брата, я неуверенно шагнул к отцу, но в объятиях оказался быстрее, чем успел

решиться на такое безумие.

— Рад тебя видеть, Артемис. — Он приветственно похлопал меня по спине, а я просто

молча пытался свыкнуться с тем, что Рафаэль может быть не только жестоким и

беспощадным, но ещё и вполне себе мягким.

— И я, — выдохнул ему в ответ мой внутренний борец за семейное счастье. Но долго

задерживать на нём взгляд я не стал и резко переключился на любимую мать, чьи серые

глаза выдавали нежность и в то же время таили некую грусть.

— В ту секунду, когда увидала тебя в дверях, так и хотела с досадой выдохнуть «Да

здравствуй, лунатизм!» — ан нет…

—Да здравствуй, свинья! — с криком перебил мать Сэто, налетая на меня и встряхивая

за плечи. — Такой чёртов сукин сын (прости, мам), что я бы тебя прямо здесь и

сейчас удавил, глист ты прямоходящий! Хоть знаешь, как я волновался за тебя?

Помнишь, что обещал мне позвонить после аварии? И что?

— Работа, прости, — я осторожно встрепал его волосы, но опасался прикасаться к нему

хоть чуть-чуть нежнее. — Да и… Короче, да, я тот ещё кусок говна. Обещаю

исправиться.

— Врёшь, — жёстко отрезал он и, развернувшись, вышел прочь. Через секунду-другую

его громкие шаги стихли на лестнице, а потом и вовсе исчезли.

Мы неловко молчали, переглядываясь.

— Ладно, топайте в ванную, все дела, я пока себе кофе сделаю, — пробормотал я, чувствуя себя более чем неуютно.

Но я бы ничуть не удивился, если бы Сэто вдруг решил врезать мне посильнее и

выразиться куда крепче, чем он сделал то. Мать с отцом, обменявшись взглядами, кивнули и оставили меня одного, дав собраться с мыслями. Не став возиться с туркой

и прочей радостью, я заглянул в шкаф-бар и с особым удовольствием вытащил оттуда

нетронутую бутылку мятного ликёра, решив, что позже поблагодарю отца за это. Да, не

так я себе представлял встречу, не так. Приложившись к бутылке и немного

встряхнувшись, я вышел из дома и несколько раз ходил до машины и обратно, перенося

подарки. И хотя это походило бы на откуп, но остановиться уже было невозможно: в

мыслях всплыло Рождество. Конечно, ни я, ни семья не были особо верующими, насколько я мог судить, но это было отличным поводом развлечься и побаловать

вниманием, которым я особо никого не наделял. Поставив всё в гостиной, я вернулся к

ликёру, пытаясь управиться с некоторым страхом, грызущим меня изнутри. Сэто был в

бешенстве, а я опасался сокращать между нами дистанцию. Не хватало ещё снова

вскружить ему голову и наделить надеждами, несбыточными мечтами. Да, я любил брата, но прежде кипевшая страсть сменилась нежностью, и я не мог заставить себя подумать

о нём как-то иначе, извратить чувства. Я бы с радостью сунул голову за него в

огонь, позволил бы изрубить себя на куски, но приближаться к нему в каком-то особом

смысле уже не хотел.

Первым спустился отец и, молча усевшись напротив меня, вновь принялся за кофе, не

торопясь нарушать тишину. Я чувствовал на себе его внимательный, даже слегка

ожидающий и осуждающий взгляд; затем криво улыбнулся и как следует приложился к

бутылке, но, заслышав шаги, быстро убрал её обратно в бар, хотя запах стоял такой

яркий, что не спасло бы ничего. Из-за угла привиделась мрачнущая тень — это был всё

ещё злой дьяволёнок Сэто, всем своим видом показывающий хмурого обиженного ягнёнка.

Он плюхнулся рядом со мной и молча принялся за завтрак. Следом вплыла Андреа, сияющая от счастья.

— Приятного аппетита, — пожелал я, но сам сидел без тарелки: есть совершенно не

хотелось. Поймав внимательный взгляд матери, я виновато улыбнулся. — Поел уже перед

приездом, не смотри на меня так строго и укоризненно.

— Сделать тебе кофе? А то, чувствую, скоро в мешках под твоими глазами можно будет

трупы прятать. — Нет, это не Андреа. И пусть я и вздрогнул от формулировки, но

поднял изумлённый взгляд на Рафаэля, что уже встал со своего места.

