подтянулся на карете «Скорой помощи». У Ленского, само собой, похмелье. Морда
опухшая, сушняк, клешни трясутся… А Евгений Онегин как огурчик. Костюмчик на нём с
иголочки, кепчонка новая… Достал он дуру и шмальнул, не целясь даже. Все ахнули.
Ворошиловский стрелок. Снайпер-самоучка. Пуля прямо в лобешник - и всех делов. Убит
поэт и всё такое…»
…………………………………………………………
………………………………………………………………
…………………………………………………………………..
Через полчаса спали все кроме меня, Щуки и, как ни странно, Дыбы. Мы слушали
сиплый голос старика, заворожённые, лишь изредка прерывая его каким-нибудь
замечанием.
- Духи, гребёнки, пилочки!.. – повторил за Губерманом Дыба. – По три часа проводил
перед зеркалом… - Дыба брезгливо поморщился. – Какой-то он немножко…
- Интеллигент, - объяснил я.
- Цаца, - добавил Щука.
После того, как Онегин встретился с Татьяной по поводу её письма, Дыба
пробормотал:
- Ишь ты! Другой повалил бы её прямо там, за домом… и весь разговор.
- Интеллигент, - повторил я, зевая.
- Цаца…
Валентин же Самуилович, весьма довольный собой и нашим вниманием, продолжал…
«В тоске сердечных угрызений,
Рукою стиснув пистолет,
Глядит на Ленского Евгений»…
А Дыба опять:
- Во, бля! Завалил кореша и давай загибать…
12
- Интеллигент, бля…
- Цаца…
…………………………………………………………
……………………………………………………………….
……………………………………………………………………
Самое обидное, что Валентина Самуиловича нашли утром мёртвым. Его удавили.
Шарфиком.
- Не бздите, фраера, - уговаривал Щука. – Скажите, кто это сделал? Кого видели? Не
молчите, овцы!
Но соседи Губермана уверяли, что ничего не слышали, не видели, спали…
- Дело ясное, что дело тёмное, - сказал Валет.
Нам было понятно: Губерману не простили того, что он ходил к нам, а не к ворам. В
натуре, твари.
Вечером того же дня Валет предложил:
- Хотите, я вам жизненный роман тисну? Про легендарного жигана Владимира
Дубровского.
- Это который мишку косолапого завалил?
- Ну.
- Мишку завалил, а Машку не сумел?
- Ну.
- Та ну его на хуй!
Мы все согласились: ну его на хуй, этого Дубровского…
Жалко было старика. То есть не жалко, конечно… а как-то…обидно, что ли… Типа
наждаком по душе, у кого она осталась.
Ничего не попишешь. Лес рубят – щепки летят.
…………………………………………………………
………………………………………………………………..
……………………………………………………………………..
А на Хабаровской пересылке сразу после помывки меня дёрнули к куму. Ничего
хорошего это обычно не предвещало.
Разговор наш был примерно следующего содержания.
- Проходи, Угрюмый, садись… Чайку?
- Можно.
Кум – подтянутый, бравый офицер лет сорока – представился:
- Подполковник Прохоров. Андрей Степанович. Не помнишь меня?
- Не обессудьте, – я развёл руками. – Вы для нас, гражданин начальник, все на одно
лицо.
- Да и вы, бандюги, друг на друга похожи, – добродушно улыбнулся подполковник. –
Но я тебя запомнил. В тридцать девятом я ваш побег сорвал. Помнишь? Два ребра тебе
сломал. Получил капитана… Ну как жизнь?
- Проходит.
- Понимаю… Зачем позвал, знаешь?
- Конечно. Извиниться хотите – совесть замучила.
Кум заразительно рассмеялся.
- Смешно, смешно… Да… У меня есть к тебе предложение. Сейчас основываются
несколько команд или, скажем, бригад из бывших воров, вставших на путь исправления. В
основном фронтовики. Хочешь в команду Алексеева? Вы ведь, кажется, знакомы?
- Да и вы, кажется, тоже. Мы же с ним вместе бежали.
13
- Да, да… Как он тогда выжил - ума не приложу. Впрочем, это к лучшему, как
выяснилось. Так что насчёт моего предложения? Алексеев за тебя поручился.
- Вот те раз, - удивился я, - на жопе глаз!
