мог уловить, что же именно идёт не так.

Взяв со стеллажа бутылку пива и откупорив её, я принялся задумчиво пить прямо с

горла, не отрываясь и прикрывая глаза. Страшно хотелось жрать, хотя прежде за мной

такого не водилось, и от этого раздражение лишь обострялось и становилось совсем

невыносимым. Представив, что я сейчас в таком виде заявлюсь к Микаэлису, а он в

очередной раз что-то заподозрит, я передёрнул плечами, а после развернулся и вышел

прочь. Присев на грязные ступени, я махом допил пиво и уставился в стену перед

собой, покручивая бутылку на ладони. Вообще, мне следовало явиться днём, но я

понимал, что у меня не хватит сил и смелости сделать это в трезвом состоянии.

Дом выглядел пустым, но на деле просто нигде не горел свет, и я был спокоен, что

никто не кинется ко мне с расспросами, не будет допытываться сейчас, когда я

особенно уязвим и не могу справиться с самим собой. Загнав машину во двор и закрыв

за собой ворота, я тихо прошёл в дом, разулся, повесил пальто на вешалку и неловко

помялся с ноги на ногу, прикидывая, имею ли право здесь находиться после всего.

Кинув рюкзак в гостиной, я прошёлся по ней, в темноте приглядываясь к обновкам, наградам Сэто за обучение, приобретениям отца, прелестным огромным вышивкам матери.

На сердце стало невозможно тепло, и улыбка сама собой появилась на губах. Я и сам

не знал, почему всё же решился явиться сюда после стольких лет отсутствия и

холодного, отстранённого молчания. Белнисс Рильят и его загадочное зеркало остались

за бортом уже четыре года как, и с тех пор столько лиц промелькнуло передо мной, такой фейерверк чужих эмоций, слов, шелуха бессмысленного вранья, что мне невольно

становилось скучно. И вот, за неделю до Нового года у меня внезапно зазвонил

телефон. Слегка пьяный, сидящий в кругу горячо любимых друзей, я почему-то решил

ответить.

— Артемис? — голос отца я бы узнал из тысячи, так что невольно похолодел.

— Рафаэль? Что-то случилось? — с лёгким беспокойством поинтересовался я, отворачиваясь от друзей, что распевали похабную популярную песенку. — Мать? Сэто?

— Всё в порядке, просто, хм… — повисла неловкая пауза, я задержал дыхание, чувствуя, как сердце опускается в пятки. — Ты не мог бы приехать? Скажем, на

новогодний праздник?

Удивлённо поморгав, я поглядел на телефон в своей руке, затем снова приложил его к

уху:

— Да, конечно.

— Отлично.

Гудки раздались быстрее, чем я успел спросить, в чём вообще дело. Прежде отец

никогда не звонил мне, да и напрямую мы общались не так уж и часто, и все эти

попытки завязать светский разговор, как правило, заканчивались тем, что я получал

по морде. Словом, диалоги у нас не слишком-то и вязались. На самом деле в те

мгновения я что только ни успел подумать: и что Акира решил на них всё же за что-то

отыграться; и что мать не перенесла очередную болезнь и умерла; и что Сэто пропал.

Иначе говоря, я уже готовился вылететь прочь и отправиться к ним, но в этот момент

телефон вновь затрезвонил дико и резко. Даже не глядя на экран, я понял, что Акира

услышал про очередного гостя.

— Номер, — только и выдохнул я в микрофон.

— 9183. У тебя шесть дней. Справишься?

— Без вопросов.

Ничего не сказав друзьям, я поднялся наверх и уселся за ноутбук, где уже принялся

вычитывать информацию. Её было столь мало, что сперва я даже смутился, но быстро

отмёл сомнения в сторону. Но в те дни голову мою занимала вовсе не поимка цели и

даже не сведения, а собственная семья. За мной обычно не водилось такое

наплевательское отношение к работе, однако семья для меня всегда была особенным

пунктом в жизни.

