У Стива никогда не было иллюзий — он не бессмертен. И он читает, листает исписанные страницы, удивляясь, как до сих пор жив и ни машина, ни мотоцикл так и не свалились с обрыва. Ведь это так легко — Зимний Солдат умеет убивать, и в этом нет ничего личного. В беспорядочных строчках ни капли ненависти, лишь холодный расчет. Кристальный, годами отшлифованный профессионализм убийцы, преследующего цель.
Замершее, вытянувшееся в снайперской лежке тело Баки Барнса, ведущего прицельный огонь по нацистам, бездонная пустота в глазах Зимнего Солдата на мосту, отчаянная ярость на хэликарриере и обреченное «но это был я»… И планы, планы, планы — одно, самое важное задание за последние два года. Убить Капитана Америку. Стива Гранта Роджерса, будь проклята его вера в людей. Блядь, в единственного в мире человека! И, возможно, где-то дальше на исписанных страницах есть тот самый вариант, в котором Зимний Солдат вновь отзывается на имя Баки и позволяет Стиву себя найти.
Сейчас Стив не считает, что заплатил высокую цену. Баки в Ваканде — самой изолированной стране в мире, но кто знает, нет ли у Зимнего Солдата какого-нибудь протокола по самостоятельному выходу из криосна. Легкость, с которой тот сам улегся в морозильную камеру, перестает вызывать недоумение, а мир вокруг собирается из цветных осколков и щепок, едва в заднем нагрудном кармане вибрирует простой кнопочный телефон.
«Старк в пути», — пишет Наташа, и пальцы Стива дрожат, не попадая в овальные кнопки: «Задержи, на сколько сможешь».
Кафе все еще на месте, и голоса, и музыка с экрана телевизора, и запах жареного мяса с кухни, и пестрая косичка из ниток в прическе девушки, сидящей у окна. Вот только край стола превратился в деревянно-пластиковую крошку под ладонью. Он бросает на искореженный стол купюры, пытаясь сообразить, что получится быстрее — найти в туристической сутолоке пустое такси или добежать до аэропорта, где в частном ангаре ждет оставленный транспорт.
Последним рывком перед стартом он сдергивает со стола тетрадь в синей обложке. Пальцы жжет до тех пор, пока он не бросает ее на пол джета.
«Поторопись, моя фантазия не безгранична», — прилетает ему сообщение, и Стив топит рычаг в панель, искренне стараясь не строить в голове курс на север.
1935
— Почему мы все время врем друг другу? — и, видит бог, не Стив вновь первым завел откровенный разговор. Впрочем, он уверен, что ни богу, ни маме с отцом лучше этого не слышать.
— Я не вру тебе, Бак.
— Да-а-а-а? — улыбку Баки смело можно ставить олл-ин вместо миллиона долларов.
— Не говорить — не то же самое, что врать.
Город за окном укрыт снегом, и Стиву кажется, что в мире больше не существует ничего, кроме гудящих в тумане барж, выщербленных досок деревянного пола и подкрашенного жженым сахаром кипятка с цитрусовыми корками.
— Я хотел бы ничего от тебя не скрывать, — добавляет он, — но мои тайны слишком скверны.
— Так и знал, ты работаешь на Лаки Лучано, — хохочет Баки, — а в комоде хранишь автомат Томпсона и полный саквояж тысячных купюр. Ты ограбил нью-йоркский федеральный банк? По вторникам ты спишь с актрисой Хэлен Хейс?
— Я бы предпочел Гэри Купера, — выпаливает Стив. Это точно самая страшная его тайна, конечно, не считая запретного журнала, восьми долларов в железной коробке и того, что ему кажется, что он только что заболел чумой.
— Оу, — говорит Баки. — Ну ладно.
— Ладно — и всё? — Стив уже заводится, точно зная, что такие признания не проходят безнаказанными. — Ладно? По закону меня следует оштрафовать, лечить или упрятать в тюрьму, а ты «ладно»?
— Я бы помог тебе закопать труп президента, — смеется Баки с такой легкостью, словно с его плеч свалилась гора Рашмор, — а тут какая-то ерунда. Ну, если хочешь знать, то я не трахался с сестричками Роуз, ни вместе, ни по отдельности. И трижды сбежал, не заплатив, из мясной лавки Зильбера и поэтому обхожу ее по другой стороне улицы. А еще те тридцать долларов, помнишь, я вовсе не нашел их у позолоченного «Кадиллака», а выиграл, поставил на нелегальный бой у Вонга.
