Быстро накрыв на все тот же письменный стол, который одновременно служил Гермионе обеденным, рабочим, филиалом библиотеки и частично гардеробной, и проигнорировав несколько колких замечаний Рона, в которых он неизменно именовал меня «милой хозяюшкой», я с опаской рассматривал воздушное шоколадное пирожное, положенное на мою тарелку Роном.

— От Фортескью, — гордо сказал он, кивнув на коробку.

Пирожное был великолепно. Наверное, ничего страшного не случится, если я попробую кусочек. Хотя бы самый маленький. Я осторожно отломил лепесток изящной шоколадной розочки, венчавшей это кондитерское чудо, и положил в рот. Шоколад, оставив легкую горчинку на кончике языка, превратился в каплю и скатился по гортани, не вызвав тошноты. «Наверное, у меня получится съесть еще кусочек», — радостно подумал я и протянул руку за следующим лепестком.

Рон ловко шлепнул меня по пальцам и поучительным тоном произнес:

— Не вежливо приступать к еде, пока все не соберутся за столом, Гарри. Где Гермиона?

— Она спит, — честно ответил я. — Какое-то у нее не то настроение сегодня. Может, лучше не беспокоить?

— Эх, — вздохнул он и потер лоб, — жаль. Я как раз сегодня… Ну да ладно, пусть отдыхает, она в последнее время все ночи в библиотеках да перед этой железякой, — Рон с неудовольствием кивнул в сторону компьютера, занимающего треть огромного стола, — просиживает.

Я хотел было скривить сочувствующее лицо, но тут же отвлекся на лепесток шоколадной розочки.

— А может и хорошо, что спит, — неожиданно заявил Рон. — Когда еще мы с тобой посидели бы вот так, вдвоем? Когда мы разговаривали в последний раз с глазу на глаз? — он потянулся за бутылкой, с видимым усилием скручивая жесткую пробку.

— Никогда со времен гриффиндорской общей спальни, — поразмыслив, ответил я.

— Давненько, — присвистнул он, разливая по стаканам золотисто-коричневую жидкость. — Все сильно изменилось, да?

— Мы сильно изменились, — поправил его я, разглядывая на свет стакан.

— Лично я — нет, — возразил друг, — так что говори только за себя. Я не изменился. И Гермиона тоже.

Он задумчиво отхлебнул из стакана и поморщился: — Надо же, а говорят, что дорогой коньяк это что-то особенное. По мне, так виски лучше.

— Очень может быть, — пробормотал я. — Все равно я вкуса не чувствую. А еще его пьют из таких специальных бокалов.

Рон не услышал, думая о чем-то своем.

— Как думаешь, она когда-нибудь станет нормальной? — наконец спросил он то ли у меня, то ли у своего стакана.

— Кто? — не понял я.

— Да Гермиона же. Я бы хотел, чтобы у наших детей была заботливая мать, а не ходячая энциклопедия с замашками главнокомандующего.

И тут я подавился той самой шоколадной розочкой, которую засунул в рот целиком, не чувствуя угрозы.

— А что, уже намечаются дети? — спросил я, отдышавшись. — Рональд Уизли, противозачаточные зелья продают в каждой лавке, если ты не в состоянии сварить их сам.

— Да я не в этом смысле, — смущенно забормотал Рон.

— Хвала Мерлину! А то уж я было подумал… Еще и ее сегодняшнее настроение. А ты просто так, в общем, поинтересовался.

— Ну не то, чтобы… — смущение Рона все еще не проходило. — Вот почему я рядом с ней всегда чувствую себя как первокурсник перед Распределяющей шляпой? Я же взрослый человек — только не смейся, пожалуйста. Я деньги зарабатываю нормальные. Папе ради такой суммы, что я выиграл сегодня, полгода придется корячиться на министерство, даже при нынешней должности. А она иногда так посмотрит, что я сразу мантию хочу одернуть, словно она мне опять коротка. Думаешь, после свадьбы может что-то измениться?

Если бы я успел отхлебнуть из стакана, я бы вновь подавился.

— Вы собираетесь пожениться?