- Ты помозгуй!
- А что мы должны будем делать?
- Ничего особенного. Вас откомандируют в лагерь, где вы будете, скажем так, вести
идеологическую работу среди несознательных элементов. Работа в принципе не пыльная с
реальной перспективой досрочного освобождения. Ну?
Я молчал.
Кум вздохнул.
- Угрюмый, думать особо не о чем. Это шанс. Если откажешься, тебе придётся не
сладко. А вдруг попадёшь туда, где верх держат воры? Сам понимаешь, что тебя ждёт там.
Ну так как?
Я продолжал хранить молчание.
- Ну смотри… Тебя никто не принуждает. Желающих много. Не поверишь, очень
много.
- А Щуку можно тоже… с нами… И Дыбу…
- Щуку знаю… - сказал Прохоров и нахмурился. – Вообще-то в бригаде Алексеева
опытные бойцы, большей частью разведчики… А сам-то он захочет?
- Я побазарю с ним.
- Добро. Зачислим. Под твою ответственность.
- Он не подведёт.
Конечно, я согласился. Да и Щука с Дыбой тоже хотели жить, даже ценой чужих
жизней…
…………………………………………………………..
……………………………………………………………………
…………………………………………………………………………..
Прохоров не обманул. Работа та и вправду была не пыльной, но весьма опасной и
нервной.
Нас привозили в лагерь. Выделяли отдельный барак. Ночью в назначенное время
команда из полтораста рыл разделялась на группы, и каждая группа отправлялась на
заранее выбранный объект.
Особенно мне запомнилась первая наша операция. Я был в группе Алексеева. Мы
взяли на себя БУР, куда накануне поместили самых авторитетных воров.
По условному сигналу нас пустили внутрь.
- Подымайтесь, воры, – сказал Алексеев. – Остальные для своего же блага сохраняйте
спокойствие и горизонтальное положение.
- А вы кто такие? – грубо спросил, чуть приподнявшись, какой-то бугай.
Алексеев резко махнул рукой. Бугай захрипел и, дёрнувшись всем телом, завалился на
бок: финка вошла ему в горло по самую рукоятку.
- Запомните, – цедил сквозь зубы Алексеев. – Блатовать никто больше не будет.
Повторяю, всем ворам подняться и выйти на середину.
Воры сгрудились в том месте, на которое указал Алексеев.
- Их только семеро, – шепнул я.
- Где ещё один?
Я громко повторил:
- Где ещё один?
- Вон лежит с твоим пером в глотке, - ответили нам.
- Ясно. А где Кремень?
Алексеев прищурил глаза.
14
От воров отделился низкорослый, крепко сбитый старик.
- Тута я.
- Здравствуй, Кремень. В Бога всё ещё веришь?
- А ты всё ещё нет?
- Послушай, старик, – мягко сказал Алексеев, – я всегда тебя уважал… Ты учил меня
жизни…
- Плохо, вижу, учил.
- Я не в обиде, Кремень. – Он выжидающе помолчал, затем тихо спросил. - Мойка
есть?
- Есть, – старик обернулся. – Дикарь, дай.
Взяв протянутую бритву, он вновь обернулся к нам.
- Ты можешь уйти сам, – просто сказал ему Алексеев. – Токо давай без эксцессов.
Кремень кивнул. Постоял с минуту, закрыв глаза, потом, набрав в лёгкие побольше
воздуха, поднял руку и полоснул себя бритвой по шее. Брызнула кровь. Мы чуть
отступили.
Ноги старика подкосились. Он грохнулся на колени, но голову продолжал держать
прямо. Казалось, он упёрся взглядом обезумевших глаз в лицо Алексеева, но потом взгляд
надломился, и Кремень упал. По телу прошла последняя судорога. И он затих.
Очень подходящая была у старика кликуха. Действительно Кремень.
Алексеев обратился к оставшимся:
- Вам таких поблажек не будет. Кто хочет жить и кто осознал, что жить так дальше
нельзя, может отречься от своего прошлого и пойти с нами. Остальные умрут
мучительной смертью. В том, что она будет мучительной, даже не думайте сомневаться.
Вопросы?
- Только один. Как тебя, пса, без намордника держат?
Я глянул на Алексеева. Почудилось, будто он усмехнулся. Вряд ли, конечно…
