— Он просто боится тебя обидеть, Кричер, — так же настойчиво возражал ему профессор, — если ты заметил, он никогда его не ест, и всегда оставляет на тарелке.
— Но я готовлю этот соус уже много лет, нельзя менять рецепт! — кажется, эльф изо всех сил старался не выйти из себя.
— Ну, и напрасно, — без всякого сожаления парировал Северус.
Я едва не рассмеялся! И даже ущипнул себя. Вот уж не думал, что мне хоть когда-нибудь доведётся услышать такой диалог. Чтобы Северус Снейп, грозный декан Хогвартса, спорил с моим домовиком относительно сливочного соуса! И тут же улыбнулся — а я ведь и правда этот сливочный соус не люблю. Он хотел для меня лучшего, он защищал меня, спорил с Кричером, в этом было столько чего-то личного, важного для меня. И когда он умудрился заметить, что мне действительно не нравится этот дурацкий соус.
Я сделал ещё шаг, половица под моей ногой скрипнула, и они оба — и мой домовик, и Северус — замолчали и обернулись на звук.
— Завтрак сейчас будет готов, хозяин Гарри, — чеканно промолвил Кричер и добавил, сделав акцент, — я могу приготовить запеканку БЕЗ сливочного соуса.
Ну, что тут будешь делать! Я не знал, как мне на это реагировать, мне не хотелось его обижать. А Северус стоял и смотрел на это на все, едва сдерживая смех.
— Кричер, если ты подашь соус отдельно, я буду просто счастлив! — кажется, я нелепо улыбался, глядя на Северуса, и старался не очень замечать недовольно поджатые губы эльфа.
— Хорошо, хозяин Гарри, завтрак подать в вашу спальню? — совершено серьёзно спросил он.
Я вопросительно посмотрел на Северуса — мол, куда нам завтрак-то подавать?
— Мы позавтракаем в столовой, Кричер, — вместо меня ответил Северус, — через полчаса.
Но мой домовик всё ещё смотрел на меня.
— Да, в столовой, — и едва он двинулся, как я продолжил, — и, Кричер, тебе не обязательно всё переспрашивать у меня, если Северус, гм… Мастер Северус говорит, что в столовую, то так оно и есть, ты должен слушаться его, как меня.
— Хорошо, хозяин Гарри. Кричер будет слушаться мастера Северуса, — и он склонил свою голову. Северус, в свою очередь, тоже поклонился.
Мой домовик ушёл готовить нам завтрак, а мы остались одни, я продолжал глупо улыбаться и совершенно не знал как себя вести. Как ведут себя люди, проснувшись утром после такой ночи? Я понятия не имел, потому что со мной просто такого никогда не случалось.
Ни слова не говоря, Северус подошёл ко мне и заключил в свои объятия. Моё сердце дрогнуло и замерло. Снова близость его тела. Я вцепился в него, словно утопающий в спасательный круг. А вдруг эта наша ночь была всего лишь сном? Зыбким миражом… А вдруг для него это всё было совсем не так, как для меня? А вдруг ему не понравилось со мной, я же… Я же не умею ничего. А вдруг? А вдруг?
От его близкого тепла все мои глупые тревоги растаяли, словно зыбкий туман:
— Всё хорошо, Гарри, не волнуйся.
— Знаешь, я испугался, когда проснулся, а тебя нет. Как ты себя чувствуешь? — я внимательно смотрел на него — он был не так бледен, как всегда, говорил почти своим обычным голосом, шрамы на шее стали тоньше, сглаживаясь.
— Я так стремительно выздоравливаю, что самому не верится. Вот, задумал тебе приготовить завтрак, но не успел, пришлось препираться с Кричером из-за всякой ерунды, — он улыбался и выглядел совершенно открытым. Таким спокойным, расслабленным, каким я, кажется, его вообще не видел. Никогда.
— Завтрак приготовить? Ты? Мне? — сказать, что я был удивлён — ничего не сказать. Я был просто шокирован.
— Да, что тут такого? — он приобнял меня за плечи, и мы добрели до дивана в гостиной, — а ты думал, что я умею варить только зелья? Вы не поверите, мистер Поттер,сколько тайн и секретов хранится в вашем старом и не слишком добром преподавателе зельеварения. Конечно, до Кричера в мастерстве кулинарии мне далеко, просто сегодня мне хотелось приготовить для тебя самому. И я почувствовал, что сил моих на это точно хватит.