— Ей скоро двадцать. Гарри. Для магического мира самый подходящий возраст для свадьбы. И мама…

— Ты ее-то спросил? — перебил я друга, зная наперед всё, что могла сказать на эту тему его мама.

— Сегодня хотел, — вздохнул он. — Но раз так получилось, может, даже и к лучшему. Он покопался в кармане и достал небольшую бархатную коробочку. — Оно красивое.

Рон откинул крышку, секунду полюбовался и протянул кольцо мне.

— Красивое. Наверное. Я не понимаю.

— Мне Джинни помогла выбрать. Сказала, что Гермиона поймет. Тофана… нет, Тиффона… А, гоблина через пруд! Тиффани.

— Ну если Джи-и-инни сказала, — иронично протянул я.

— И я всегда хотел, чтобы ты был с нами на свадьбе, чтобы ты был моим шафером, — тихо сказал Рон.

Меня словно камнем по затылку приложило.

— Так ты поэтому, Рон?! Поэтому?! — взвился я, почти переходя на крик. — Бедный Гарри, сколько ему там жить осталось, да?! Плевать, что ему сейчас немного не до веселья? Ты всегда хотел! Блядь, а почему меня никто никогда не спрашивает, чего хочу я?

— Не ори, Гермиону разбудишь, — спокойно, словно ждал этого взрыва, сказал Рон. — Если тебе так уж хочется, то и поэтому тоже. Но это ты сказал, не я. А я просто боюсь ее потерять, и чем дальше, тем больше.

— Что ж, тогда тебе придется смириться с тем, что Гермиона никогда не станет копией мамочки Уизли. По крайней мере, готовить точно никогда не научится, уж это я гарантирую, — ответил я и с аккуратно разжевал кусочек пирожного. На вкус оказалось как прессованный картон, но хотя бы рвотных позывов не вызвало. В конце концов, нужно же что-то есть.

— Заведем домашнего эльфа, — рассмеялся Рон. — Надеюсь, со временем я уговорю ее хотя бы на это.

— Уговори ее сначала выйти за тебя, — пробормотал я, отправляя в рот остаток пирожного целиком.

Рон озадаченно нахмурился и тут же с энтузиазмом принялся вываливать на меня последние сплетни из раздевалок квиддичных команд. Не то, чтобы мне было слишком интересно.

Мы посидели еще немного, и Рон отправился домой, взяв с меня обещание поставить поникшие цветы в вазу и ничего не говорить Гермионе о его намерениях. Я собрал остатки нашего ужина со стола, прожевав по пути к холодильнику еще одно пирожное — клубника с пралине — на вкус не сильно отличавшееся от Берти Боттс с цветной капустой. Подхватив какой-то детектив, я отправился в спальню. За дверью Гермионы по-прежнему было тихо, как в склепе. Я поднял было руку, чтобы постучать, но в последний момент передумал.

========== Глава 27 ==========

— Обещаешь ничему не удивляться? — спросил я, поправляя накинутый на клетку с двумя прокатными совами плед Гермионы.

— Давно расстался с этой привычкой. Но ты, похоже, намерен ее вернуть.

Мы с Джессом топтались перед обшарпанной дверью многоквартирного дома. Был вечер пятницы, восьмое января, и все готовились весело и с пользой провести выходные. Так радостно сообщило нам орущее из какого-то приоткрытого окна радио.

— Тогда и ты ничему не удивляйся, — добавил он, когда на наш звонок ответил женский голос.

— Мэм, это Джесс, мы можем подняться?

— Проходите, мальчики.

За дверью квартиры, скрипом своих засовов и замков отчего-то напомнившей мне подземелья Гринготтса, я ожидал увидеть что угодно, но только не миловидное лицо, окруженное облаком коротких светлых кудряшек, со вздернутым носом, легкими морщинками вокруг глаз и суровой складкой между таких же рыжих, как у Рона, бровей. Женщина жестом пригласила нас войти, и я заметил, как Джесс невольно приосанился и расправил плечи, перешагивая через порог.

— Значит это он? — хмыкнула женщина, оглядывая меня с ног до головы.