— Я пока и так справляюсь, — мрачно ухмыльнулся я, наблюдая за тем, как быстро они

переглядываются с матерью. — Но спасибо, не откажусь.

Сказать, что я был удивлён — ничего не сказать. За всю жизнь Рафаэль даже не

поинтересовался о моём самочувствии, что уж говорить о кофе. Он не стал мучиться с

туркой или кофеваркой, и я спрятал улыбку в кулаке. Чем уж меня точно следовало

приманивать — так это самым обыкновенным растворимым кофе с мерзким сладким

молоком. Как только огромная чашка оказалась в моих руках, настроение моё

значительно улучшилось и я молча наблюдал за тем, как они завтракают и обмениваются

незначительными новостями. Мне же нечем было дополнить эту идиллию, что я скромно

молчал, наслаждаясь тем, что вновь могу просто сидеть за этим столом. Прежде я бы

ни за что не сунулся сюда, но предчувствие подсказывало мне, что грядут перемены, и

лучше поторопиться да наверстать упущенное. Когда с едой было покончено, я

потянулся, отставив опустевшую чашку на стол:

— Я вам тут кое-что принёс. Надеюсь, оцените.

Сэто рядом со мной почти презрительно фыркнул, и я едва сдержался от того, чтобы

отвесить ему крепкий подзатыльник. Глупый строптивец. Поджав губы и даже не глянув

на брата, я поднялся и вышел в гостиную, принимаясь возиться с упаковкой для

подарков. Конечно, это были не праздничные ленты, а самые обыкновенные коробки для

перевозки. Мне было непривычно делать что-то подобное и потом совсем невдомёк, как

себя стоит вести в подобных ситуациях, а оттого я неловко отстранился и закурил, нахмурившись. Шлейф дыма несколько успокоил и вернул самообладание, и я плюхнулся

на диван, растянувшись на нём. Из кухни доносились голоса, но я не прислушивался, только негромко ругаясь себе под нос. Мать вышла первой, и глаза её гневно

сверкали, губы раскраснелись от того, как она их кусала, явно зажёвывая злые слова.

Она оглядела коробки, затем подняла на меня взгляд.

— Прости его, Арти. Ему нужно привыкнуть, — объяснила она, присаживаясь рядом со

мной и поглаживая меня по волосам. Прикосновения были нежными и, против

обыкновения, успокаивали, а не раздражали.

— Я не в обиде, — просто пожал плечами я, улыбнувшись ей. — Твой подарок в большой

коробке.

Она глянула на меня с лёгким любопытством, но всё же принялась за исследование. Её

поджидали напольные высокие пяльца, которые вполне можно было настроить под размер

канвы и вышивки. Андреа расплылась в улыбке:

— У меня когда-то были похожие. Спасибо, Арти.

Я лишь сделал жест рукой, мол, мне нетрудно, да и всегда пожалуйста. Гневные

отголоски разговора стали лишь громче, и я, сжав в руке то, что собирался вручить

брату, вернулся на кухню. Против ожидания, вопил Сэто, Рафаэль же с каменным

спокойствием выслушивал его.

— Думаешь, сейчас всё просто возьмёт и станет как надо? А вот чёрта с два. Это из-

за вас с матерью всё! — рявкнул юноша, сжимая кулаки до побеления костяшек. — Если

бы ты…

— Хватит, Сэто, — прервал его пылкую обвинительную речь я, подходя и укладывая ему

ладонь на плечо. — Вот, это тебе.

— Не нужны мне твои подачки, — огрызнулся брат, и я успокоил себя лишь тем, что

труп пока что убирать некому и некуда, но уголёк ярости продолжал тлеть.

— Тогда найдёшь его сам, — отрезал я и бросил ключи на пол, а сам вышел к матери.

— Невыносимый мальчишка. Можно я его тресну чем-нибудь потяжелее?

— Теперь ты понимаешь, почему я попросил тебя приехать? — как только входная дверь

за Сэто яростно хлопнула, поинтересовался Рафаэль, выходя к нам и потирая виски.

— Я полагал, что это поможет ему успокоиться.

— Не поможет, — я качнул головой и, глубоко вдохнув, заговорил вновь. — Вы же

понимаете, его силы пробудились. Он так и пышет ими во все стороны. Не ровён час, как Акира или ваши старые знакомые нагрянут по его душу. Я попробую прикрыть его, но не гарантирую, что смогу справиться. Сэто слишком силён.