Джесс на секунду отпрянул, но тут же вновь притянул меня к себе, переплетя пальцы своей руки с моими. И от этого захвата я не смог бы избавиться, даже если бы захотел. Нащупав свободной рукой в кармане деньги, я вытащил их и обернулся к бармену
— 140 фунтов за вчера и сегодня, — ответил он на мой вопросительный взгляд. — За предыдущие дни мы с ним в расчете.
Я с трудом отсчитал деньги, стараясь не обращать внимания на влажные губы Джесса, которые начали путешествие вокруг моего уха. Черта с два мне удавалось не обращать на это внимания! Мне было приятно, не смотря на сомнительный аромат как минимум недельного запоя.
— С ним каждый год так, аж до конца февраля. После — нормальный парень. Война никогда не проходит без следа, — сочувственно вздохнул бармен.
— Знаешь, где он живет? — спросил я, поудобней перехватывая пьяное тело.
— Рядом. Через два дома направо, черная дверь с серебристой ручкой. Третий этаж. Ключи у него в заднем кармане.
— Спасибо, — кивнул я бармену и, схватив Джесса за волосы на затылке, с трудом оторвал его губы от своей шеи. Клянусь, в этот момент застонал не только он.
— Пойдем-ка домой, — сказал я ему.
— Не оставляй меня, бога ради, — прошептал он и уронил голову на мое плечо.
«Не так представлял я себе наш сегодняшний разговор», — думал я, шаг за шагом добираясь до нужной двери. Как, к мерлиновой матери, я вообще мог себе представить, что руки Джесса будут забираться мне под свитер, а губы шептать что-то безумное вроде «мальчик мой, мой самый любимый, единственный, мое счастье», пока я буду тащить его по темному переулку. И уж совсем я не мог предполагать, что с губ его слетит чувственный, почти звериный стон, в тот момент, когда я, в поисках ключей, заберусь пальцами в задний карман его узких джинсов.
Блядь, я бы все в жизни — да что у меня там есть на самом деле, аж ничего! — отдал бы, чтобы кто-то так меня хотел. И он хотел меня, правда. Пусть даже каждую секунду я понимал, что не ко мне, а к своему воображаемому Тому он прижимается сзади всем телом, пока я, реальный, отрываю дверь. Не мне, а ему, он оставляет засос на узкой полоске кожи между волосами и шарфом. Не меня, а его, тянет вслед за собой на узкую кровать в небольшой пустой квартирке. И даже не мою, а его руку, он останавливает, пресекая попытку стянуть мешающие очки. И шарф он разматывает чужой, и свитер снимает тоже чей-то посторонний. Вот только целует он мое тело и мнет, и гладит, и погружает глубоко в свой рот именно мой член, готовый взорваться от странных ласк каждую секунду. И я, понимая всю неловкость и постыдность происходящего, ловлю невероятный кайф от соприкосновения чужого, наполовину вставшего члена, с моим, напряженным до предела.
И когда он, виновато улыбнувшись, шепчет: — Малыш, прости, я ужасно пьян, поэтому будет только так, — переворачивает меня на спину, одновременно врываясь жадным языком, с привкусом моей собственной смазки и паршивого виски, в мой рот и насаживаясь узким отверстием на мой член, я стону как безумный, успев мимолетно порадоваться, что гребаное проклятие отняло у меня способность чувствовать только боль. Пока что. А значит, еще есть время. Еще есть возможность вколачиваться в этот тесный вход и чувствовать каждой клеточкой, как он сжимается вокруг. Совсем не так, как это происходило с Джинни. Совсем иначе, сильнее, жарче, яростней и жестче. И без стыда выдохнуть: — Сейчас!, и услышать в ответ: — Давай! А потом взорваться, словно никогда не кончал до этого. Черт возьми, я даже не дрочил уже пару недель! Но все это неважно.
«Неважно даже то, зачем ты искал его, да?» — мелькает на грани сознания мысль.
