Его поцелуй был нежным, лёгким, настойчивым и жадным. Я и не думал, что в этом на первый взгляд простоватом парне столько странной чувственности.

- Макс, ты понимаешь? – он отстранился от меня, голос его прерывался, дыхание сбивалось. - Понимаешь?

Если честно, я сейчас мало что понимал - я просто чувствовал. Его губы, его тёплые руки. Мне было жарко и удивительно.

- Н-н-не очень, - ответил я и снова притянул его к себе.

Да к вурдалакам это понимание, потом буду разбираться. А сейчас… сейчас мне неважно, кто и что понимает. Осмелев, я обнял Мелифаро одной рукой, перехватывая инициативу в поцелуе. Он прижался ко мне всем телом, я услышал стон - и тут же почувствовал бедром его напряжённый член. Я замер.

- Ч-ч-чёрт, - внезапно я осознал, что это уже не шутка. Ну, а чего я ожидал-то?

Он тоже замер и медленно отстранился.

- Макс?

И прислонился к моему лбу своим прохладным лбом.

Я хватал ртом воздух. Мне было горячо и стыдно.

- Ма-а-акс, - протянул он, поглаживая меня по голове - тихо-тихо, словно убаюкивая.

- Мелифаро, послушай, - я хотел ему всё объяснить, оправдаться, - понимаешь, я…

- Ш-ш-ш-ш, - он приложил мне палец к губам, - не надо ничего говорить. Всё хорошо. Я всё понимаю.

- Да? - я сам не знал, на кого и на что злюсь. На себя? На него? - А я вот, кажется, не понимаю ничего.

Я сел и посмотрел на него исподлобья.

- Кажется, я дурак.

- Да, похоже на то, - легко согласился он - и при этом улыбался до ушей. - Пойдём в дом, а?

Я смотрел на него во все глаза. Как он может так легко ко всему относиться? Пока я тут извожу себя переживаниями, он умудряется просто прожить то, что было, и идти дальше!

- Пойдём, -мягко сказал он и взял меня за руку, помогая встать.

- А, чёрт, - сказал я, поднимаясь, - и как ты меня терпишь вообще?

- Годы тренировок, Макс, - он пожал плечами, но руки моей не выпустил.

Ещё шаг, и мы оказались в гостиной.

На сей раз здесь творился сущий дурдом. Друппи уже не мирно дремал в углу, а носился по огромной комнате, радостно размахивая ушами. Раскрасневшийся Нумминорих едва уворачивался от моего пса. За этой беготнёй наблюдали Базилио и Малдо Йоз - они сидели на диване и пытались перехватить то Нумминориха, то Друппи.

Увидев меня, моя собака справедливо возрадовалась, а я возвёл очи к потолку и добровольно лёг на пол, не дожидаясь, пока меня повалит здоровенный пёс. Всё-таки ростом я значительно выше среднего, и падать с такой высоты мне не нравится. Друппи на радостях облизал меня с ног до головы, попытался подтолкнуть мордой, чтобы я встал и принял участие в увлекательнейшей игре – «догони меня, урони погромче и изваляй как следует». Я не проявил энтузиазма, и пёс тут же переключился на Мелифаро.

Мой друг поддержал эту чудную игру. А уж как Друппи был рад - не передать. Теперь он с одинаковым рвением гонялся и за Нумминорихом, и за Мелифаро. Они убегали по каким-то странным извилистым траекториям, а нам, сидящим на диване и в кресле, постоянно приходилось пригибаться, так как моя собака умудрялась перепрыгивать эти препятствия с удивительной лёгкостью.

Я смотрел на разгоряченного Мелифаро, который с откровенным воодушевлением играл с Друппи, и вспоминал тот день, когда мы только-только были друг другу представлены. Его цветастое лоохи и бравада, его ослепительная улыбка и раскованные манеры всеобщего любимчика, но при этом - серьезный, пустой и холодный взгляд Стража, пронизывающий насквозь, пробирающий до самого нутра. Вспоминал его готовность прийти на помощь - всегда. Это его смешное следование моде - и в то же время чёткое понимание того, что есть что-то неизмеримо более важное. Слова “любовь” и “дружба” были для него настоящей ценностью. И при этом он мог самозабвенно предаваться игре в догонялки с собакой.

