Он задумался. И снова на долю секунды глаза его потемнели, окунаясь в какую-то далёкую, неведомую мне бездну, он замер как перед прыжком.

- Да, Макс, я – тоже, – сказал он с нажимом и как-то странно на меня посмотрел. – Иногда я влюбляюсь в мужчин, – и тут же улыбнулся, – примерно раз в столетие, чаще – просто времени не хватает.

- Да... теперь вот и я кажется... Грешные магистры, Шурф, кто бы мог подумать, что я, «Грозный сэр Макс», окажусь геем. Или всё-так нет? Ну, это надо же! – и я невесело усмехнулся. Никогда бы не подумал. Ни-за-что. – И вот что мне теперь делать с этим знанием? Куда его девать-то? К какому месту прикладывать, чтобы полегчало? Потому что пока мне что-то совершенно не весело.

- Знаешь, Макс, это слишком даже для тебя, – Шурф смотрел на меня очень серьёзно. – Я не знаю досконально обычаев твоей родины на этот счёт, но смею предположить, что однополые отношения там не поощряются (ох, Шурф, не то слово!). Но… тебя же не удивляет, например, что я – бывший Мастер Пресекающий Ненужные Жизни, а ныне глава Ордена Семилистника, Благостного и Единственного, – исходя из терминологии твоего мира, тоже гей.

Я никогда этого не скрывал, даже в голову не приходило, да и от кого бы и зачем? И, заметь, никому другому тоже в голову не приходит хоть что-то говорить на этот счёт, и не только потому, что я такой уж могущественный человек. Слышал ли ты вообще когда-нибудь, чтобы хоть кто-то отпускал шутки по этому поводу или говорил нечто предосудительное? Нет? Вот и я не слышал. По нашим улицам вполне спокойно разгуливают однополые пары, разве ты не замечал? А не замечал, потому что не акцентировал своё внимание, а не акцентировал своё внимание, потому что тебе совершенно всё равно, кто с кем ходит и кто с кем спит, как и всем остальным горожанам. Ты как-нибудь на досуге присмотрись. В нашем мире каждый сам решает, кого любить, и это никого не касается. Все уважают выборы и пристрастия друг друга, пока всё случается по обоюдному согласию всех участвующих сторон. Всё очень просто, вон у нас даже Король, как ты выражаешься, «потомок эльфов», причём в крови Его Величества этого эльфийского зелья больше половины…

Да кто бы сомневался! Я вспыхнул и спешно опустил глаза долу, чтобы мой друг не заметил моего смятения.

- Так что не забывай, в каком мире ты сейчас живёшь, – закончил Шурф, – и этот мир сильно отличается от того, в котором ты родился, ну, или якобы родился.

Да вот и правда. Стало поспокойнее, но всё-таки… мне было тревожно не столько от того, как на это посмотрят другие люди – мнение других не то чтобы меня не интересовало совсем, но никогда не было уж слишком значимым для меня. Больше всего меня волновало то, что я узнал о себе нечто такое, что шло совершенно в разрез с моими же представлениями о собственной персоне.

Да ладно, Макс, ну будь честен хоть с самим собой! То, что ты оказался Вершителем, способным держать своей силой целый мир, тебя, значит, не волнует, а вот то, что ты замечаешь, как хорош собой наш славный монарх, который одного с тобой пола, тебя, видишь ли, беспокоит!

Я засмеялся и махнул рукой:

- Шурф, а делать-то с этим всем что?

- В зависимости от того, чего ты сам хочешь, – мой друг задумчиво теребил уголок подушки, на которой он сидел. – Поступай по обстоятельствам, учитывая свои желания. И… – он смотрел внимательно мне прямо в глаза, – береги себя, пожалуйста, Макс.

Что-то полыхнуло в его серых глазах, отчего я почти отшатнулся на одно мгновение, что-то невозможное, странное, совершенно непонятное мне… и тут же погасло, скрылось за непроницаемой маской сэра Лонли-Локли. Я снова отмахнулся:

- Ну, а как же! Иначе ты меня найдёшь где бы я ни был, если умру – воскресишь и убьёшь сам, только медленно и мучительно.

- Вот именно, – сообщил мне это невозможный парень без тени улыбки на лице.

