– Шурф, послушай, – начал я, – на самом деле, ты не должен нянчиться тут со мной. Я так понимаю, что вытащил тебя откуда-то из морских глубин? И ты точно не обязан сидеть тут со мной, как…
– Как с ребёнком, – подсказал он, от чего я смутился ещё больше.
– Вот именно, – закончил я, покраснев до кончиков волос.
– Хорошо. Я буду тебе крайне признателен, если ты добудешь мне чай с бергамотом. Этот напиток мне очень понравился.
– Да, конечно, – улыбнулся я и полез в Щель.
Зонтик, зонтик, снова зонтик… Так, а что-нибудь более полезное и пригодное в пищу я в состоянии сегодня выудить из какого-нибудь из Миров? Я наконец сосредоточился, представил себе большую кружку чая с бергамотом, и – вуаля! Следом я достал пару чашек кофе, пирог с рыбой и какие-то шоколадные конфеты – всё, что нужно для небольшого импровизированного пикника чиновников высшего ранга.
Мы сидели, пили чай и кофе, ели пирог, конфеты – это было так по-домашнему, так уютно, говорили о какой-то ерунде, скормили Курушу парочку конфет, и они ему чрезвычайно понравились. Я пообещал нашему пернатому умнику, что обязательно буду время от времени добывать для него это лакомство.
Постепенно я осознал, что то, что внутри меня металось, билось, как сумасшедшая канарейка в клетке, – улеглось. Просто потому, что тут был Шурф, мне не то чтобы совсем не стыдно было признаваться в собственных страхах, а просто – можно. Ему – можно. Потому что это единственный человек, который понимал меня как никто другой. И который никогда не станет смеяться надо мной. Что бы ни было.
Я достал из стола начальника невидимую бутылочку с бальзамом Кахара, мы сделали по паре глотков, и стало совсем отлично. Шурф даже не заговаривал о том, чтобы уйти. Его волосы высохли. Я, в общем, нечасто видел его без тюрбана, и сейчас краем глаза поглядывал. Он то и дело приглаживал свои непослушные волосы, собирая их в некое подобие хвоста, но пара прядей всё равно падали ему на лицо, и он снова и снова убирал их за ухо. Я смотрел как завороженный на эти его движения – такие обыденные, такие привычные и плавные, отточенные и грациозные. И любовался им.
Так, стоп, Макс, ты что, совсем рехнулся? Движения грациозные, ну да! Мне стало дико неловко: пялюсь тут на своего друга, как на… В общем, пялюсь.
Я совершенно смутился и ударился в другую крайность, стараясь на Шурфа не смотреть вообще, и он, конечно, это тут же заметил.
– Макс, я не могу понять, тебе неприятно моё общество?
– Нет, что ты, – я проговорил это почти испугано, – совсем напротив, ты ведь знаешь.
– Да, но ты избегаешь моего взгляда, или мне это мерещится? – спросил он осторожно, внимательно в меня вглядываясь.
– Прости, – ну вот как ему объяснить, что я просто дурак, который залюбовался его… Его чем? Грациозными движениями? Я рассмеялся, чем привёл Шурфа в ещё большее недоумение. Придётся говорить как есть – если начну врать, точно запутаюсь и ляпну какую-нибудь несусветную ерунду.
– Только ты не смейся, ладно? – начал я, понимая, что сам на его месте хохотал бы как безумный. – Я просто, э-э-э… засмотрелся, ну, просто ты так волосы… А, чёрт, ну я не знаю, как нормально это сказать! Я просто засмотрелся на тебя, и всё.
– А, понятно, – только и сказал Шурф и… и тоже покраснел? Или теперь уже мерещилось мне?
Между нами повисло напряжение и неловкость. Ч-ч-ч-чёрт, дались мне его волосы, ну правда, а! Я злился на себя. Да и на него заодно. Да и вообще, с чего это я… Дурь какая-то!
– Слушай, – я заговорил нарочито делово, чтобы эта неловкость уже делась бы куда-нибудь, – скоро утро, а мы тут сидим и сидим. Тебе же в Орден, наверное, нужно или по делам?
– В данном вопросе я ориентируюсь на твоё самочувствие и состояние. Если ты больше не испытываешь потребности в моём присутствии или оно тебе в тягость, я, разумеется, готов откланяться сию секунду.
Он был само спокойствие и незыблемость. Грешные магистры, вот умеет же он довести меня до белого каления своим непрошибаемым хладнокровием!
