*

— Мы сможем забрать Доджера в понедельник, — говорит Стив. — Я успел созвониться с хозяином, пока ты был в душе.

— Эммм… Я надеялся, что он будет менее… Ну, не такой здоровенный.

— Ты полюбишь его. Доджер, познакомься, это Баки Барнс, мой… Мой! Баки, это Доджер, в честь «Бруклин Доджерс». Думаю, вы поладите.

Стив подносит раскрытый ноутбук близко-близко к лицу Баки, словно лаково-черный с длинным прямоугольным капотом и сверкающей серебром решеткой мощный «Петербилт» должен получше его разглядеть, потрогать и обнюхать. Баки с треском захлопывает крышку, бормоча:

— Надеюсь, он не слишком впечатлителен. То, что я собираюсь проделывать с тобой… Черт, ну почему нельзя было выбрать мотоцикл?

— Потому что это подходит лучше всего. Господи, Баки ты представляешь нас в семейном туристическом фургончике? Он же перевернется от первого… Вот этого вот…

Стив хватает Баки за полотенце, с силой тянет на себя, запускает руки во влажные волосы и притискивает так, что хлипкая спинка кресла с треском ломается под спиной. Он валится на прожженный предыдущими постояльцами ковер и звучно стукается затылком.

Баки непривычно гладко выбрит и пахнет свежестью и экзотическими фруктами, чего Стив никак не ожидал от десятицентовых пакетиков шампуня на полке в ванной. И от этого воздух вокруг нагревается, плывет, а пол качается, словно палуба корабля, попавшего в шторм.

— Третий этаж, — шепчет Баки, когда Стив закидывает ноги ему на талию и льнет так просяще, словно последние двадцать часов они не провели, испытывая на прочность друг друга и любую горизонтальную и вертикальную поверхность. — Если проломим пол, придется покупать весь отель. Не хочу обзаводиться недвижимостью в Нью-Йорке. Слишком дорого, хлопотно и — о-о-о, сделай так еще раз! — какие налоги.

— Трахаться будем или болтать?! — Стиву все равно, услышит ли его соседка напротив или сам президент за двести миль отсюда, и он стонет во весь голос и подается вперед, ни капли не волнуясь об общественном мнении и перекрытиях между этажами.

Право же, двадцать первый век имеет несомненные достоинства.

— Ладно, грузовик так грузовик, — усмехается Баки после. — В конце концов, прицеп у него больше, чем наша старая квартира. И, Стиви, я куплю душевую кабину. И камин. И, знаешь, такой огромный телевизор на стену.

*

— … как будто этим можно заниматься, только придумав себе пафосное имя…

— Я не против, должно же быть у человека хобби. Хотя я бы предпочел, чтобы ты снова начал рисовать. Слышал что-нибудь о «Лос-Хотас»? Боссы из наших бывших коллег, картель держит в страхе полстраны, похищают американцев ради выкупа и обожают подбрасывать трупы в людные места, а их младшенькие заставляют детей таскать наркоту через границу. И там таких «лосов» еще с десяток…

— Мексика?

— Угу, — кивает Баки. — Дешевая жизнь, вечные карнавалы, куча оружия и девчонки в таких коротких юбках, что кажется, будто без них. И, знаешь, я ведь терпеть не могу зиму.

— Я тоже, — Стив до отказа топит газ.

*

— Тройной эспрессо, чизбургер и галлон апельсинового сока.

— Баки, хватит валяться, мы хотели идти вместе.

— Но ты же пожалеешь инвалида?

— Инва… что? Кого?

— У меня руки нет, левой. Надеюсь, ты заметил.

— Не тот ли это инвалид, который так разогнался на трассе, что из кабины выдуло канистру воды? Тот, кто час назад чуть не разнес моей спиной стену, а позавчера держал на весу Доджера, пока я менял колесо? А… тот, который на спор перепил троих фермеров по дороге в Джорджтаун, положил на лопатки беднягу в Калифорнии, который — в десятый раз говорю, показалось! — слишком откровенно строил мне глазки, и тот, кто спустился по отвесной стене каньона только потому, что ему так захотелось? Вставай, Барнс, иначе, клянусь, получишь знатную трепку!

Баки часто моргает, откидывает длинную прядь с лица, кадык ходит ходуном под натянутой кожей, а после он улыбается широко, наконец-то впервые легко и солнечно, словно именно такого ответа и ждал, замерев от напряжения и до белых пятен прикусив нижнюю губу. И легкие Стива разворачиваются до предела, давно забытым глубоким, живительным вдохом, разгоняющим кровь и с детства сулящим «парень, ты поживешь еще немного».

Бешено колотящееся сердце успокаивается окончательно где-то близ Эль-Пасо.

*

— Послушай, — говорит Баки, — еще одно… Одетым ты похож на проповедника какой-то новомодной церкви. Преподобный Роджерс. Ничего не имею против, меня заводит такой контраст, но…

— Слишком выделяюсь, не то что лохматый бродяга из-под моста вроде тебя? — Стив прекрасно понимает, что сейчас произойдет. Деним не такой уж плотный материал, и он сейчас возносит молитву, чтобы Баки вовремя остановился, раздирая ткань на его коленях. Джинсы теперь выглядят так, словно их силой отняли у своры голодных псов, и Баки радостно улыбается, довольный своей работой:

— Вот теперь Мексика.

— Бороду не сбрею. Мексика.