— Обязательно, — сказали мы хором, не сговариваясь, одновременно.

Мелифаро заржал, а Кофа, не вынимая трубки изо рта, благодушно махнул на нас рукой: — Мальчишки, — и, улыбаясь, отдельно мне: — Не знал, что у тебя в роду были эльфы.

Я задумался… были ли у меня в роду эльфы? Учитывая все мои родословные — вымышленные, реальные и полу-придуманные, кажется, никаких эльфов у меня в роду не было, хотя кто их там разберёт. Таким образом, эта тема была исчерпана. Краем глаза я видел, как Шурф облегчённо вздохнул, да и у меня пара камешков упала с моего глупого влюблённого сердца.

Тепло распрощавшись с бывшими коллегами, приобняв и чмокнув меня в макушку, Шурф прямо из Зала Общей Работы шагнул в свой орденский кабинет: злоупотреблять благосклонностью леди Сотофы Ханнемер, самой могущественной ведьмы этого Мира, и правда не стоило. Я решил отправиться в Мохнатый Дом, уговаривая себя, что завтра обязательно поговорю с Меламори. Я вышел из Управления и направился было в сторону дома, но ноги сами понесли меня практически в противоположном направлении. И я понял, что соскучился по Ехо. Из-за многослойности и яркости происходивших со мной событий мне казалось, что я отсутствовал не несколько дней, а как минимум год. В Ехо была ранняя осень — время удивительной красоты. Деревья и трава меняли цвет: трава к зиме становилась тёмно-фиолетовой, а деревья расцвечивались яркими красками от розовых до серебристых оттенков, кто во что горазд. Мозаичные мостовые, встречные деревья и люди, все улыбались мне и я улыбался им, думая о том, как же мне несказанно повезло, как же мне потрясающе повезло быть в этом мире! За такими вот благостными мыслями я и не заметил, как добрался до площади Побед Гурига Седьмого и оказался за столиком кафе на открытой веранде. За этим же столиком, вот именно за ним, сидели мы с Меламори уже, кажется, так давно, что и не вспомнить. Но это было, факт. Ме-ла-мо-ри. Зачем я откладываю разговор с ней? Кого я обманываю? Что изменится завтра? Какая же ты, малодушная скотина, сэр Вершитель. Как натворить дел — так это пожалуйста, а как объясняться — так в кусты! В кои-то веки я понимал, что «как-нибудь само» оно не устроится. Мне нужно собраться с духом и поговорить с ней. И не завтра. Знаю я себя, завтра плавно превратится в послезавтра, а потом будет куча дел, а потом случится что-нибудь ещё. Поэтому — сейчас. Одно моё сердце колотилось как у загнанного менкала, а второе сохраняло неспешную размеренность, я несколько раз вдохнул и выдохнул на десять счётов, выпрямился и послал ей зов:

“Привет, незабвенная, — сказал я как можно теплее, — как поживаешь?”

Меламори сразу же насторожилась:

“Что-то случилось, Макс?”

Вот знает же она меня! Знает как облупленного, с головы до пят!

“Эгм… — я не знал, как и с чего начинают такие разговоры, а посему невразумительно мычал, — гм. Как твои успехи, незабвенная?”

“Макс, ты ерундой-то не занимайся, давай выкладывай, что случилось, а то я растеряю всё своё с таким трудом наработанное спокойствие, буривухи будут не довольны”.

Мои оба сердца стучали вразнобой, путаясь в ритмах:

“Мел, я, кажется, влюбился”.

А в ответ — тишина.

“Эй, ты тут?”

Тишина. Я понял, что она просто «отключилась», недоумённо помотал головой и снова попробовал послать ей зов. Тишина. Словно никакой Меламори никогда и не было в моей жизни. Ерунда какая. После третьего раза, когда я почти всерьёз начал подумывать о том, а не спросить ли у коллег, знают ли они такого прекрасного Мастера Преследования Затаившихся и Бегущих, как Меламори Блимм, временно отбывающую учебно-трудовую повинность на Арварохе, до меня наконец дошло, что она просто выставила защиту от моего назойливого зова. Ну уж нет! Так дело не пойдёт. Пробиваясь сквозь её щиты, я чувствовал, как трескаются, словно сухие прутья, её защитные заклинания, и как она сопротивляется моему вторжению.

“Меламори…”

“Чего тебе?”

“Прости. Пожалуйста, прости”.

“Кто это?”

“Гм, в каком смысле?”

“Кто наступил тебе на сердце, Макс? Я её знаю?”

И почему все девчонки хотят знать своих соперниц — если не в лицо, то поимённо?

“Знаешь. Это Шурф, Мел”.

“Кто???!!!! — хорошо, что безмолвная речь не очень-то передаёт эмоции, не то бы мой мозг натурально взорвался. — Это шутка, Макс? Если да, то не очень удачная, а точнее, очень НЕ удачная”.