Я смотрел на него. Тюрбан уже успел потеряться где-то на просторах гостиной, короткие чёрные волосы торчали в разные стороны - Друппи уже успел его несколько раз повалить, да и облизать тоже; чёрные глаза блестели азартом, смуглая кожа, скулы, подбородок, луч солнца, который сейчас высвечивал ямку между ключиц, ладонь, которую он выставил вперёд, подзывая собаку…

- Мелифаро, - позвал я.

- А? – он обернулся, на секунду замешкался (пёс тут же повалил его на ковёр), засмеялся, потирая ушибленный локоть и пытаясь увернуться от угольно-чёрного языка. - Друппи, фу, Друппи!

Я смотрел на их возню - Друппи пытается стащить с него сапог, а Мелифаро упирается и не даёт. Им было весело. Никто не умел так радостно смеяться, как он, разве что Нумминорих. Хотя Нумминорих был рад практически всему и всегда, а радость Мелифаро - полнее и глубже, потому что глубокой и полновесной была и его печаль.

Я видел его улыбку, слышал его смех - и понимал, что хочу… да, хочу всего того, чего совсем недавно испугался. Мне хотелось этих его мгновений со мной. Со-мной.

Я встал над ним, подавая ему руку, совсем как он мне - недавно, на крыше.

И когда его рука оказалась в моей, я, ни слова не говоря, утащил его Тёмным путём в комнату. В гостевую комнату, которая теперь была его.

Я легонько толкнул его, и он упал на мягкий пол, служивший в Ехо кроватью. Я оказался над ним.

И сейчас я целовал его. Медленно, долго, зная, что ничего плохого не случится. Я понял это со всей ясностью, как только увидел его, играющего с моей собакой. Я доверяю. Я доверяюсь.

- Погоди, Макс, - прошептал он, легко высвобождаясь из моих объятий, - я совсем не хочу, чтобы ты делал что-то, чего тебе самому не хочется.

- Разве на это похоже? – спросил я, снова привлекая его к себе.

- Макс, чем дальше, тем сложнее будет остановиться.

Теперь я приложил палец к его губам.

- Ш-ш-ш… Я ведь могу тебе довериться, да?

- Да, - в его взгляде не было ни тени улыбки, но он не был холодным, - да, Макс, можешь.

Он перекатился через меня, оказываясь сверху. И теперь я видел, как он улыбался. Улыбался мне, лучась какой-то удивительной радостью, бурлящей, лёгкой, как пузырьки шампанского.

Я не выдержал и тоже заулыбался, хотя сердце моё выстукивало чечётку.

Его поцелуй был вкрадчивым, мягким, затягивающим меня, как в омут, заставляющим дрожать. Мелифаро прижимался ко мне горячим телом, а я тыкался ему в шею, в ключицы, вдыхал жаркий запах нагретой солнцем кожи, разгорячённой жаром желания. Я расстегнул булавку на его лоохи.

Он снова посмотрел на меня. Посмотрел - как тогда, давным-давно. Пустым и пронзительным взглядом Стража.

- Да, - ответил я на невысказанный вопрос.

Он обнимал меня, гладил по голове, проводил жаркими ладонями по шее, по ключицам, спускаясь ниже, снял с себя лоохи, потом скабу. Я видел его тело - поджарое, красивое, смуглое. В одну секунду он снял одежду и с меня. И мы прикоснулись друг к другу. Это было так откровенно, так чувственно – быть с ним так близко, дотрагиваться, чувствовать всем телом этот жар. Мне казалось, что воздух между нами искрит и переливается. Я дрожал и никак не мог совладать с этой дрожью.

Я отдавался его рукам, его тёплым ладоням, он легко проводил пальцами по шее, спускался на грудь, мимолётно затрагивал сосок, от чего я вздрагивал, как от электрического разряда. Он спустился ещё ниже и коснулся моего соска губами, потом языком. Это было так откровенно, так… Я застонал. Он поддразнивал меня, мне было неловко от собственных стонов, но в этих прикосновениях было столько его превосходства, столько желания доставить мне удовольствие, порадовать меня…

Он положил руку мне на член. Я снова вздрогнул - прикосновение было таким мягким, таким правильным. Мне хотелось его тепла, меня трясло от возбуждения, от осознания того, что мой друг, мой коллега, мой вечный антагонист, моя Сладкая Дневная Грёза творит со мной такое - и что мне это нравится. Так хочется сказать ему: «Ещё, пожалуйста, ещё!», но я не могу. Просто не могу, хоть и очень хочу. И тогда я начал двигаться сам, притягивая его к себе, целуя, ещё… я уже близок… ещё!