Расставшись с Шурфом, я сидел в гостиной и улыбался. После того, как я легализовал для себя это странное, новое и удивительное чувство, мне стало гораздо легче. Тревога не то чтобы исчезла совсем, но её сильно поубавилось, однако прибавилось любопытства. Интересно, а я ему нравлюсь? А ничего, что он король? А как это вообще, когда до тебя дотрагивается мужчина? А вот что будет, если я попробую его поцеловать? А думает ли он обо мне? А нравится ли ему со мной играть в злик-и-злак? (конечно, нравится, раз он это делает!) А что? А как? А почему? Этих вопросов в голове рождалось бессчётное количество, и все они были о нём. О нашем славном короле Гуриге Восьмом.

Я шёл по улице Медных Горшков в Дом у Моста, вспоминая нашу с ним последнюю игру. Я заметил, что, играя с ним, я стал делать это лучше, ходы мои стали медленнее и вдумчивее, а сам рисунок игры – утончённее и изящнее. Немудрено с таким-то соперником!

Я вспоминал, как когда-то во сне меня учила смешная урдерская ведьма с глазами цвета штормового моря: «когда ты узнаешь все правила, ты научишься их нарушать». И мне этого очень хотелось. И в игре, и в жизни. Я пока понятия не имел, какие могут быть правила отношений между двумя мужчинами и существуют ли они вообще. А если один из них – Вершитель, а второй – Король? Я улыбался.

Вообще, в последнее время я улыбался всё чаще, чувствуя, как ускоряется моё сердце, когда я думаю о нём; улыбался летнему цветущему Ехо и всему Соединённому Королевству, которому повезло иметь такого умного и красивого правителя.

Я как раз размышлял о том, стоит ли послать ему Зов, узнать, как дела, и предложить поиграть сегодня – или так не делается? Я ещё ни разу не посылал Зов Королю. Он всегда делал это первым, а я не знал, допустимо ли это с моей стороны или не очень, даже если у нас сложились такие вот приятельские отношения. Мы не виделись уже полдюжины дней, и я по нему откровенно скучал. И сам удивлялся тому, что скучаю, и мне от этого было неловко и странно, и тепло. Я всё ещё смущался того, что он – не симпатичная барышня, а парень, правда, тоже очень симпатичный. Поэтому уже по двадцать пятому кругу я прокручивал в голове собственный монолог, пытаясь понять, как же к нему лучше обратиться и что сказать, и стоит ли вообще это делать. Надо будет обязательно спросить при следующей встрече.

- Ты ведёшь себя как влюблённый дурак, – сказал мне Джуффин, набивая трубку.

- Чего? – я был погружён в свои мысли, сидя в его любимом кресле с мечтательным видом, и совершенно не слышал как он вошёл в кабинет.

- Того, Макс! Вот именно про это я и говорю: ты или блаженно улыбаешься, или рассеянно пялишься в потолок, или задумчиво созерцаешь необозримые дали. – Джуффин посмотрел на меня в упор: – Кто это так наступил тебе на сердце?

Ух ты! Меня словно швырнули с небес на землю. И не так чтобы уж очень бережно. Ну конечно, от проницательного Джуффина Халли ничего нельзя утаить! Кто бы сомневался! Я, конечно, могу сейчас попробовать выкрутиться и наврать с три короба, но смысла в этом, кажется, нет никакого: чем больше буду юлить, тем быстрее он загонит меня в ловушку. Поэтому я ответил настолько правдиво, насколько мог:

- Джуффин, я не хочу говорить, кто это. И не потому, что я тебе не доверяю, просто сейчас это слишком моё, личное.

- Но в общем, это так, да? Мне же не померещилось? – он смотрел на меня, сканируя своими светлыми шимарскими глазами, доставая, кажется, до самого нутра и выворачивая наизнанку.

- Не померещилось, и хватит на меня так смотреть, а то на мне уже лоохи дымится. Я тебе всё расскажу, только не сейчас.

- Да расскажешь, конечно, куда ты денешься, – спокойно согласился мой начальник. – Только осторожнее, Макс.

Да что ж такое! Я всё время слышу это «осторожнее», «береги себя»! Я, конечно, рад такой нежной заботе друзей и близких, но я что, похож на беспомощного младенца? Я поднял на Джуффина гневный взгляд и уже открыл было рот, чтобы высказать всё, что я думаю по этому поводу, но он меня опередил:

- Успокойся, я не сомневаюсь в твоём хвалёном могуществе, – и, став очень серьёзным, добавил, – и поговори с Меламори.