— Сейчас, стало быть, хочешь. Все изменилось, да, Стив? Ты изменился, и я тоже.
Стив хватает его ладонь, сжимает крепко, чтобы не мог вырваться, гладит загрубевшие пальцы, преодолевая сопротивление, и подносит к губам. Глаза Баки влажные и испуганные, как у зверя, что попал в капкан.
— Ты плохо знаешь меня? — вышептывает Стив в его ледяную ладонь. — Или тебе совсем отшибло память? Мне нравится Пегги, но я клялся…
— Тебе было тринадцать.
— Как будто это что-то меняет, — серьезно говорит Стив, отбрасывает его руку и вскакивает, готовый спорить, готовый доказать. — Как будто, блядь, это что-то меняет. Да, я могу… Хрен знает, что я могу сейчас, Баки. И если ты думаешь, что меня самого это не пугает, иди-ка ты к черту! Я здесь, и счастье, что все сложилось именно так. Я мог быть где-нибудь в Нормандии. В Африке, мать ее, а мы здесь, мы оба живы, и если это не гребаное чудо, то я не знаю, какими еще бывают чудеса. Ты нужен мне любым, но если твоя душа осталась в наших диванных подушках и все, чего хотел ты — тряпки с легочной мокротой, танцы по субботам и сопляк на голову ниже ростом, то лучше езжай домой, как и положено, Барнс. Потому что сам приближаешь момент — всего один, но и его достаточно — когда я очень пожалею о том, что не сдох от сыворотки и вита-лучей или раньше, в тренировочном лагере. Все шансы были, поверь.
— Вау-вау-вау, узнаю Стива Роджерса, хоть и не могу привыкнуть к развороту его плеч. Я так скучал по нему, по моему Стиву.
— А я не твой?
— Ты — их…
Стив молча принимает упрек, в конце концов, было время, когда он сам так считал.
— Но глаза те же, — шепчет Баки, — и губы, родинки на месте и гребаная вожжа там, где была с детства — под хвостом.
— А еще Баки Барнс, пока он хочет быть рядом, — так же тихо отвечает Стив и больше не слышит ничего, даже треска веток и далекого шума базы, потому что губы Баки накрывают его рот, напоминая, что он сдался давно, в тот день, когда поклялся, что ближе друга у него не будет.
— Вместе, — выдыхает Баки ему на ухо.
— Вместе, — с первым глотком воздуха отвечает Стив.
— Адресочка этой Вайолет случайно не осталось? — смеется Баки, и, боже, Стиву уже все равно.
========== 3 ==========
— Я готов отвечать.
Его глаза опасно пусты, и мышцы перекатываются под рукавом футболки, когда он сжимает кулак. Он недобро поводит взглядом, оценивая обстановку, и наверняка замечает закрытую железную штору, расположение присутствующих и натянутую, встревоженную тишину, повисшую в комнате. А потом слегка раскачивается на носках, рукой пытаясь нашарить несуществующее оружие на облепленном влажной тканью бедре.
Стив подбирается всем телом, готовясь к прыжку, но Старк успевает раньше — откуда только взялись силы — впечатывает Зимнего Солдата голой рукой в дверь покачнувшейся камеры и выдыхает:
— Ну и отлично.
Солдат медлит. За это время он мог бы трижды обездвижить Старка, но аккуратно отводит его руку от своего плеча.
— Хэй, Стив! Давно я в заморозке?
— Четвертый день, — Стив сам не слышит своего голоса.
— То-то я смотрю, желудок побаливает. Не адаптировался еще. Быстро же вы договорились, — и Баки неловко упирается рукой в колено, трясясь в беззвучном смехе.
— Надо кое-что прояснить, — шипит Старк, и, следует полагать, на лице у Стива сейчас гораздо большее удивление, чем у него.
— Теперь ты хочешь говорить? А обычно сразу кидаешься в драку. Кстати, приготовься разнимать, Стив, я действительно их убил. Мне жаль.
Тони выдыхает через нос — глубоко и шумно, сжимает кулаки и сует в карманы джинсов. «Сомнительно, что там репульсор», — решает Стив и не двигается. Их разговор с Баки еще впереди.
— Я так понимаю, что коды — фарс? — все-таки произносит он. — На тебя не действует?
— Не то чтобы совсем. Давай позже, а? Интересно же, до чего он додумался сам. Спрашивай, летающая обезьяна, я отвечу.
