больше не мог наслаждаться поединками с блестящими мечниками Шинсенгуми Сайто-саном и Окитой-саном.

Или заметить одну совершенно очевидную проблему, которую приобрел.

– Вы не в форме, Химура, – заметил как-то ранним зимним утром кузнец, Араи Шакку-сан, когда Кеншин пришел снова сменить ножны. – Эта зубочистка слишком мала для вас. Вам нужно более тяжелое лезвие, и более длинное тоже.

– О… эм… – Кеншин начал заикаться, совершенно смущенный этим комментарием.

Кузнец одарил его усмешкой и кивнул на меч, который Кеншин держал в руках.

– Вы носите один и тот же меч все время, как я вас знаю. Но вы выросли, и ваши руки стали сильнее. Скажите, когда вы получили этот клинок? Лет в десять?

Кеншин замер, вспоминая.

– Мне было одиннадцать, – прошептал он, широко раскрыв глаза.

Неужели это было так давно?

Он все еще помнил день, когда Мастер подарил ему этот меч так, словно это произошло вчера. Это был подарок, которым он очень дорожил, знак того, что Мастер заботится о нем и принимает его. Он носил его много лет, несмотря на неудачи и неверный выбор, но теперь…

Кеншин посмотрел на меч и вынул его из ножен. Клинок был хорошо сбалансирован, но везде на стали были видны следы износа, говорящие о том, как на самом деле плохо с ним обращались. Он сделал шаг назад и начал медленно проходить ката, просто чувствуя движение, наблюдая за деталями.

Катана ощущалась больше продолжением руки, чем мечом, но он и вправду бессознательно поправлял свою стойку, чтобы компенсировать несоответствие меча своим параметрам. Он и на самом деле не замечал, но теперь в его позициях были пробелы, в стойках небольшие окна, которые большинство и не заметит. Его стиль все еще был хорош и уникален, и срабатывал хорошо – о, он мог бы подтвердить, насколько – но уже не был чистым.

Это было не то кендзюцу, которому Мастер научил его.

Но разве это так важно?

Кеншин вложил меч в ножны.

– Араи-сан, в ваших словах есть правда. Но сей недостойный… этот меч был подарком, вот что. Он был запятнан кровью и плохо использовался, но его достаточно для сего недостойного на время безумия революции, вот что я скажу.

Кузнец поднял бровь.

– Ну, как хотите, – наконец сказал Араи-сан. – Но это оружие не подходит для вас.

– Так-то оно так, – согласно кивнул Кеншин. – Но сей недостойный не будет обагрять кровью другой клинок. – Он закрыл глаза и отвернулся. – Когда революция закончится и достигнет цели… сей человек никогда не отнимет жизнь у другого. Нет никакой необходимости в другом клинке для сего недостойного. Катана – это душа мечника. – Кеншин провел пальцем по рукояти своего меча. – Этот меч… видел все. Он слишком короткий, это правда. И вес его слишком мал для сего недостойного, чтобы достичь совершенства в ката, но для работы этого достаточно.