«Важно», — отвечаю сам себе. И как бы ни было неловко завтра, мы поговорим. Но пока, пока он стонет, шепчет мне в ухо какую-то нежную лабуду и даже пару раз называет меня Томом. Но мне все равно. Я не собираюсь его поправлять. Я просто засыпаю, прижатый крепкой рукой поперек груди, и его нос утыкается в мое плечо. Еще неизвестно, кому из нас завтра будет хуже.
========== Глава 25 ==========
«Любопытно, случится ли еще в моей жизни утро, когда я проснусь сам по себе, а не разбуженный шумом, криками и прочими малопригодными для сна звуками?» — недовольно подумал я, заерзав на жесткой кровати. До моих ушей донеслось легкое позвякивание и сдавленные ругательства. Я заворочался и окончательно проснулся.
Ой-ё…только по привычке я сдержал крепкое словцо. Поздравляю, Гарри, ты вчера переспал с мужчиной. Дважды поздравляю — тебе это понравилось. И уж не знаю, поздравлять или нет, но ты не испытываешь по этому поводу ни сожалений, ни ужаса, ни угрызений совести. Разве что легкую неловкость. Но разве не так должно быть, когда просыпаешься поутру в постели едва знакомого человека, да еще и — сюрприз-сюрприз! — одного с тобой пола? Говорят, это вполне естественное чувство. Что ж, пожалуй, говорящие правы.
По полу, звякнув, прокатилось что-то стеклянное, и я распахнул глаза, в которых не осталось ни капли сна, обшаривая взглядом небольшую комнату. Неустойчиво присев на корточки, Джесс сосредоточенно перебирал батарею пустых разнокалиберных бутылок, рассматривая каждую на просвет. Не обнаружив в ней следов жидкости, он грубо возвращал страдалицу в ряды ее подруг, сгрудившихся неподалеку от кровати. Вокруг его бедер красовалось влажное полотенце.
— Тебе плохо? — спросил я тихо.
Он обернулся и посмотрел на меня совершенно расфокусированным взглядом.
— Иди сюда, — похлопал я по краю кровати, двигаясь, чтобы освободить место.
— Ох, малыш, я не… ты не должен… я бы никогда… — сипло забормотал Джесс.
— Присядь, — спокойно сказал я.
В конце концов, не могу же я оставить человека без помощи в таком состоянии. Особенно если мне действительно нужна его способность рассуждать трезво. Он послушно подошел, но прежде, чем сесть, опять попытался открыть рот.
— Сейчас тебе станет легче, — я опустил руку на его затылок. — Если хочешь, потом поговорим. Но я бы предпочел не обсуждать подробности.
Он покорно кивнул, и напряженные плечи расслабились. Легко массируя его голову, я послал невербальное отрезвляющее — вот на других оно работает идеально, не то, что на самом себе — и вслед за ним Реннервейт. А про себя подумал, что неплохо бы еще смотаться на Диагон аллею за антипохмельным. По телу Джесса пошла теплая волна, он вздрогнул и, подняв на меня взгляд совершенно прояснившихся светло-серых глаз, удивленно спросил все еще осипшим голосом:
— Что это было?
— Ради всего святого, не заставляй меня объяснять. Допустим, я владею секретами восточной медицины. А теперь прости, мне очень нужно в душ. У тебя же есть душ?
Он захлебнулся словами, которые собирался произнести, и кивнул головой в направлении двери.
— Пять минут, — воскликнул я, срываясь с места. — А потом я хочу кое-что у тебя спросить.
Я вылетел в дверь, не желая обсуждать ничего вот прямо сейчас. Несколько минут хватит каждому из нас, чтобы собраться с мыслями и продолжить разговор. К тому же мне очень срочно нужно было отлить.
Стоя за пластиковой шторкой под потоками теплой воды, я копался в собственных мыслях и раз за разом не обнаруживал в них ничего нового или удивительного. Только необходимость объяснять Гермионе мое ночное отсутствие и выслушивать нравоучения слегка досаждала. Равнодушно, словно это происходило не со мной, я поставил мысленную галочку в графе «гомосексуальный опыт» и захлопнул воображаемый блокнот. Я ведь явился к Джессу совсем с другой целью. Пора и поговорить. И только открыв дверь, я заметил отсутствие Селесты на моем правом запястье.