– Шурф, – я понимал, что между нами вдруг выросла какая-то стена, а ведь только что спокойно пили чай-кофе, болтали, – ты не подумай ничего плохого…
Я хотел его заверить в том, что моё любование им… как бы это сказать… не носит сексуального характера. Или? Да нет, ерунда какая! Пока я размышлял, как же мне получше и попонятнее ему всё это сказать, в моей голове возник голос шефа, зубодробительно бодрый и весёлый:
«Макс, ты ведь не спишь?»
Ну и как ему ответить на такой вопрос?
«Конечно, я не сплю».
«А что делаешь?» – тут же спросил мой начальник-садист.
«Сижу в твоём кабинете вместе с Шурфом», – я попытался отвечать чётко и кратко.
«О как! – похоже, шеф был в полном восторге. – Никуда не уходите».
Он отключился, а я перевёл глаза на Шурфа:
– Судя по всему, сейчас Джуффин заявится.
Великий Магистр только пожал плечами, дескать, ну да, заявится.
Джуффин появился практически сразу же – и сиял, как свежеотчеканенная корона. Глаза его горели, как сто грибных светильников, и я увидел, как скривился Шурф. Да-а-а, кажется, такое незамутнённое счастье на начальственном лице я видел в последний раз, когда наш хрупкий мир висел на волоске. Я похолодел. Неужели?
– Джуффин, что, совсем всё плохо? – просипел я, потому что мой голос в одночасье решил дезертировать.
Шурф ничего не спрашивал, просто смотрел на Джуффина, и по тому, как менялось его лицо, было понятно, что дело действительно дрянь.
– Да что случилось-то, ты можешь сказать? – мой внутренний истерик поднял голову и решил взять бразды правления организмом в свои руки.
– Стержень истончается, – просто ответил шеф.
– Чего? – не понял я.
Потом посмотрел на Великого Магистра – и понял, что происходит что-то не просто плохое, а, мягко говоря, отвратительное, так как Шурф мгновенно побледнел.
– Истончается Стержень нашего Мира, Макс. Вот-вот сломается.
– Подожди! – я не хотел в это верить. Ерунда какая-то, что значит – «стержень истончается»? – Джуффин, ты же… Я же… – я говорил сбивчиво и путано, плохо соображая: мне что – снова грозит бессрочная ссылка в Тихий Город? – Ты же говорил, что наш мир стал намного более устойчивым после того, как я провёл несколько лет на свой развесёлой мнимой родине. Как? Как же теперь? Что?
– Погоди, не тараторь, ладно, я сейчас всё объясню. Заодно подумаем вместе, что делать, – Джуффин поставил на жаровню кувшинчик с камрой.
Мне хотелось треснуть ему по башке: как он может говорить о том, что Мир может рухнуть в любую минуту, с таким неописуемо счастливым лицом?
– Я тут присмотрел несколько интересных мирков на всякий случай, – говорил шеф, довольный, как кот, объевшийся сметаной, – и ты представляешь, у меня даже получается говорить на Безмолвной речи из другого Мира!
А, так вот к чему была вся эта безмолвная болтовня! Он просто проверял, как слышно – «Приём, приём». Тьфу!
– Я не понимаю, чему ты радуешься? – не выдержал я. – Разве это то событие, которое может обрадовать?
– А ты когда-нибудь видел, как рушится мир?
– Нет, конечно, откуда?..
– Вот и я не видел, – он мечтательно возвёл глаза к потолку, – а Сотофа говорит, что это действо неописуемой красоты.
–Это всё, конечно, замечательно, – вклинился Шурф, – но позволю себе отметить, что изначально наша миссия сводилась к тому, чтобы этот мир сохранить и сберечь. Или вы уверены, что совершенно ничего нельзя предпринять для спасения нашего мира, и единственное, что нам остаётся – убраться восвояси и наблюдать за крушением Мира Стержня со стороны, оценивая красоту данного события?
– Ох, ловок ты, Шурф, всё-таки жаль, что Семилистнику достался, мне порой тебя так не хватает. Как я умудряюсь обходиться без твоего занудства – ума не приложу, – беззлобно проворчал Джуффин. – Ну, а теперь по делу, – тут он наконец стал собой – спокойным, холодным и собранным Кетаррийским Охотником. – Я поговорил с Сотофой – похоже, кто-то питается силой нашего Мира, проще говоря, является вампиром. Поэтому Стержень слабеет. Несмотря на, так сказать, многоуровневую защиту от дураков, защита нашего Стержня истощилась, и наш Мир теряет энергию, и довольно быстро.
