— Гарри, Гарри… Послушай, — его голос срывается на хрип, но только потому, что сбивается и его дыхание, — Послушай, ты не должен… Если ты не хочешь…

— Я хочу, — я сам не знаю, что говорю. Наверное, единственное, что возможно сейчас, и от смущения получается сумбурно и непонятно, — я хочу, Северус, я хочу с тобой. Твоим.

— Глупый, — он гладит меня по голове, — ты правда этого хочешь?

— Хочу, — и мне очень просто это говорить, потому что сейчас я думаю, что никогда ничего другого и не хотел.

Он снова целует меня, более настойчиво и жадно. И я поддаюсь, мне хочется ещё. Я подставляюсь под его руки, которые сейчас гладят меня по шее, ключицам, спускаются на грудь.

Теперь он немного отстраняется и шепчет мне почти в ухо:

— У тебя… ты…

Я понимаю, о чём он и отвечаю, краснея:

— Нет. Никогда.

— Не бойся, — он целует меня в висок и снимает с себя футболку, — не бойся.

Наконец я могу чувствовать его своим телом. Это невероятно приятно.

Кожа-к-коже. Его такое близкое, такое знакомое тепло. Мы с ним перекатываемся на бок, он попутно сбрасывает на пол, книги, те самые, в которых он так старательно делал пометки и вкладывал закладки. Теперь всё это беспорядочно летит вниз, ударяясь с глухим звуком об пол. Я дышу им и не могу надышаться. Мне мало. Мне кажется, что воздух в пространстве между нами звенит напряжением, искрит чистым электричеством. Он проводит ладонями по моей спине, я чувствую жар, исходящий от них. Он кладёт мне руку на затылок, легонько прихватывает волосы, потягивая за них. И я закусываю губы, чтобы не застонать от такой странной ласки. Я тут же выгибаюсь и тянусь за его рукой, откидывая голову, подставляя ему шею для поцелуев. И он медленно проводит языком по коже вдоль сонной артерии, задерживается, чувствуя губами, как бешено несётся кровь по венам, как она близко. Медленно вдыхает мой запах, спускается ниже, ниже, к ключицам, задевая яремную впадину, дальше к соску, плотно обхватывает его губами, от чего я не удерживаюсь и всё-таки вскрикиваю. Тут же он сжимает второй пальцами.

Разве я мог подумать, что когда-нибудь мне будет так жарко, что я буду считать вдохи и выдохи, что хоть кого-то буду хотеть так. До невозможно слитного «мы», когда хочется быть ещё теснее и ближе, хотя ближе уже просто некуда, вжиматься в него всем своим существом, впаиваться, врастать.

— С-северус — я чувствую, что мне не хватает воздуха, и я хватаю его урывками, большими глотками, — Северус, хочу, хочу тебя…

Его глаза затуманены желанием, я вижу это вожделение, эту жажду в нём сейчас. Жажду, которую могу утолить только я. Я один.

Его руки спускаются ниже, гладят меня по животу, оглаживают бёдра. Когда его ладонь ложится через джинсы мне на член, то я вскрикиваю. Кажется, я могу просто кончить от его прикосновений. Даже через плотную ткань. А когда он расстёгивает ремень, стягивает с меня джинсы и мягко обхватывает его ладонью, то я тут же кончаю. Быстро, почти неожиданно, вскрикивая и чуть ли не складываясь пополам. От чего мне становится безумно неловко, я тут же готов сквозь землю провалиться.

— Я… — я бормочу что-то невнятное, — я… Я случайно…

— Ш-ш-ш-ш-ш… — он поворачивает меня к себе спиной и обнимает, прижимая, обхватывает руками, — ничего страшного, ты что так разволновался.

И целует куда-то в затылок. И мне так уютно в его руках. Он тихо гладит меня по плечам, по лопаткам, потом тоже снимает с себя джинсы, и я спиной ощущаю его напряжённый член… Слышу его прерывистое дыхание, чувствую, как его тёплые ладони медленно прохаживаются по моему телу. Наугад, вскользь… Как он гладит мне спину, ягодицы, как легонько трогает отверстие ануса — только намёк. И как я мгновенно сжимаюсь.

