При материалистичном взгляде на мир нет никаких духов или богов. Вселенная – это огромная лава-лампа материи – прекрасная, но неодушевленная, подчиняющаяся механическим законам. Человеческое тело – тоже машина, которая каким-то образом производит сознание в мозге. Духовные объяснения физических или психических явлений невежественны или наивны. В таком лишенном магии мире наши «я» «помещены в буферную зону», если пользоваться выражением Тэйлора, – мы отгорожены от других людей и от природы своей рациональностью. Мы должны научиться контролировать свое «я» и свои импульсы, не задабривать сверхъестественных существ, но скорее зарабатывать одобрение Общественности, которая стала новым богом лишенной магии Вселенной. Общественность наблюдает за нами, и мы всегда должны быть вежливыми и сохранять самоконтроль, если не хотим, чтобы нас посчитали ненадежными или сумасшедшими, высмеяли, подвергли остракизму или изолировали от общества. Мы владеем собой или, по крайней мере, должны стремиться к этому.

Когда западная цивилизация обратилась к материалистическому взгляду на мир, она все больше стала принижать экстатический опыт и сделала рациональность единственной психически здоровой и надежной формой сознания. Сны были воротами для божественных посланий. Сейчас они стали лишь побочными эффектами психических процессов. Видения были сакральными откровениями. Сейчас же они – просто «идолы мозга», по словам философа-материалиста Томаса Гоббса. Начиная с XVI века экстаз все чаще стали называть «исступлением», которое воспринималось как признак психического заболевания – результат перегревшегося мозга или слишком активного воображения[11]. Исступление было «анти-я Просвещения»[12]. Оно представляло собой угрозу для рационального, автономного, вежливого и деятельного «я», которое стало идеалом этой эпохи. Горячие приверженцы веры высмеивались в работах Джонатана Свифта, Генри Филдинга и Уильяма Хогарта. Исступление также представляло собой угрозу общественному порядку. По общему мнению, религиозные войны продемонстрировали, какой урон может нанести фанатичная вера. Энциклопедия предупреждала, что «фанатичная религиозность, порожденная беспокойным воображением, разрушает империи». Ради защиты общественного порядка государство должно быть светским и рациональным, а религия не должна присутствовать в общественной сфере, она должна уйти в сферу частного, стать рационализированной и лишенной любого экстатичного пыла. Чем образованнее массы, тем меньше вероятность, что они станут жертвой экстаза. Как писал Адам Смит, «наука есть великое противоядие от яда исступления и суеверия»[13].

Потом, в XIX веке, по мере того как европейский империализм распространялся по миру, викторианские антропологи все больше стали ассоциировать экстатичные состояния с примитивными культурами, представители которых считались менее цивилизованными, менее рациональными и более суеверными и незрелыми, чем западные люди[14].

Поддаться экстазу значило опуститься до их примитивного уровня. Социолог Барбара Эренрейх говорила об этом так: «Суть ума западного человека, особенно мужчины, представителя высшего класса, заключается в его способности сопротивляться заразительному ритму барабанов, заточить себя в крепость эго и рациональности посреди искушающей дикости мира»[15]. Если вы позволите барабанам соблазнить вас и поддадитесь экстазу, то закончите как Куртц в романе Конрада «Сердце тьмы» – порочным безумцем.

В начале XX века психиатрия пыталась доказать, что экстаз – это физическое заболевание мозга. Французский психиатр Жан-Мартен Шарко утверждал, что экстаз – это одна из стадий «истерии», дегенеративного заболевания мозга, которому подвержены и мужчины, и женщины (но преимущественно женщины). По его убеждению, мистики прошлого, от святой Терезы до Жанны Д’Арк, на самом деле страдали от истерии. Такой перенос экстаза в сферу медицины был частью более широкой политической кампании, проводившейся Шарко и его коллегами, по секуляризации медицины и замещении монахинь в больницах медицинскими сестрами. Шарко не мог похвастаться большим количеством излеченных от истерии женщин, хотя одна из его пациенток, Жанна Авриль, утверждала, что излечилась благодаря танцу – в итоге она стала знаменитой танцовщицей в Мулен Руж. Шарко также не смог найти физического основания истерии. Но в следующем веке западная психиатрия продолжила двигаться в заданном им направлении[16]. Психиатры крайне враждебно относились и в значительной мере до сих пор относятся к религиозному опыту, и склонны считать необычные переживания, например видения, симптомами нейрофизических патологий, которые нужно подавлять антидепрессантами и препаратами для лечения психотических расстройств.

