«Шурф, пожалуйста, – взмолился я, – я так с ума сойду. Мне нужно поговорить, действительно нужно».

Мне казалось – если я не разрешу сейчас этот странный внутренний конфликт, то у меня точно ум за разум зайдёт, и я просто свихнусь.

«Макс, прямо сейчас я не могу уделить тебе время, – я почувствовал, как сердце неприятно ухает куда-то вниз, – но через пятнадцать минут ты можешь прийти ко мне в кабинет, или я могу прийти куда захочешь». Сердце вернулось на место и радостно подпрыгнуло.

«Я приду в твой кабинет, хорошо?»

«Отбой», – и он тут же отключился.

А через двадцать минут мы сидели в его кабинете на полу, на толстенном ковре, и рассуждали о жизни и смерти, о любви и дружбе. Обо всём на свете. И я, наконец, перестал чувствовать в себе зияющую дыру вместо чувства «любовь». Я смотрел на Шурфа, который заботливо подливал мне камры, спокойно выслушивал мой скоропалительный бред, принимал моё отчаяние, когда я рассказывал ему, что не знаю, как это – кого-то любить. И, наверное, не умею этого по-настоящему, именно потому, что я был задуман не для этого.

– Я же Вершитель, Шурф, очень полезная в хозяйстве вещь. Я могу держать мир, сражаться, побеждать, хоть я вовсе не воин. Почему я? Ты знаешь меня как никто, я совершенно не подхожу на эту роль, я же трусливый до ужаса, я даже тараканов до сих пор боюсь, хвала магистрам, что в этом мире их нет! Но почему-то и от моей любви никому ни проку, ни толка. Теххи вон сделалась призраком, Меламори ускакала к буривухам. Шурф, что я…

– Люди рядом с тобой осуществляют свои судьбы, люди рядом с тобой становятся собой. Макс, разве этого мало?

– Да, наверное, ты прав, наверное, этого должно быть довольно. Я понимаю, какой я полезный во всех отношениях парень. Я полезен для других, – мне вдруг стало очень горько. Кто я такой? Функция? Оловянный солдатик, последний козырь? Джокер в рукаве? У кого? У Джуффина? У этого Мира? У самой жизни?

Я стиснул зубы и проглотил непрошенный ком, подкативший к горлу. Давай, полезный болванчик, спляши. Ты только на это и годишься. Отвоюй ещё один Мир у волчьей пасти, удержи в своих руках. Кто, если не ты?

Я выудил из Щели между Мирами пачку сигарет, вытряхнул одну себе, а другую Шурфу. Даже не спрашивая, автоматически прикурил обе, отдал ему. Я вдыхал сизый дым большими глотками, мне хотелось почувствовать во рту табачную горечь. Ещё, ещё… Я прикурил вторую.

– Макс, остановись, – рука Шурфа легла мне на плечо.

– Я не могу, Шурф, понимаешь, просто не могу, я кажусь себе мёртвым, понимаешь? Деревянной куклой, как те, что мы когда-то отлавливали. Я Буратино! – я засмеялся: аналогия и правда была почти совершенной, особенно если представить Джуффина в роли Папы Карло. Ну, а кем ещё он мог мне приходиться? Выточил себе игрушку из краешка Тёмной Стороны. Я смеялся и не мог остановиться, представляя себя нелепой деревяшкой с длинным носом, и уж, конечно, только я могу добыть золотой ключик и открыть волшебную дверь! Я хохотал так, что просто складывался пополам. Шурф смотрел на меня в недоумении и не мог понять, плохо мне или хорошо.

А мне было и так, и эдак, чего уж тут непонятного. Мы, Вершители - Буратинки, вообще странно устроены.

Он приобнял меня одной рукой и я, смеясь, склонился ему на плечо. А потом, отхихикав, уткнулся в него, жадно вдыхая тёплый запах. Шурф, ты один, ты один относишься ко мне как к человеку. Шурф…

Я поднял на него глаза. Мы были так близко друг к другу. Я видел, как он смотрит на меня – почти испуганно, мгновенно отдёрнув руки, перестав ко мне прикасаться.

– Шурф, – мне было так важно, что он скажет, – неужели только на это я и гожусь? Да? Быть полезной функцией, тем, через которого люди осуществляют свои судьбы?

Я всё-таки не смог удержаться, и стыдные невозможные слёзы…а, к чёрту! Я хотел было вскочить, чтобы убраться восвояси – не хватало мне ещё тут рыдать перед ним, хотя что уж, Шурф меня видел не только рыдающим. Он мягко остановил меня, снова положив руку на плечо.

