Мы все еще ощущаем последствия этой суперновой. Она надолго изменила наше отношение к сексу, наркотикам, религии, поп-культуре, медитации и, через все это, к экстазу. В результате, в то время как число посещающих церковь неуклонно снижается, национальные исследования отмечают рост экстатических переживаний. В 1962 году 22 % американцев сказали в опросе Института Гэллапа, что у них был «религиозный или мистический опыт». К 2009 году эта цифра выросла до 49 %. Шестидесятые сделали нас более открытыми экстазу – и атеистов тоже. Кристофер Хитченс сказал перед смертью: «Я материалист… но все же есть нечто за пределами материального, или не полностью состоящее из материального, то, что вы могли бы назвать Сверхъестественное, Трансцендентное или Экстатическое… Это можно почувствовать в некоторой музыке, пейзажах, определенных творческих работах; без этого мы были бы всего лишь приматами»[21].

Но в представлении многих людей у шестидесятых – подмоченная репутация. Увлеченный поиск экстаза поколением беби-бумеров завел некоторых не туда. Духовные искатели угодили в опасные секты. Харизматическое христианство стало ассоциироваться с корыстолюбивыми мегацерквями и политикой нетерпимости. Многие восточные гуру оказались не теми, кем представлялись. Нью-эйдж вобрал в себя все виды суеверий, начиная от гороскопов и заканчивая хрустальными черепами. Выяснилось, что и ЛСД был не таким уж безобидным, как утверждали его пророки, – люди сходили с ума и оказывались в психиатрических больницах. Революция свободной любви привела к эпидемии заболеваний, передающихся половым путем. Навязываемая потребность утратить контроль и стремиться к эйфории стала угрожать общественному порядку – с 1960-х до 1980-х резко выросло число преступлений, связанных с насилием над личностью, а также число разводов и количество неполных семей. Мир при этом изменился не столь кардинально, как ожидали идеалисты шестидесятых. Вместо этого поздний капитализм уловил жажду молодых людей к экстатическим переживаниям, упаковал ее и продал им обратно.

Результатом такого запятнанного наследия 1960-х стало глубоко укорененное неоднозначное отношение к экстазу в западной культуре. Нас завораживает экстатический опыт, но пугает вероятность сойти с ума. Мы боимся, что нам промоют мозги и мы окажемся в какой-нибудь секте. Нам не нравится идея существования какого-либо религиозного авторитета: мы хотим экстаза, но на своих условиях, желательно, без вероучений, официальных органов или долгосрочных контрактов. Можем ли мы научиться терять контроль так, чтобы это было безопасно, или это всегда рискованно? Чтобы ответить на этот вопрос, мне нужно было обратиться не только к истории, но и к новой науке экстатических переживаний.

Большую часть XX века научное изучение измененных состояний сознания «пребывало в мусорной корзине академической науки»[22]. Исследований, посвященных экстазу, было очень мало, а те, что были, интерпретировали его как патологическое или примитивное состояние. Но начиная с 1960-х годов и особенно в последнее десятилетие изучение измененных состояний сознания стало гораздо более популярным и приемлемым в научном сообществе. Мы все еще многого не понимаем в этой области человеческого опыта, но довольно много узнаем, и это меняет наши представления о психике.

Экстаз можно исследовать на четырех уровнях: на уровне тела, ума, культурном и духовном уровнях. Во-первых, мы можем объяснить экстаз как изменения в биохимии нервной системы, в работе мозга и вегетативной нервной системе. Мы знаем, что определенные вещества могут запускать экстатические переживания. Доза гормона окситоцина заставляет людей испытывать чувство духовного единения с другими существами, в то время как доза ЛСД делает работу мозга необычно синхронизированной и ведет к мистическому переживанию утраты «я». Мы знаем, что в некоторых случаях экстатические переживания связаны с нарушениями мозговой деятельности, такими как мигрени и височная эпилепсия. Нейробиологи пытались определить конкретный участок мозга, который отвечал бы за трансцендентность, так называемую «точку Бога». Однако большинство ученых сейчас сходятся во мнении, что экстатические переживания слишком сложны и разнообразны, чтобы их можно было полностью приписать к одной зоне мозга[23]. Многие экстатические переживания, с которыми мы столкнемся, тесно связаны с телом – это рефлекторные реакции, влияющие на вегетативную нервную систему, которая регулирует дыхание, циркуляцию крови, пищеварение, процессы в половой сфере и другие функции тела. Однако только лишь потому, что экстатические переживания воздействуют на мозг и тело, это не значит, что они представляют собой лишь нейрохимический процесс.