Таким образом, на протяжении последних трех веков западная культура демонизировала экстаз. Его связывали с нервной возбудимостью женщин или их плохим образованием, считали типичным для представителей рабочего класса и не белых культур[17]. Подозрительное отношение к экстазу привело к возникновению определенного табу в отношении духовных переживаний. Как сказал Олдос Хаксли: «Если у вас был такой опыт, вы молчите о нем из страха, что вам посоветуют пойти к психоаналитику»[18] или, в наши дни, к психиатру. Я сам ощутил наличие этого табу: когда мне было 24 года, у меня случился опыт околосмертных переживаний, который я опишу в следующей главе. Я никому не рассказал об этом, пусть даже этот случай оказался для меня крайне положительным и целительным. Все это слишком выходило за рамки нормального. Но такой страх любых состояний сознания – за исключением рационального – сужает наше существование и превращает реальность во врага. Питер Бергер, социолог религии, писал в 1970 году:

За последние триста лет в западной культуре были и контрдвижения, попытки заново легализовать экстатические переживания, но в целом они происходили на низовом уровне. Были методизм, пятидесятничество и другие экстатические формы христианства. В основном это были движения среди рабочего класса, интеллигенция высмеивала их. Был политический экстаз национализма, начиная с Французской революции и заканчивая Третьим рейхом. Но все это закончилось не очень хорошо. Восторженная толпа в Нюрн берге навсегда связала экстаз в умах интеллектуалов с тем, что Густав Лебонн называл «безумием толпы». Наконец, было Возвышенное в романтизме – отдельный человек, испытывающий потрясение при встрече с искусством или природой. Эта была наиболее интеллектуально авторитетная форма экстаза, но при этом крайне индивидуалистичная, довольно элитарная и не особо трансформирующая. Переживая Возвышенное, романтик всегда находится на грани утраты контроля, но никогда полностью его не теряет (никто не захотел бы устроить сцену в галерее).

Самое значительное возрождение экстаза случилось в 1960-х, когда экстатические практики неожиданно ворвались в массовую культуру. Писатель Мэрилин Робинсон предположила, что 1960-е стали Третьим великим пробуждением, сопоставимым с религиозным возрождением во время Первого великого пробуждения в середине XVIII века и Второго великого пробуждения в середине XIX века[20]. Робинсон отмечает, что экстаз вновь появился в черных церквях в Америке и потом распространился в других христианских течениях. Но эта вспышка не ограничивалась только христианством. Философ Чарльз Тэйлор предполагает, что «мы сейчас живем в эру духовной сверхновой, своеобразном прогрессирующем плюрализме в духовной сфере». Восточные медитативные практики, такие как випассана, йога, тантра, трансцедентальная медитация и кришнаизм, были принесены на Запад в 1960-е и привлекли огромное количество последователей. Духовность нью-эйдж процветала благодаря викке, телеме, неошаманизму, космотеизму и Движению за развитие человеческого потенциала. Широко доступны стали психоделики. Сексуальная революция побуждала людей искать совершенного оргазма на вечеринках свингеров и в БДСМ-клубах. Люди стремились к эффекту погружения на хэппенингах, в экспериментальном театре и в андерграундном кино. Рок-н-ролл заимствовал экстаз у черных церквей пятидесятников, секуляризировал его и принес белым представителям среднего класса. Даже спорт стал средством выхода за пределы собственного «я»: люди открыли для себя серфинг, скалолазание и джоггинг как один из способов отключить голову. А развитие массового мирового туризма позволило бэкпекерам искать себя в Непале, на Ибице, на Ко Па Гане или в джунглях Перу. В тот момент в обществе существовала широко распространенная потребность утратить контроль, выключить ум, найти свое подлинное «я», искать интенсивных переживаний.