Пальцами другой руки он дотрагивается до моих губ, я целую их, как тогда, когда слизывал с них его кровь. Целую, прикасаясь к тем же узорам на его подушечках, втрагиваясь, проводя языком, прикусывая, позволяя проникнуть глубже, вбираю в себя. Его пальцы в моём рту начинают ритмичный медленный танец, и я сам постепенно двигаюсь в такт всем телом, ощущая, как снова возбуждаюсь. И почти не замечаю, как пальцы другой руки аккуратно входят в меня. Одновременный ритм этих движений неспешный и завораживающий, и я расслабляюсь, я впускаю его в себя, даю проникнуть глубже. Мне почти не больно, его пальцы двигаются осторожно и мягко. Мне хочется коснуться своего члена, но он тихо говорит:

— Подожди, не спеши, я сам.

И я смиряюсь. Я хочу его внутри, я хочу его в себя. Отчего он медлит? Разве он не видит, как я задыхаюсь? Как моё тело горит и сгорает в этой сладкой агонии. Из-за того, что он движется так медленно, мне кажется, что это не закончится никогда, что эта невозможная мука будет терзать меня бесконечно… Что я просто сгорю, исчезну на самом краю этого невозможного наслаждения.

— Сев-Северус… Пожалуйста, Северус…

Я так хочу его. Он медленно переворачивает меня на спину и входит, глядя в глаза, наблюдая, как мы постепенно сплавляемся в одно. В его чёрных зрачках безумие и жажда. Моё сердце делает немыслимый скачок, а весь мир становится ярок и горяч, нестерпимо горяч. И я не могу удержаться, я кричу. А он легко закрывает мне рот своей рукой, и я снова хватаю губами его пальцы. Он постепенно начинает двигаться во мне, но я хочу быстрее… Он наклоняется и целует меня… Долго, глубоко, доставая до дна моей души, и мне не хватает воздуха. Я чувствую, как бьюсь под ним, уже не понимая, где он, а где я. Он ускоряет темп, и, наконец, кладёт руку на мой дрожащий член. И легко-легко, почти воздушно двигается вверх-вниз. И откуда он знает, как мне нравится! Ещё немного, ещё две секунды и, кажется, меня не станет. Я просто растворюсь в этом наслаждении, которое сейчас сметает всё внутри меня, все барьеры и грани, оставляет меня невесомой пустотой, солнечной пылью и светом. И слышу, как он хрипло шепчет:

— Гарри, мой Гарри…

Я выгибаюсь дугой, и мир разбивается на мириады ярких искр, которые тут же обрушиваются на меня сверху, когда я чувствую его горячую сперму внутри. И он почти падает на меня, распластанного под ним, и снова целует. Благодарно, жадно, горячо. И не отпускает. А через минуту приподнимается на локтях и долго смотрит на меня:

— Всё хорошо?

Мне совсем не хочется говорить, и я просто киваю. Он осторожно выходит из моего тела и устраивается рядом. Я кладу голову ему на грудь. Он натягивает на нас клетчатый плед, отводит мне со лба влажную прядь и целует в губы. Легко и нежно. И я понимаю, что счастлив. Абсолютно. Как не был никогда в жизни. Я не знаю, что будет дальше, и как. Я не знаю совершенно ничего. Но сейчас, вот сейчас я знаю главное — знаю, что люблю его. И этим знанием словно бы начинается новое время, такая точка отсчёта, после которой наступит что-то ещё. Не хорошее или плохое, просто другое, совершенно отличное от того, что было раньше. Потому что раньше я не знал — как это любить.

Первое, о чём я подумал, проснувшись утром, так это о том — хоть бы Кричер снова не припёрся к нам в спальню. Ещё не открывая глаз, я пошарил по подушке рядом с собой — никого. Я открыл глаза — один.

Я сел в кровати, растерянно моргая, немного поморщился, гм… Да, исцеляющие чары, пожалуй, будут не лишними сейчас. И… Где Северус? Куда он вообще мог деться? Я прислушался — тишина, в ванной не плещется вода — значит, он не там. Он же за… Да за всё то время, пока живёт тут, ни разу никуда не отлучался из этой комнаты. Просто потому, что не мог. А сейчас? Размышляя и недоумевая на тему внезапного исчезновения профессора Снейпа, я вылез из нагретой постели. Мои футболка, толстовка и джинсы аккуратно висели на спинке стула — значит, после ночного буйства кто-то их поднял с пола и туда положил. Я догадывался, кто именно, и мне почему-то было от этой мысли неловко. Я быстро оделся и, спускаясь по лестнице вниз, услышал престранный разговор:

— Нет, мастер Северус, Гарри любит сливочный соус. Я всё время его подаю вместе с запеканкой, — настойчиво говорил мой домовик.