— И прадеда пирата у тебя никогда не было, — кивает Стив, кутаясь плотнее, хотя на самом деле ему даже слишком жарко.
— А вот как раз в это ты обязан был поверить, — Баки шутливо толкает его в бок, и неловкий разговор переходит в пыхтение и возню, словно им снова двенадцать. Только Стив настойчиво уворачивается от ладоней, что сжимают его ребра, от губ у кромки волос на шее и подтыкает одеяло, чтобы колено Баки невзначай не задело пах, где уже горит знакомым огнем, как каждый раз, когда Баки касается его слишком долго
Он ложится ничком, и Баки с победным воплем седлает его бедра, легко сдавливает плечи, наваливается грудью на спину, и в голову Стива бьет пьянящий коктейль из запаха разгоряченного тела, двусмысленности позы, полупьяного шепота, твердых коленей, сжимающих бока, и пальцев, припечатавших к полу запястья. Он с трудом ухитряется постучать ладонью по полу.
— Это уже не драка, — тяжело шепчет Баки, не торопясь выпускать признавшего поражение.
— В драке я не сдаюсь, — хрипит Стив, но ухитряется улучить момент, вывернуться и накинуть на голову Баки одеяло. — Не драка, — повторяет он, — но ты мой друг, а значит, так не должно быть, — и срывается прочь в ледяной туалет, пока не сказал большего.
— Эй, а если я не против? — кричит Баки ему в спину, но Стив предпочитает думать, что ему послышалось или Баки незаметно добавил в кипяток самогон.
— Я буду врать ему до последнего, — говорит Стив, глядя в зеркало на свое отражение, взмокшую челку, лихорадочный румянец и слишком яркий блеск глаз. — Он не должен знать.
Через три дня Баки дарит ему слегка потекшую от дождя афишу и настойчиво требует, чтобы Гэри Купер торчал на стене комнаты, пока Стив наконец-то не выпаливает:
— Да я лучше твой портрет повешу!
И, конечно, вовсе не вина Стива, что в квартире случаются такие сквозняки. Подарок через неделю выносит в открытое окно, а Купер с тех пор становится табу, и даже два четвертака, отложенных для похода на его новый фильм, они спускают на полфунта говядины — Стив, и несколько кварт пива — Баки, не сговариваясь.
*
— Тони.
— Роджерс.
Старк чудовищно, до отвращения, трезв. Стив ощупывает глазами помятые джинсы, набрякшие нижние веки, крепко сжатые челюсти и примирительно выворачивает вверх ладони.
Наташа не следует за размеренной процессией, требуя себе еще один бокал к бассейну, а Стиву кажется, что Т’Чалла, Старк и он замыкающим несут на плечах тяжеленный железный гроб. Только он не уверен чей. Возможно, его собственный.
То, что он собирается сделать, ему не простится. Даже если будет, у кого просить прощения, и о чем сожалеть всю оставшуюся жизнь. За несколько последних часов он вновь потерял Баки, и все еще чувствует фантомную боль от железной руки, сомкнувшейся на горле на вертолетной площадке. Сегодня это куда больнее. Но Баки, если бы хотел, то признался бы сам, а Зимний Солдат не может не выполнить приказ. Смешно, но их со Старком стремления на сей раз совпали — обоим нужна всего лишь правда. Как жить с ней, Стив решит позже.
Коридоры дворца тихи и странно безлюдны, а в помещении с криокамерой слепящий люминесцентный свет, в котором даже живые лица кажутся синеватыми и бескровными. Т’Чалла не смотрит на него, но и на Старка тоже, лишь пожимает плечами и выходит, с грохотом опуская за дверью непроницаемый металлический занавес.
— Надеюсь, ему еще не окончательно выморозило мозг, — бормочет под нос Тони, но Стив видит, как напряжено его тело, когда он поворачивается спиной, чтобы запустить кнопку отключения криосна.
Стив пятится к стене, поправляя заткнутый сзади за пояс блокнот, и молчит, пока Старк колдует над приборами и за стеклом криокамеры легкая изморозь сменяется влагой, а потом вентиляторы гудят, нагнетая туда горячий воздух.
Старк отходит к противоположной стене и издали вглядывается в то, как на щеки Баки возвращается розоватый цвет, как вздрагивают ресницы и губы раскрываются в первом глубоком вдохе.
