Вольский оценил юмор шефа и рассмеялся:
– Это уж как водится.
– Разбудишь меня ровно в восемь, – велел Вольскому Дымов, приехав в гостиницу.
Утром губернатору уехать не удалось, хотя Вольский разбудил его вовремя. Дымов встал, сделал короткую зарядку, умылся.
В номер вошел Вольский:
– Дмитрий Данилович, взгляните в окно.
Дымов подошел к окну. На площади толпились зеваки, смотрели на памятник и смеялись. И было чему: памятник утратил свой величественный вид. Виной тому были не голуби, известные любители всяческих памятников и архитектурных изысков, а люди. Добрыня Никитич был облит разноцветной краской. Возле памятника стояли мэр, Коржиков и охранник гостиницы. Мэр и Коржиков были мрачны.
Дымов и Вольский спустились вниз, вышли на площадь.
Мэр допрашивал охранника.
– Ты охранял вход в гостиницу, в которой остановился губернатор, – говорил Крыжыжановский. – Как же ты допустил такое безобразие?
– Так я ж губернатора охранял, – сказал охранник.
– Ты видел, что у памятника возятся подозрительные личности?
– Я думал, что это уже понаехали туристы.
– А проверить не догадался?
– Не имел права покинуть пост, я ж губернатора охранял.
– Отмоешь памятник за свой счет, – сказал мэр.
На площадь выкатился телевизионный автобус. Прямо на ходу из него выскочила журналистка Цесарская. Ее миловидное лицо было напряжено. Следом за ней появился оператор с включенной камерой.
– Только варвары могут совершить такое кощунство! – возмущенно воскликнула журналистка, повернувшись лицом к камере. – Здесь находится губернатор, и мы спросим у него, что думает об этом власть?
Она поднесла микрофон к лицу Дымова.
– Это не кощунство, это преступление, – сказал Дымов. – Мы найдем преступников, и они понесут заслуженное наказание.
Цесарская вновь повернулась лицом к камере:
– Вы все слышали, что пообещал губернатор. Мы будем следить, как власть выполняет свои обещания.
Она отключила микрофон и помчалась к автобусу, крича на ходу: – Мишка, заводи! Нужно успеть к утренним новостям!..
Спустя мгновение автобус скрылся из виду.
– Она что, с утра уже нанюхалась кокаина? – спросил Дымов у мэра.
– Видно, ей кто-то сказал, что телевидение тоже власть.
– Позаботьтесь, чтобы этого сюжета в новостях не было.
Мэр не ответил, он уже разговаривал по телефону с директором телевидения.
Дымов решил вернуться в номер, посмотреть новости и проверить, как исполняется его распоряжение.
Новости кончились в десять сорок пять. Сюжета о памятнике в новостях, естественно, не было.
Пост ЕБМАТ
По мнению политологов, независимые СМИ – это один из четырех столбов, на которых держится демократия. Страшно далеки они от реальной жизни, сказал бы о политологах вождь пролетариата, будь он сейчас жив. И это верно. Ибо политологи не учли один очень важный факт: журналистика (СМИ) – вторая древнейшая профессия. И она, согласно теории эволюции, вытекла из первой. Теперь скажите господа политологи, как представители этих двух профессий могут быть независимыми? Да никак, ибо вынуждены выполнять желания клиентов. Видимо, директор телевидения это хорошо понимал, потому что журналистка Цесарская была уволена. Она рассказала нам, как происходило увольнение.
– Что значит, мы будем следить за властями?! – кричал ей директор. – Ты репортер, а не оперативник ОКУБ! Кто тебя надоумил заявить эту чушь?
– Никто! Я сказала, что думаю! – дерзко ответила Цесарская.
– Дура безмозглая! – продолжал бушевать директор. – Она что-то себе думает, а я могу потерять работу!
– За что?
– За слежку за губернатором! – Директор внезапно притих. – Я знаю, ты сейчас кого-то покрываешь, у тебя мозгов не хватит, чтобы самой выдумать такую мерзкую фразу. Не стану тебя пытать, кого покрываешь, этим займутся правоохранительные органы, – каким-то беспомощным голосом сказал он. – Но чтобы на телевидении я тебя больше не видел. Сдай пропуск и выметайся.
