Я знаю ее сто лет. Она выросла на моих глазах, превращаясь из смешной малышки в смущающегося, угловатого и дерзкого подростка, затем в симпатичную, смелую и бойкую девушку, с которой равно приятно идти в бой плечом к плечу и целоваться в темном уголке школы. И вот сейчас она — красивая юная женщина, хозяйка этого большого дома, где каждая вещь знает свое место и для каждого напитка есть свой бокал, а для каждого вида цветов своя ваза, а шторы — непременно, ты просто не понимаешь, Гарри! — подобраны в тон или в контраст интерьеру каждой комнаты.

Она была моим огоньком, собственным делюминатором, который изредка освещал мне путь в мрачные времена. Война закончилась, и огонек, оказавшись пламенем, стал обжигать и причинять боль, а не светить и вести. Война закончилась, и любовь — а была ли она? — осталась на войне.

— Прости, Джинни. Мы обязательно об этом поговорим. Но не сегодня, — прошептал я и выскользнул из… как, к боггартам, все же называется эта комната? — аккуратно притворив дверь.

Я взобрался на последний этаж и полностью претворил в жизнь намеченный план — рухнул в постель, успев на ходу только скинуть ботинки.

— Спокойной ночи, Гарри — прошипела Селеста, шевельнув хвостиком. Я хотел было ей ответить, но, похоже, так и не успел.

***

И мы с ней поговорили. Следующим утром, когда она растолкала меня и проорала прямо в левое ухо все, что думает обо мне, о вчерашнем вечере и о том, как на самом деле следовало бы его провести. Надеюсь, спросонья я не услышал и половины.

А потом я ухватил ее за плечи, перевернул с силой, вжав всем телом в матрас. Ее глаза широко распахнулись и язычок, мелькнув на мгновенье, легко облизал губы.

— Отпусти меня, — скомандовала она. — Немедленно.

Ее тело, тренированное, гибкое, извивалось подо мной, стараясь сбросить, освободиться, перехватить инициативу. Она плотно сжимала ноги, укутанные полами тонкого халата, дергала головой и, перекатываясь из стороны в сторону, пыталась высвободиться из моего захвата.

Нелюбовь нелюбовью, а физиологию восемнадцатилетнего не в силах отменить даже магия. Я чувствовал, как она бьется подо мной, осыпая отборной бранью, и с удивлением отметил, что у меня встал. Да так сильно и быстро, как редко случалось в наши самые жаркие моменты.

И тут ее бедренная косточка, острая и выпуклая, прошлась вверх-вниз вдоль моего члена. Невольно я тихо застонал, а она, видимо, приняв это за знак одобрения, еще раз крутанула бедрами, скользя шелком по плотной ткани. Я отпрянул, словно меня облили кипятком, так загорелось в паху. Джинни, почувствовав свободу, быстро выскользнула из-под меня, но на секунду замешкалась, и я впечатался в ее спину, резким толчком вжимая, вдавливая ее лицом прямо в подушку. Она застыла на мгновенье, но тут же начала трепыхаться, совершая руками и ногами нелепые движения, словно пловец на мелководье. Я схватил ее за запястья — хрупкие, тонкие, явно недостаточно сильные для хорошего ловца — навалился всем телом, сдерживая ее движения. Грубо припечатал ее ногу своим коленом к кровати, а второе просунул между бедер, насильно разводя их, не давая возможности двигаться. Блядь, у меня стоял до темноты в глазах! Когда член уперся в ложбинку между ее ягодиц, я закусил губу и стиснул посильней ее запястья, только бы не застонать и не начать двигаться вдоль этой узкой впадинки, рельефно ощущающейся под тканью халатика. Я прижимал ее к кровати всю целиком, она крутила головой в попытке освободить хотя бы кончик носа, чтобы глотнуть воздуха. Я чуть приподнял голову, давая ей вдохнуть и, приблизив губы к ее уху, — Мерлин, как, наверное, от меня несет после вчерашнего! — прошептал:

— Уходи, Джи! Уходи прямо сейчас. Каждому из нас нужно хорошенько подумать.

И, быстро откатившись в сторону, толкнул ее с кровати прямо на пол.