Мы сидели на диване в гостиной. Ну, как сидели… Северус сидел, а я лежал головой у него на коленях, он медленно перебирал мои короткие волосы своими длинными пальцами и явно получал от этого удовольствие. Впрочем, как и я. Стеснение и неловкость, которые были между нами несколько минут назад, бесследно пропали. Мне становилось легко и уютно рядом с ним, с этим невероятным человеком, которого я когда-то считал, чуть ли не своим врагом.
А потом… Я просто окунулся в счастье. Нырнул в наше с ним время, словно в тёплую морскую воду, в зыбкий омут, весь, целиком. Ни о чём не жалея и ничего не спрашивая. Он настаивал на том, чтобы я учился. И я ходил в Аврорат, при этом игнорируя все предметы, которые только мог. А на остальных просто сидел, не слишком замечая преподавателей или сокурсников. Пару раз Рон, видя мою глуповатую растерянную улыбку, спрашивал у меня, что случилось, но я как-то неуклюже отмалчивался или попросту отмахивался, и мой друг, занятый, по большей части, собственной учёбой, быстро потерял интерес к моему состоянию.
Просиживая на занятиях, я пялился в окно и тупо ждал, когда же смогу вернуться домой. Северус, конечно, об этом знал и смотрел на меня с укоризной, когда я приходил раньше положенного времени, неуклюже аргументируя это тем, что «занятия отменили». Он смеялся и говорил мне:
— Гарри, я же твой бывший преподаватель, ну, хоть мне-то не ври.
Я тоже смеялся, целуя его в уголок рта, обвивая его шею своими руками, нетерпеливо снимая с себя форму аврора, жарко шепча ему на ухо:
— Не злись. Я соскучился.
А он и не злился. Он проводил своими горячими ладонями по моей спине, от чего мурашки разбегались по всему телу. И одного этого уже было достаточно для того, чтобы я тихо начинал стонать.
Мы узнавали друг друга. Я даже и предположить не мог, что в этом удивительном человеке может быть столько нежности. Столько заботы и любви. Для меня. Я неизменно просыпался в его объятиях. Он не выпускал меня из рук даже во сне. Мне безумно нравилось спать с ним, засыпать и просыпаться рядом. Открывать глаза утром и видеть его любимое лицо. Он смущался:
— Гарри, ты так смотришь на меня.
А я смотрел и не мог насмотреться. Его лицо мне казалось самым прекрасным, что я когда-либо видел.
Иногда мы с ним вместе готовили завтрак под беззлобное ворчание Кричера, который неизменно критиковал все наши действия, творимые на кухне. И мы сдавались, вверяя наши завтраки в его заботливые руки.
Мы друг другу читали. Северус пробовал читать мне те самые заумные книги, которые я выбирал для него в бездонной библиотеке Блэков, когда он ещё болел, но, видя, как у меня начинают слипаться глаза буквально на втором абзаце, он, смеясь, прекращал это занятие, тормошил меня, и мы занимались чем-то более интересным. Иногда я читал ему, ничего особенного, ничего заумного — то «Пророка», то свои домашние задания. Он, в отличие от меня, внимательно слушал, иногда задавал наводящие или уточняющие вопросы. Ему было интересно. Иногда он поправлял меня или что-то объяснял, если я не понимал, иногда он просто кивал, предлагая продолжать.
С каждым днём ему становилось всё лучше. Общими усилиями мы трансфигурировали его кровать в более просторную, и теперь «его спальня» стала «нашей». К нему постепенно возвращалась магия. Правда, пока ему были доступны только простые заклинания, но ведь раньше он и этого не мог. Мы оба радовались, как хаффлпаффские первогодки, когда он направил свою палочку на случайно разбившуюся чашку, сказал: «Эванеско» и осколки чашки, повинуясь его заклинанию, исчезли.
Пару раз к нам заглядывал Фрэнк Донован, осматривал Северуса, цокал языком, пожимал плечами, удивлялся и радовался тому, что его пациент так быстро идёт на поправку. При этом он по-прежнему совершенно не понимал причин такого скорого выздоровления. Мы тоже не понимали. Да, кажется, старались и не думать об этом. Как и Фрэнк, мы просто радовались тому, что сейчас он практически здоров. И даже потихоньку выходили гулять. Мне удалось, обхватив его за талию, аппарировать с ним в маггловский Лондон. Мы гуляли по парку Сент-Джеймс, любуясь Букингемским дворцом, как самые заправские магглы или туристы. Это был настоящий мир, в котором дул ветер, раскачивая огромные деревья, и шелестела трава, в котором обычные люди говорили о простых вещах и в котором нам с ним тоже было своё место.