И вот я стоял в гостиной, невольно улыбаясь и чувствуя, как тепло и спокойствие

охватывают с головой. Бесшумно поднявшись на второй этаж, я заглянул в свою комнату

и не без ехидства обнаружил брата в моей постели. Он сладко дрых, сопя в, увы, слюнявую подушку, тем не менее отворотившись от приставучего одеяла, а всю картину

дополняли его мускулистые бледные ноги, раздвинутые по самое не могу, но выглядело

это так невинно. М-да, зрелище было привычное и вместе с тем почти забытое, и я, тут же тихо прильнув, осторожно накрыл соню одеялом да приласкал, перебирая волосы.

Сэто тихо застонал сквозь сон, нахмурился, но я не стал мешать его сновидениям.

Беззвучно закрыв за собой дверь, я несколько неуверенно двинулся к спальне

родителей и заглянул в дверной проём. Они тоже мирно спали. Мать возлежала на груди

Рафаэля, едва заметно улыбаясь. В какой-то момент мне даже показалось, что она

приоткрыла глаза, но это не продлилось долго. Оставив и их, я прошёл в ванную и, включив свет, долго смотрел в зеркало. На воротнике осталась капля крови.

— Дух, пошамань что-нибудь, а то ещё задавать вопросы начнут, — буркнул я, стаскивая с себя рубашку, но ответа не получил.

И это было как раз таки внове для меня, а потому я немало удивился и принялся

оглядываться по сторонам. В этот момент навалилась слабость, острая боль пронзила

левый бок, и я с сипением повалился на колени, жадно хватая ртом воздух. Кровь

заструилась по губам, и я абсолютно ничего не мог с этим сделать, лишь с ужасом

смотрел на то, как по каплям утекает жизнь.

— Не стоило мне удаляться, — прошептал хранитель, и тёплая целительная волна

окутала моё тело, постепенно утолив боль.

— Это что за чертовщина была? — сипло процедил я, спешно вытирая кровь с пола, которую больше размазывал по кафелю, чем убирал. Судорожно и испуганно колотящееся

сердце всё ещё с трудом сдавалось унять.

— По сути, ты сейчас мёртв, — просто отозвался он. — Стоит мне отойти, как ты

начинаешь в самом деле погибать: старые раны открываются.

— И куда ты бегал? За сигаретами мне, надеюсь? — огрызнулся я, закончив с уборкой и

печально поглядев на безвозвратно потерянную рубашку. Иногда я жалел, что у меня

нет таких протезов, как у Игнессы, которые справлялись абсолютно со всем: кровью, ошмётками мяса и иными неудобствами самых разных калибров и форматов.

— Неважно, — глухо отозвался призрак и затих.

Мне лишь оставалось надеяться, что больше он таких фортелей выкидывать не будет.

Это же надо было так! Впрочем, гнев мой быстро отпрянул, как только я лишь на чуть-

чуть погрузился в прекрасную ванну-офуро, откинул голову назад и узрел витиеватый

потолок, теперь позволив себе окунуться в мысли. «То-то же сюрприз семье будет, —

думал я. — Возвращение блудного сына, ха». Тогда мне очень хотелось, чтобы этот

сюрприз был более чем приятным.

После горячей ванны я оккупировал кухню и занялся стряпнёй из онигири, жареной рыбы

и варёных яйц — в целом, тех элементов, что составляли гармоничный, излюбленный, традиционный завтрак, которым я когда-то угощал семью. Всё-таки мой получасовой

кулинарный оркестр из стуков всякой посудины, скрипов дверец и ящичков, а в

конечном счёте мелодичного гудения кофеварки разбудил здешних спящих жителей, которые уже, едва не подпрыгивая, рвались к виновнику торжества в лице белобрысой

чучундры — иными словами, источнику шума. Или вкусному запаху. Скорее, и тому, и

другому. Первой на кухню влетела Андреа в чересчур легкомысленной для неё ночнушке, затем — Сэто в одних трусах и наконец Рафаэль, волочившийся как-то неохотно и

безнадёжно, да попутно запахивая на себе халат, и я готов был смело поклясться: он

улыбался.

— Арти! — воскликнули мать и брат в один голос, кидаясь ко мне и заключая разом в

объятия. Андреа глянула на мужа. — Так вот что за сюрприз!

— Я же говорил, что вам понравится, — тщательно пряча улыбку, безразлично произнёс

мужчина и прошёл к столу, беря свою кружку с кофе.

Он сделал глоток крепкого пойла, не сводя с меня взгляда. Мягко отстранившись от