Нет, все же ей никогда не стать профессиональным игроком! Она упала, даже не успев сгруппироваться и, кажется, сильно приложилась коленкой и подбородком. Я увидел, как она закусывает нижнюю губу и вслед за этим услышал привычный звук аппарации. Джинни исчезла из спальни и, я очень надеялся на это, из дома.

— С Рождеством, твою мать! — мрачно процедил я сквозь зубы.

— С Рождеством, — тихо откликнулась Селеста, описав круг вокруг моего запястья.

— Тебя еще не хватало, — рыкнул я, и моя змейка, кажется, обиделась, потому что немедленно накрыла голову хвостом.

Я повернулся на бок, намереваясь еще немного поспать, но тут же взвыл от боли. Все еще стоящий член ткнулся тонкой кожицей головки в натянутую грубую ткань и послал разряд в каждый нерв от кончиков пальцев до корней волос.Пару раз вдохнув и выдохнув, я перевернулся на спину. Легче не стало. Давление не ослабло. Ничего, блядь, лучше нет, чем лежать в рождественское утро в развороченной постели и яростно дрочить после ссоры с девушкой. А ведь придется. «Ну и ладно», — сказал я сам себе и быстро расстегнул пуговицу на штанах. Мой член, который, в отличие от меня не испытывал ни раздражения, ни угрызений совести, выскользнул из трусов, подрагивая в ожидании прикосновения.Я покатал в пересохшем рту несколько капель слюны — а откуда ей взяться, если просыпаешься утром после пьянки? — и сплюнул небольшую лужицу на ладонь.

— Ты хотел, — зло сказал я ему. — Получай.

И в несколько десятков судорожных рывков, причиняя себе боль почти сухой ладонью, довел себя до разрядки, забрызгав спермой свитер и кровать. В последний момент перед оргазмом мне представилось, как я, намотав на руку длинный хвост ярко-рыжих волос, с яростью вколачиваюсь сзади в Джинни, покорно стоящую на четвереньках.

========== Глава 9 ==========

А потом мы поговорили еще раз. Через два дня после того утра, когда я, забывшийся ненадолго сном, очнулся от отвратительного прикосновения скомканных влажных простыней к своему лицу и пулей вылетел в большую гостиную, чтобы заблокировать камин. Примерно через 30 часов после того как Кричер, ввалившись в ту же гостиную с нагруженным подносом и тихим шепотом «С Рождеством, хозяин Гарри!», чуть не наступил на меня, лежащего на ковре у камина, оторвав от увлекательных поисков сокровищ в компании благородных джентльменов и бывших пиратов. И тут же получил от меня в качестве ответа подзатыльник диванной подушкой (шелк, кружева, вышивка ришелье позолоченной нитью, 20 на 30 дюймов, «Торговый дом Уайтберри»). Через 10 минут после того, как Джинни метким броском запустила куском гравия прямо в освещенное окно, устав стучать в дверь.

И это был самый нелепый и самый странный разговор из всех, что у меня случались.

— Я решила не возвращаться в Хогвартс после каникул, — сказала Джинни.

— Как там Джордж? — спросил я.

— «Пэнтс и Букс» предложили мне контракт, — ответила она.

— С ним все в порядке?

— А причем тут Джордж? — удивилась Джинни. — Мама еще не знает. Ей я скажу в последнюю очередь.

— Я… я думал, что Джорджу сейчас нелегко. Ну, знаешь, после того, как Фред… как Фреда не стало.

Джинни привычно наморщила нос.

— Фреда? А, ну да, Фред… Фред не хочет с нами общаться, — печально вздохнула она. — Не знаю уж, что там у них произошло, но с тех пор как он уехал, он не давал о себе знать ни нам, ни Джорджу.

— ЧТО?!!!

— А чему ты удивляешься? Наша семейка может надоесть хуже тыквенной каши на завтрак. Особенно если объединяется в едином порыве любви и заботы. Тебе ли не знать.

Я тихонько сполз с кресла на ковер и завертел головой.

— Фред жив?

Джинни уставилась на меня.

— А почему он не должен быть жив? — совершенно искренне удивилась она. — Ты что-то о нем знаешь? Он написал тебе?