“Это не шутка. Я влюблён в Шурфа Лонли-Локли, нашего бывшего коллегу, Мастера Пресекающего Ненужные Жизни, ныне Великого Магистра ордена Семилистника”.

Ответом мне опять была тишина.

“Не заставляй меня снова пробивать твою защиту, Мел”.

“Я тут, просто не знаю что сказать, — голос её был глухим, как сухая щепка. — И да, Макс, я поняла, что если ты захочешь со мной поговорить, то поговоришь. Грешные магистры, … у тебя же не было в роду кеифайев!”

“Дались вам эти эльфы, честное слово! — я почувствовал, что она почти улыбается. — Просто так получилось. Я хотел, чтобы ты узнала это от меня, хотел быть честным с тобой”.

“Спасибо, Макс, я это ценю, — её голос в моей голове звучал едва слышно. — А сейчас мне пора идти. Пока, Макс, отбой”.

Я чертыхнулся и снова стал пробиваться сквозь заново отстроенные щиты.

“Прекрати! — теперь голос Меламори колоколом звенел у меня в голове. — Макс, пожалуйста, прекрати, не нужно. Ты ничего не сможешь сделать. По крайней мере, ничего хорошего для меня сейчас. Чего ты ожидал? Что я поздравлю вас обоих и пожелаю счастья? Что легкомысленно отмахнусь? Уверю тебя в своём дружеском расположении? Чего? Мне больно так, что хочется кричать громче, чем на охоте на птицу кульох. И мне нужно как-то справиться с этим, пережить эту потерю. И желательно, без тебя”.

Я сидел оглушённый, смотрел невидящими глазами на людей, прохаживающихся по площади. За всё нужно платить. Я чувствовал её боль, как свою. Мне хотелось что-то сделать, хоть как-то помочь, забрать себе её страдания.

“Меламори, послушай меня, пожалуйста. Я знаю, как тебе больно сейчас, и готов сделать всё, чтобы этой боли было хотя бы меньше. То, что я полюбил Шурфа, совсем не означает, что ты стала мне безразлична и что мне всё равно, что с тобой происходит. Я по-прежнему всегда готов прийти на помощь и разорвать любого, кто станет тебя обижать. Для тебя по-прежнему есть место в моём сердце. Ты, пожалуйста, это знай”.

“Спасибо, Макс, я буду помнить об этом. И ты действительно можешь сделать для меня кое-что. Не присылай мне больше зов и не ищи меня. Может быть, когда-нибудь, как-нибудь, где-нибудь, в этой или другой жизни, мы снова встретимся. Но не сейчас, и не скоро. Знаешь, недавно буривух Тошими сказал мне, что мне будет сложно дойти до высоких ступеней, потому что кто-то или что-то занимает много места в моём сердце, и магия туда попросту не помещается, — она невесело усмехнулась. — Полагаю, теперь я достигну невиданных высот! Прощай, Макс, я не в силах сейчас желать тебе счастья. Просто помни меня, пожалуйста”.

“Я буду. Я обязательно буду, Мел!”

Кажется, последнюю фразу я говорил уже гулкой пустоте в моём сознании. Первым моим порывом было снова пробиться к ней, что-то ей досказать, утешить, подбодрить, но «не присылай мне зов и не ищи меня»... да, Меламори, я буду помнить тебя и «нас» и уважать твоё решение. Я оглянулся — оказывается, я по-прежнему сидел за столиком в кафе на Площади Побед. Я поднялся и побрёл домой. Вокруг меня гулял ветер, внутри меня гулял ветер, обнажая холодную пустоту того места, которое ещё совсем недавно было занято этой смешной упрямой девчонкой. Это не отменяло нашего с ней прошлого, оно по прежнему было, оно по-прежнему где-то и как-то укладывалось у меня внутри, но это не отменяло пустоту потери. И невероятную вину за её боль. Не только тебе придётся это пережить, Меламори, мне тоже нужно будет это как-то пережить.

Я брёл по улицам своего любимого города и не чувствовал ничего. Вот просто совсем ничего. Эти последние дни были насыщены событиями и эмоциями до предела, и сейчас я словно бы пресытился и устал. Каким-то непонятно-витиеватым маршрутом я дошёл до набережной Хурона, сел совсем близко к реке, закурил и долго смотрел на мелкие барашки на тёмной воде. Мне казалось, что вода уносит с собой мою боль, волна за волной, постепенно, но неуклонно. Не знаю, сколько я так просидел, но очнулся от того, что чертовски замёрз. Я поднялся на ноги, тут же обнаружил, что они затекли, попытался потянуться, включить голову и сообразить, чего делать дальше, и тут в моей голове зазвучал голос Шурфа: