Гарри».

— Браво, мистер Поттер! Эпистолярный жанр еще одна из ваших сильных сторон. Я имел несчастье убедиться в этом лично, — воскликнул Снейп, заглядывая мне через плечо. Затем аккуратно свернул записку и спрятал во внутренний карман плаща.

— Приложите все усилия, чтобы мой дом остался в целости. Впрочем, если вы будете следовать инструкции, усилий для этого и не понадобится. До вечера!

— До вечера, мистер Снейп! — прокричал я ему вслед, глядя как его худая фигура стремительно пересекает двор. За секунду до аппарации он поднял руку в прощальном взмахе.

— Я жду вас, профессор. Я всегда буду вас ждать, — проговорил я и тут же подскочил, испуганный омерзительным звуком таймера, доносившимся от стола. Я опустошил первые два фиала и растерянно оглядел пустую комнату. Ну и что мне делать теперь?

***

Я стоял посреди просторной комнаты, испытывая хорошо знакомое мне чувство внутреннего опустошения. Со мной это бывало тысячи раз. Очень живо я представил беснующуюся вокруг меня толпу, скандирующую: «Ты сделал это, Гарри, ты сделал!!!» и норовящую то ли обнять меня, то ли разорвать в клочья. «Ты победил, Гарри! Ты поймал! Ты собрал! Ты убил! Ты нашел! Ты нашел его!». Кажется, в толпе мелькали знакомые лица. «И что ты будешь делать дальше?» — пытливо поинтересовалось одно, смутно похожее на Гермиону.

— Как обычно, пойду пожру, — буркнул я в ответ, и пятно с подобием растрепанной прически растаяло.

Для верности я пару раз мотнул головой, отгоняя наваждения, и не желая дальше рассуждать о том, что для меня важнее — движение к цели или ее обретение, двинулся к двери в кухню. Если и есть что интересное, так это возможность изучить дом Снейпа. Хотя бы то немногое, что он позволит мне увидеть. Погремев ящичками и не найдя в них ничего, кроме образцового порядка, — даже кастрюли и сковородки были расставлены по размеру — я открыл совершенно маггловский холодильник, непонятно почему работающий в доме, наполненном магией. Он был удручающе пуст. Прекрасное исключение составляли ряды одинаковых, темного стекла, флаконов, громоздящихся на узких полочках дверцы да небольшой шоколадный торт, кусок которого я уже имел счастье попробовать. Я явственно услышал, как у меня заурчало в желудке.

«Думаю, Снейп не слишком разозлиться, если я съем еще кусочек, — решил я, разглядывая торт. — В конце концов, это даже хорошо. Наверное, его снадобья дают нужный эффект. Почему наверное? Наверняка ведь».

Я откромсал внушительный кусок покрытого шоколадом бисквита и, переложив его в тарелку, кинулся обратно в комнату, откуда раздавался отвратительный зуммер таймера. Сверившись со списком, я глотнул три глотка из очередного пузырька. Неизвестное зелье наполнило рот ужасной кислятиной, я сглотнул примерно литр слюны прежде, чем мысли вернулись к торту, а от торта плавно перетекли вовсе не к гастрономическим темам.

Я зажмурился, вспоминая, как стоял перед ним с задранной футболкой, а он ощупывал мое горящее тело заинтересованным взглядом. Потом добавил ощущения от теплых, осторожных, почти нежных прикосновений Снейпа к моим воспоминаниям. Если бы он так же коснулся меня не мыслями, а кончиками пальцев… губами… Вот это была бы встреча.

Я осторожно погладил шрам на груди. Он мог бы к нему прикоснуться. Вот так. И даже ниже. Или еще ниже. И посмотреть мне прямо в глаза.

Я рванул в ванную и зарылся лицом в легкий шелк длинного халата. Вдыхал, вдыхал до боли в легких горячий аромат свежескошенной травы и солнца. Точно такой запах бывает, когда поработаешь на солнцепеке газонокосилкой. Я хорошо помнил, как в той, нелюбимой, но мирной жизни, опустошив мешок со скошенной травой подальше от дома, падал на нее навзничь и раскидывал руки в стороны. Никогда я не был более счастлив в доме Дурслей, чем в эти моменты. Этот запах — горький, опьяняющий, окутывал меня со всех сторон, я хотел впитать его полностью, целиком. Я терся джинсами, оставляя на них пятна зеленого травяного сока, о кучу срезанной травы, и кончал так, как можно кончать только в пятнадцать лет наедине с собой, смешивая ароматы старой джинсы, сочной свежей травы и собственной спермы в единый, уникальный, навсегда оставивший отпечаток в памяти, запах. Халат Снейпа пах точно так же. Почему же в Хогвартсе от него всегда разило жгучей смесью полыни и горелой сажи?

— Ты будешь моим? — шепнул я шелковому одеянию, равнодушно висящему на крючке. — Прошу, хоть на пять минут.

И, вжавшись в холод шелка, я завертел бедрами, скользя по ткани. Селеста привычно перебралась с запястья повыше и, вздохнув, устроилась над локтем. Закрыв глаза, я пробовал на вкус холодный шелк, упиваясь ароматом и представляя губы Снейпа — тонкие, холодные, почти неуловимо пахнущие травами, на своем лице и шее. Когда я скинул брюки и обернул болезненно горящий член тонкой тканью, одна из сбившихся складок скользнула куда-то вглубь, коснувшись кожи под яйцами. Я словно наяву почувствовал нежные пальцы, ласкающие мою промежность, и слишком быстро кончил, покрывая шелк мокрыми белесыми пятнами. Уткнувшись головой в стену, я все еще не отпускал очередной суррогат, желая насладиться его объятиями после бурной разрядки, когда услышал противный сигнал. Застонав так, словно стая дементоров отбирает у меня лучшее из воспоминаний, я, не в силах расстаться с пахнущим травой и спермой — мной и Снейпом — халатом, накинул его поверх смявшейся футболки, подтянул джинсы и кинулся в комнату. Влив в себя мерзкое, отдающее легкой гнилью, зелье, я бессильно повалился в кресло у стола и принялся за торт.

С наслаждением пережевывая сладкую шоколадно-бисквитную массу, я шарил глазами по столу, пока не наткнулся на нечто безусловно заслуживающее внимания. Такие вещи я видел много раз и в старых маггловских фильмах, и в антикварных магических лавках: закрепленные на толстой янтарной пластине при помощи двух скоб листки перекидного календаря. На развороте под сегодняшней датой красовался нарисованный летящим росчерком пятилистник клевера. Я пролистал календарь, начинавшийся почему-то в марте прошлого года, и обнаружил в нем много странных пометок, смысл которых я не смог уловить, как ни старался. Сплетения заглавных букв, символы, смутно напомнившие если не уроки зельеварения, то лекции профессора Синистры. В марте и апреле они встречались редко, зато седьмого мая на листке нашелся внушительный убористый список зелий, среди которых я разобрал только кроветворное и, похоже, Летейский эликсир.

Страничка от третьего июня была украшена схемой рассадки растений, а середина августа изображением фаз Луны и комментариями на латыни. Я листал одному автору понятные сокращения и символы, натыкаясь то на живую зарисовку драки двух мелких птиц за червяка, то на замеры чего-то в дюймах или унциях, то на стайки заглавных латинских букв и колонки цифр. Это вполне могло бы сойти за дневник, если бы Снейп позволил себе беспечность его вести. Тридцать первое октября было зачеркнуто жирным крестом и украшено изображением падающей звезды, а день Рождества полностью исписан сложной химической формулой.

Не успев поразмыслить над всем, что увидел, я с замиранием сердца перевернул несколько страниц и уставился на шестое января, где красовалась много раз обведенная пером буква Г и жирно зачеркнутое целое слово рядом. Вспомнив одну из недавно прочитанных книг, я перевернул назад страницу и внимательно всмотревшись, разглядел отпечатавшиеся на предыдущем листе тонкие буквы «…гда».

Таймер заморгал ярко-зеленым и вновь выдал терзающую уши трель. Следующей по списку была широкая чаша на тонкой ножке, напомнившая о хрустальном бокале с шампанским. Пузырьки в ней были ничуть не хуже, чем в самой дорогой шипучке из запасов Джинни. Я с удовольствием выпил до дна на удивление прохладный напиток и сразу же почувствовал тяжесть в ногах и голове. Со слипающимися глазами я добрел до дивана, на ходу взмахом палочки трансфигурируя его в удобную широкую тахту. «Снейп жутко разозлится», — подумал я, засыпая, плотно укутавшись в запятнанный следами моей внезапной страсти халат. Но сил и времени на еще одно движение палочкой у меня уже не было. Зелья Снейпа работали безотказно, и я провалился в глубокий сон, словно меня внезапно накрыли свето-звукоизолирующим заклятьем.