Мы думаем, что директор телевидения причислял журналистов к интеллигенции и, так же, как покоящийся в мавзолее вождь, мозгом нации её не считал. И это по большому счету ошибка. Но что позволено Юпитеру… Директор, конечно, может уволить журналиста, это его право. Но правду уволить ему не удастся, все-таки он не вождь.
4
Только в одиннадцать утра Дымов, Вольский и Коржиков покинули город Болотов. В пути остановились у какого-то ресторана и позавтракали. По дороге Дымов и Вольский говорили о наследстве, гадали, сколько может оставить в наследство голливудский продюсер. Коржиков в разговоре не участвовал, забился в угол машины, молчал, продолжая испытывать стеснение рядом с губернатором. В Санкт-Романовск приехали к четырем часам. Дымов велел водителю подъехать к офису Инюрколлегии.
– Что-то мне не по себе, – признался Коржиков. Голос его звучал жалобно. – Там же все документы на английском, я ничего не пойму.
– Я бы пошел с вами, но оставить губернатора без охраны не имею права, – сказал Вольский.
– А я тоже пойду, – улыбнулся Дымов. – Никогда не присутствовал при оглашении завещания.
Втроем вошли в кабинет, указанный в письме.
В кабинете за столом сидел адвокат – седовласый вальяжный мужчина. Увидев гостей, он встал:
– Кто из вас гражданин Коржиков?
– Я.
– Полагаю, что вы доверяете своим друзьям?
– Конечно, – сказал Коржиков. – Это же губернатор области и начальник его охраны.
– Вопрос снимаю. Прошу садиться.
Адвокат раскрыл папку и стал читать завещание, составленное на английском языке.
Вольский перевел:
– Господин Коркин завещает Игнатию Коржикову одиннадцать миллионов долларов в ценных бумагах, хранящихся в калифорнийском банке «Шолом».
У Коржикова закружилась голова. По-человечески это можно понять. Попробуйте представить себе, что вы выиграли в лотерею одиннадцать миллионов долларов. Чтобы вы чувствовали? Вот и Коржиков чувствовал то же самое.
– Вступление в наследство обусловлено одним требованием. Наследник и его семья должны стать правоверными иудеями, – по-русски сказал адвокат.
– Почему иудеями? – изумился Коржиков.
– Потому что это вера ваших предков.
– Я атеист. – Голова продолжала кружиться, и Коржиков плохо соображал, что говорит.
– Как вы себя позиционируете – ваше личное дело. Никакого отношения к сути завещания оно не имеет. Хотите получить наследство, выполняйте последнюю волю покойного. – Адвокат положил перед Коржиковым лист бумаги. – Распишитесь, что вы ознакомлены с завещанием и получили необходимые документы.
Коржиков автоматически расписался и так же автоматически взял папку с документами.
Они попрощались и вышли из офиса.
– По нынешнему курсу вы получили миллиард сто десять миллионов рублей. – Вольский пришел к мысли, что Коржикову подходит роль его тестя. – Такое событие надо обмыть.
– Поехали ко мне домой, – предложил Дымов, испытывая знакомое всем уважение к миллиардеру. – Я человек холостой, дома все есть, и нам никто не помешает расслабиться.
Губернатор жил на вилле, расположенной в зеленой зоне пригорода. Дом скрывался за густой чащей высоких кустов сирени. К дому вела гравийная дорожка, огражденная кирпичами. Кирпичи торчали, как зубья пилы. Фасад дома был стеклянным. Коржиков подумал, что когда получит наследство, построит себе такой же, и эта нехитрая мысль подняла ему настроение. Он ощутил благотворную значимость миллионов и внезапно почувствовал себя легко и свободно в присутствии губернатора.
На этот раз разговор губернатора с Коржиковым получился серьезным. Этому, конечно, способствовали горячительные напитки, без которых никакой серьезный разговор невозможен. После пятого тоста все заговорили медленно, старательно выговаривая слова. Опять говорили о наследстве, но уже с участием наследника. Дымов считал, что все миллионы нужно вложить в строительный бизнес и торговлю.
