Вынырнул я из давящего полусна, расталкиваемый бесцеремонной рукой.
— Это все очень серьезно, Гарри, — сказал он мне, напоив очередным безвкусным, похожим на жабью слизь, зельем и удобно усадив, подпихнув под спину огромную подушку.
— Куда уж серьезней, — откликнулся я тихо и мрачно. — Я все больше и больше в тебя влюбляюсь. Тут и свихнуться недолго, если я все еще не…
— Давай сменим тему, — поморщившись, словно от зубной боли, сказал он. — Я вообще-то подразумевал события, некоторые детали которых уловил в твоих воспоминаниях.
— Да к боггартам события! — вскричал я и дернулся было встать, но рука Снейпа вдавила меня в подушку.
— Боггартам начихать, — спокойно сказал он, что никак не вязалось с порывистостью движения. — Боггарты, в отличие от нас с вами, бессмертны.
Снейп распахнул створку широкого окна, выходящего в сад, и, нервно пошарив по карманам, извлек пачку сигарет. Прикурив, уселся на подоконник, словно школьник в факультетской спальне, вытянув одну ногу, и опираясь локтем на согнутое колено другой. Он молча выдыхал облачка дыма и преувеличенно внимательно разглядывал что-то в саду.
— Впервые в жизни, — наконец сказал он безэмоциональным голосом, — впервые в жизни я свободен. Никому ничего не должен, и никто не должен мне. Частично твоими стараниями, Поттер, так что можешь считать это благодарностью.
Я хрюкнул, слабо пошевелился, но счел уместным промолчать.
— Человеку не под силу все время жить на войне. Я жил ею задолго до твоего рождения и много лет после, — он говорил, словно обращаясь к воображаемому собеседнику, не отрывая глаз от пейзажа за окном. — Едва очухался от первой, похоронил свою память, наладил жизнь и даже начал получать удовольствие от новой, как в нее без спросу ворвался ты. Во второй мне, по крайней мере, нечего было терять, кроме самого себя. И я не рассчитывал на благополучный исход. Но так случилось. Если сейчас разразится следующая война, я предпочту наглотаться яду, лишь бы вновь не выбирать сторону.
Снейп замолчал, прикрыв глаза и откинув голову, сигарета тлела между пальцев, роняя столбики пепла на подоконник. Он казался уставшим и внезапно постаревшим со вчерашнего вечера, словно провел не одну бессонную ночь. Я боялся вздохнуть. Мерлин, кажется, я действительно люблю его! Именно вот такого: внезапно уставшего, непривычно грустного, не желающего сражаться.
Очень осторожно, стараясь не застонать, я поднялся, завернувшись в халат, и медленно подошел к нему. Стоять было тяжело, так что я просто сполз вдоль стены у подоконника и аккуратно взял его безвольно свесившуюся руку своей. Он не открыл глаза и даже не пошевелился, только беззлобно прошептал:
— Какого черта ты встал с постели?
Что бы я ни сказал, все было бы сейчас лишним. Даже если бы я сказал, что понимаю его. Даже если бы сказал, что он мне нужен. Так сильно нужен, как никто и никогда. Даже если бы поклялся лично выбить у него из рук любую склянку, показавшуюся мне подозрительной. Поэтому я просто прижался щекой к его узкой ладони и, вздохнув, прикрыл глаза. Если бы можно было вот так сидеть, прижимаясь к нему, и внезапно — это даже больше, чем счастье! — почувствовать как другая рука опускается на мою макушку, перебирая спутавшиеся пряди: неуверенно, нежно, осторожно. Если бы можно было просидеть так все оставшееся мне время, я бы без сомнений согласился. Я чувствовал что-то такое, чего никогда бы не смог высказать словами. Чего не читал ни в одной, самой умной книжке. Это было как… ну словно весь мир для меня — лишь две его руки, и убери их — не станет мира. И больше ничего не нужно — ни слов, ни ласк, ни глупых вопросов. Просто две руки и чувствовать, как подрагивают кончики пальцев под моей щекой. Казалось, мы просидели так много часов. За окном свистела назойливая птица, и легкий сквознячок из окна помогал Снейпу перебирать мои волосы.
— Ubi nil vales, ibi nil velis*,— прошептал он и выпрямился.