Его серые глаза – сейчас, вот сейчас – что в них? Откуда? Шурф?

Очень осторожно, очень медленно он приблизился ко мне – и коснулся своими губами моих. Едва-едва. Я закрыл глаза и замер, слёзы катились по щекам. Я прислушивался. К себе и к нему. Что это?

Он отстранился, проведя ладонью мне по виску, по щеке…

– Нет, Макс, не только. Ты – не только полезная функция.

В его глазах всё ещё был испуг, он смотрел на меня настороженно, словно пытаясь догадаться.

Я снова закрыл глаза и уткнулся ему в плечо, обнимая его. Тёплого, близкого. Мне так хотелось почувствовать себя сейчас человеком. Просто живым. Настоящим. Он тоже обнял меня и тихо гладил по голове, прижимая к себе. Шурф…

Я понятия не имел, что между нами случилось, но точно понимал, что это важное. Самое важное для меня сейчас.

Я закрыл глаза.

========== Часть 3 ==========

Часть 3

Я всё ещё сидел у костра, пустынная ночь холодила мне плечи. Я закрыл глаза и почувствовал, как кто-то укрывает меня плащом. Я знал, что это Хугин – он любит иногда становиться человеком. Я слышал, как за моей спиной постепенно растёт и ширится пространство, в котором мои мёртвые бессмертные воины устраивают привал, я, даже не оглядываясь, понимал, что их души множатся, горят костры, и возле них находят приют тёмные тени бывших воинов, павшие, доблестные и нерушимые. Верные на все времена. Мои воины, которых завтра на заре я поведу к волчьей пасти.

И Мир рухнет, и придёт хаос, и исполнится великая воля. Хеймдаль уже протрубил в свой рог, и вот они – мои громады, мои несметные полчища воинов. Знает ли кто-нибудь из них, что значит любить? Не быть обласканным кем-то, а любить? Они развлекаются с женщинами и мужчинами, ублажая свои тела, они знают свой долг, они не смеют оспаривать собственное предначертание. Никто из них не спросит, куда мы идём и зачем. Они умрут с улыбкой на устах, верша свой священный долг, и Хель наконец приберёт их к рукам.

Я закрываю глаза, вижу горящий Асгард, вижу, как клубы пепла сыплются сверху, устилая мозаичные мостовые серой пылью, гарью, как небо темнеет, как рушится странный замок и стонут тюремные камни, как люди мечутся в огне… Нет, нет-нет!

– Макс, Макс, что ты? Что? – Шурф трясёт меня, да так, что, кажется, у меня сейчас голова оторвётся. - Что случилось? Что ты увидел? Почему кричишь?

– А? – я непонимающе смотрю на Шурфа. – Что?

– Ты кричал, Макс, – он проводит рукой по моему лицу.

Я хватаюсь за него, как за спасательный круг, обнимаю крепко-крепко.

– Обними меня, – прошу я, – обними.

И он обнимает. Гладит меня по волосам, почти как ребёнка.

– Я видел, как горит Ехо, Шурф, – шепчу я, – как рушится замок и стонут камни Холоми. Это было так реально!

– Ш-ш-ш-ш, – он убаюкивает меня, как маленького, отчего мне становится неловко.

Я отстраняюсь:

– Ладно, это всего лишь дурацкий сон. Или что? Явь? Наше будущее? Но мы с тобой всегда сможем удрать в Шамхум к Франку, правда?

Он смотрит на меня внимательно, не прикасаясь, ничего не говоря.

– Я не знаю, Шурф, – я почти кричу,– я ничего не знаю! И боюсь. Я же сразу сказал, не гожусь я в герои. Просто не гожусь!

– Мы с тобой, – повторяет он мои слова, – мы с тобой…

И только сейчас до меня доходит, что я сказал.

Меня тут же заливает стыдом по самые уши. Тьфу ты, Грешные магистры!

Я начинаю невпопад хихикать и отшучиваться, мол, Франк и так давно звал нас в гости…

Мы всё ещё сидим в Резиценции, в кабинете на полу. Мне страшно сомкнуть веки. Я боюсь снова увидеть Ехо в огне. Как я тогда вообще буду спать? А что, Шурф вон около двух лет не спал, и ничего.

– У тебя бальзам Кахара есть?

– Надолго тебя не хватит, – спокойно ответил Шурф, встал, дошёл до стола и извлёк из ящика маленькую бутылочку с желанным зельем, – да это и не выход, Макс, ты ведь знаешь. Если всё время бегать от судьбы, однажды она сама за тобой придёт. И это случится, когда ты меньше всего к этому готов. Тебе ли не знать?