— Все остальные ящики в бункере были забиты старыми кинофильмами. Некоторые из них по-настоящему ужасны, Роджерсу бы понравились, если попросит — могу поделиться. И не сомневайся, у меня все еще не прошло желание скормить тебе твою живую руку по частям, но…
— Что-то не так, да? — широко улыбается Баки, и эта улыбка вскрывает грудную клетку Стива.
— Я видел тебя в деле, — хрипло выговаривает Старк. — Если бы я хотел кого-то убить, то заранее позаботился бы о том, чтобы ни одна камера на сотни миль не работала.
— А будь ты Зимним Солдатом, тебе было бы на них наплевать.
— И вообще сомневаюсь, что запись реальна.
— Да тут у нас мозговой штурм, — дежурная, сто лет знакомая шутка Баки, но Стив видит, как зубы Старка едва не крошатся, так крепко сжимает он челюсти, силясь не ответить на язвительный укол. — Если бы ты спросил меня, прежде чем… Этот фанатик был повернут на Стиве, но пленка была предназначена тебе, и кто-то очень постарался, чтобы ты увидел не то, что было на самом деле. Именно это и именно ты — вот что я сказал бы. Можешь бить.
— Баки прав, — выдыхает Стив. — Это личное, ищи среди близких.
— Думаешь, Пеппер? — мрачно ухмыляется Старк. — Конечно, я не подарок, но…
— Боже, нет! Но любые девять десятых населения Земли, кроме нее. И, пожалуй, кроме меня, я вряд ли сумел бы подделать видеопленку.
— Немного меньше, — и Старк вновь вынимает из кармана не оружие, а длинную бархатную коробочку. — Примерно несколько тысяч.
Внутри переливается мутным блеском ряд крупных жемчужин.
— Всего лишь те, кто был на презентации МОРГ. Мамино ожерелье. Она сняла его перед отъездом, а на пленке его четко видно. Я мог поверить всему, кроме этого. И мне не жаль.
— Говорят, ты гений, — медленно и четко произносит Баки, пока Старк возится с кодовой панелью, чтобы поднять железный занавес. — Если так, то должен понимать, что такое наименьшие затраты при наибольшей эффективности. Модель машины, давление в шинах, правильный угол удара, скорость, анатомия, траектория полета пули. Не из сочувствия, просто иначе нерационально. Их смерть была быстрой. Я не маньяк, а профессионал.
Старк не оборачивается, лишь молча вскидывает руку с отогнутым средним пальцем и сутулясь уходит по стеклянному коридору.
— Профессионал, говоришь? Я заметил. Траектория полета пули… — тянет Стив, выхватывает из-за спины тетрадь, словно какое-то оружие, и швыряет через всю комнату, прямо под ноги отпрянувшему Баки.
Тот клонится в сторону, с трудом балансирует на носках и смотрит на синюю обложку, как на неразорвавшийся снаряд, а потом поднимает взгляд, но не на Стива, хоть тому и непременно нужно, чтобы Баки встретился с ним глазами. Но тот отворачивается и бьет рукой по стенке криокамеры. Лупит раскрытой ладонью, отчаянно и сильно, а затем прислоняется лбом к блестящему боку.
— Что же, — говорит едва слышно Стив, — не смог выбрать сам эффективный способ? Мне понравился вариант, где мои мозги разбрызгивает вокруг пруда у мемориала Вашингтона. Гарантированный результат, и хоронить точно пришлось бы в закрытом гробу. Избежал бы массы посмертных фотографий.
Баки поворачивается медленно, словно сломанная механическая кукла, и смотрит мрачно и невидяще. Как после плена — мутными глазами в одну точку где-то на плече Стива, чуть ниже правой ключицы.
Стив решается — быстро пересекает комнату, встает перед ним навытяжку, расправляет плечи под тонкой футболкой и смотрит требовательно, так жестко, как только может.
— Почему ты соврал? Мне соврал? Раз ничего не изменилось за столько лет, неужели думаешь, что сейчас самое время?
Пальцы Стива тянутся к его щеке — настойчивые, не чувствующие преград, ждущие ответного жеста — глаза смотрят в глаза, и губы сжимаются в тонкую линию.
И Баки ломается. Делает три неловких шага в сторону, тяжело оседает на сверкающий белизной стул, прячет потухший взгляд, судорожно отводит больное плечо. Раз-два-три-вдох, считает про себя Стив, раз-два-три…
— Больше всего на свете, — глухо говорит Баки, вжимаясь в спинку стула, — больше всего на свете я хочу тебя поцеловать.