Я недовольно застонал, изо всех сил цепляясь за его ладонь.
— Давай же, Гарри, возвращайся в кровать, — тихо, но твердо сказал он.
Я выпустил руку, пытаясь встать, но тут же перед глазами поплыли алые пятна и я зашатался, пытаясь удержаться на ногах. Тогда он стремительно подхватил меня, и, крепко прижав к себе, поволок к постели.
— Не оставляй меня, бога ради, — прошептал я ему в самое ухо.
— Где-то я уже это слышал. Или видел, — раздался мне в ответ голос с привычной ехидцей.
Он аккуратно уложил меня и добавил: — Постарайся не заснуть, я вернусь через пять минут.
Я услышал шум сдвигаемой панели, открывающей вход в лабораторию.
— Ты всегда требуешь от меня того, что выше моих сил, — простонал я, усиленно стараясь не закрыть слипающиеся веки.
***
Пока я боролся со сном, внезапная догадка пришла мне в голову. Я понял! Клянусь, я понял, в чем дело. Все эти размышления вслух, слова в никуда, неудавшиеся попытки начать разговор — все это было так непохоже на Северуса Снейпа, что прятаться за внезапной неуверенностью и задумчивостью могло только одно. Что ж, если он не может этого сказать, я облегчу ему задачу.
— Северус, — ринулся я в атаку, едва он появился на пороге лаборатории — Я все понял! Ты только скажи, сколько мне осталось. Раз уж даже ты не можешь мне помочь… Я привык умирать. Это совсем не страшно.
Он посмотрел на меня так, словно на лбу у меня выросла пара дополнительных ушей. Или крыльев, или чего-то там еще. И сунул прямо в руки дымящуюся чашку с лазурно-синей жидкостью.
— Пей, пока не остыло! Скорее! — скомандовал он.
Пока я судорожно глотал шипящее зелье, обжигая горло, он собрался с духом и спокойно заговорил:
— Предсказуемая храбрость, Гарри, и настолько же предсказуемая глупость. С чего ты взял, что я не могу тебе помочь?
— Ты так говорил… Ну, словно жалел меня, словно не мог подобрать слов. Я никогда тебя таким не видел. И я подумал…
— И как обычно ошибся, — прервал он мои сбивчивые объяснения. — Я могу и даже, как бы ты ни удивлялся, хочу помочь. Вся горькая ирония в том, — печально добавил он, — что заодно с тобой вновь придется помогать всему миру. А с миром, в отличие от тебя, у меня гораздо более сложные отношения.
— Ты сказал что-то такое, смысл чего до меня не доходит, — напряг я обожженное горло, горевшее так, словно я наглотался горячих углей. Но мутный туман в голове и перед глазами исчез без следа.
Снейп улыбнулся привычно-ядовитой улыбкой, в которой явно читалось: «Какой же ты недоумок, Гарри Поттер». Потом осторожно положил пальцы мне на запястье, проверяя пульс, зачем-то оттянул левое веко вниз, пристально изучая белок глаза, напоследок больно нажал какую-то точку под челюстью и пару раз провел палочкой вдоль моего тела.
— Тебе нужно поесть, — заявил он после всех манипуляций.
— В искусстве увиливания от ответов я брал уроки у лучших, — я повысил голос, что еще раз стоило мне саднящей боли в горле. — Говори. Иначе, обещаю, я сдохну посреди твоей драгоценной гостиной или сделаю еще что похуже.
— За последние сутки ты продемонстрировал весь арсенал своих способностей, — холодно заметил Снейп. — Кажется, ни одна из них меня не впечатлила.
— Кажется, у меня другое мнение.
— И вновь неверное, — отрезал Снейп и перебрался с края кровати в одно из кресел, развернув его в мою сторону. Вытянул ноги, сцепил пальцы и вновь надолго замолчал. На сей раз я не собирался щадить его чувства.
— Да говори уже! — изо всех сил заорал я. — Сколько можно жилы из меня тянуть, бездушный ублюдок!
— Вот так-то лучше, Поттер, — неожиданно похвалил меня он. — А то любовь, страсть, пылкие признания — все это, знаешь ли, очень усложняет дело.
И пока я замешкался, подбирая достойный ответ, он заговорил хорошо известным мне тоном, словно читал лекцию невнимательному классу.