На следующем уровне мы можем исследовать экстаз с точки зрения его воздействия на сознание людей, и для этого нам нужны непосредственные описания этого опыта. Такой феноменологический подход использовал в своей классической работе 1902 года «Разнообразие религиозного опыта» Уильям Джеймс, а также другие пионеры психологии, например Карл Юнг и друг Джеймса Фредерик Майерс, и современные исследователи в области «трансперсональной психологии». Мы можем измерять экстаз при помощи психометрических шкал, например шкалы мистицизма Худа или духовной трансцендентной шкалы. Для этого людей спрашивают, в какой степени они согласны с утверждениями типа: «Я чувствую связь со всеми вещами». Феноменологический подход исследует то, как экстаз меняет у людей обычное чувство «я» и приводит их в измененное состояние сознания. Рациональность, настаивал Джеймс, это лишь одно состояние ума из широкого спектра разнообразных сознаний, включая сновидения, видения и состояния глубокого сосредоточения. Повседневное сознательное «я» – лишь маленькая полянка в огромном лесу подсознания, состоящего из бессознательных шаблонов мышления, эмоций и поведения. Согласно Майерсу, Джеймсу и Юнгу, моменты экстаза – это мгновения, когда обычное эго растворяется и содержимое подсознания проникает в наше осознавание.

На третьем уровне мы можем объяснять экстатические переживания как социокультурное явление. Такой поход взяли на вооружение социолог Эмиль Дюркгейм, антропологи Виктор Тернер и А. М. Льюис и социальные психологи, включая Джонатана Хайдта[24]. Мы можем исследовать, как ритуалы запускают экстатические переживания в группах и объединяют людей в том, что Дюркгейм называл «коллективным возбуждением». Мы изучаем способы утраты контроля в нашей культуре. Например, антрополог Таня Лурман исследовала, как люди в харизматических церквях учатся говорить на языках[25]. История культуры помогает нам изучать формы и структуры, посредством которых люди растворяют свое эго – начиная от эйсид-хауса до джихадизма, от флагеллантов до футбольных хулиганов. Люди постоянно импровизируют и создают новые способы утраты контроля, и эти способы распространяются в обществе как вирус, наподобие средневековой танцевальной чумы.

Представители этих трех подходов объяснения экстаза давно и ожесточенно спорят между собой, но на самом деле эти уровни удивительным образом взаимодействуют друг с другом. Например, в церкви пятидесятников культурный ритуал приводит к сосредоточению и изменению состояния сознания людей, что, в свою очередь, запускает глубокие реакции в их вегетативной нервной системе.

И есть еще четвертый, духовный уровень объяснения. Иногда люди описывают свой экстатический опыт как встречу с кем-то Другим, за пределами человеческого. На этом уровне представители академической науки тушуются и начинают нервничать. Очень легко отвергнуть этот уровень как суеверия, потому что крайне сложно, если не невозможно, опровергнуть такие рассказы. Но прежде, чем мы отвергнем убеждения людей как вздор, нам стоит вспомнить о том, чего мы не знаем: мы не знаем, что такое сознание, мы не знаем, как оно связано с другими существами и материей, мы не знаем, есть ли высший разум, мы не знаем, сохраняется ли сознание после смерти. Я даже не буду пытаться дать на все эти вопросы однозначный ответ. На духовном уровне объяснения мы можем следовать за Уильямом Джеймсом. Он думал, что может существовать духовное измерение (или измерения) реальности, которое люди обычно не осознают, но с которым мы иногда соприкасаемся в моменты экстаза. Он при этом оставался агностиком, как и я. Что мы можем сделать, так это честно описать свои переживания и переживания других: ощущали ли вы, что вошли в контакт с какой-то духовной сущностью или силой? И мы также можем посмотреть на плоды такого опыта в нашей жизни. Привел ли он к исцелению, вдохновению и процветанию или плохо сказался на вас?