Мотылек свободы взмахнул призрачными крыльями и сгорел в пламени. Осознание, что Лаана права, его не возвращало.
Таш закрыл глаза и глубоко вдохнул. По крайней мере, на его одиночество пока никто не посягал.
Ладонь сама потянулась к мечу, который он так и снял после того, как охранял Ламару. Единственным временем, когда раб-воин мог остаться наедине с собой, были тренировки. Сейчас они могли стать еще и избавлением от тяжелых мыслей.
Лезвие с выведенным на нем натами блеснуло в льющемся из дома свете. Таш принял боевую стойку и сделал выпад в воображаемого противника, а потом еще один. Он не собирался выкладываться полностью — не ночью, в чужом дворе, но быстро увлекся. Удар, рипост, уклонение и снова удар! Реан на днях показывал интересную комбинацию. В ней стоит поупражняться. Ложный выпад, уход в сторону…
Перед глазами завертелись хвостатые рыжие символы. Более крупные поднимались от земли, крошечные, едва видные, вылетали прямо из тела. Дыхание сбилось. Таш, заморгав, прервал упражнения.
Так много… Ночь же на дворе. Откуда?
Он скрипнул зубами, вспомнив, что обещал Реану не вызывать ашарей. Но по краям зрения уже пополз кровавый туман, а танцующие наты с такой силой увлекали за собой, что остановиться было невозможно. Они подмигивали с озорством, будто уговаривали поднять меч. Реан предупреждал, что наты не живые, они не могут вынудить человека на какой-то поступок. Это сам Таш, его потаенные желания звучат в ушах, а необузданность и недисциплинированность делают их громче.
Бей, бей!
Нет. Нельзя этого допустить. Не в гостях у людей, которые были добры к ним с Лааной, и не в городе, где воинов-ашареев вздергивают на перекладине.
Таш вдруг обнаружил, что очутился с другой стороны колодца. Когда только успел? Рука против воли рисовала клинком причудливые узоры. В груди дышала ярость.
Хранители — это они виноваты в том, что Таш снова чувствует себя рабом. Если бы не они, он бы уже месяц как жил обычной жизнью! Кто бы его преследовал в Шердааре, если больше нет хозяев, которые заявили бы о пропаже своего раба? А теперь он снова вынужден притворяться кем-то другим, беззубым и слабым.
Взмах, свист металла. Наты заплясали быстрее, радостнее.
Самел. Из его колодца брали воду, а он за это брал деньги. Им руководила жажда прибыли, а не сострадание.
Росчерк меча. На утоптанной земле возле колодца появились искры-светляки.
Секреты, вранье, одна грязь вокруг! Ложь не приводит к счастью — это Таш уже проверил на собственной шкуре. Чем ему помог изъян в ошейнике? Свел с Ксалтэром, сделал пособником жестокого убийцы. Или с помощью лжи удалось хоть раз добиться справедливости? Тоже нет. Илартан за свое предательство не заплатил ничем, кроме денег.
Саттаро прав. Весь этот лживый мир должен сгореть.
Таш вскинул руки, и вместе с ним к небу поднялись языки пламени.
Гори, гори, выше, выше!
Сбоку плеснула вода, и часть натов превратилась в дым. Таш развернулся с утробным рычанием, готовясь убрать с дороги того, кто ему мешал. Удар! Кто-то закричал. Искаженные лица смазались в алом тумане, и было неясно, кто именно. Да и какая разница?
Широкий замах — и меч описал полукруг, отгоняя врагов. Таша снова окатило ведром ледяной воды. Это немного привело его в чувство, но не настолько, чтобы остановиться.
Пламя не должно погаснуть!
Многие наты исчезли, но он все еще видел те, что исходили из его разгоряченного тела. Это казалось настолько естественным, что Таш удивился, как раньше не догадался пользоваться собственным теплом для разжигания колдовского огня.
Собрать пожар на острие клинка…
– Таш! – жалобный голос взрезал грудь. – Ты что? Это же я!
Лаана. Его любимая…
Он стиснул зубы и сделал шаг назад, не давая себе наброситься на женщину, которой еще днем клялся в любви. Реан предупреждал, что воины-ашареи в приступах иногда убивают собственных близких, но Таш не думал, что способен до такого дойти.
Следующая мысль охладила его гнев не хуже очередного потока воды.
Не ошейник и не хранители делают его невольником. Он раб своей огненной крови.
Промедления хватило, чтобы двое мужчин бросились на него с двух сторон и повалили на землю. Меч выпал из руки — к большому счастью Самела и его старшего сына, потому что огонь внутри Таша все еще жаждал жертв. Он дернулся, пытаясь высвободиться. Ашарей уже должен был пройти, но туман не таял, а в глазах продолжали дикую пляску наты. От лютой злобы лязгнули зубы.
Н-не-ет…
Кто-то навалился на ноги, мешая лягаться. Лаана закричала на шердском, зовя Ламару, якобы знавшую, как помочь. Его снова облили водой, и Таш сплюнул попавшие в рот капли. В кожу как будто впились тысячи иголок. Наверняка работа ллитки, подмешавшей туда содержимое одной из фляг, которые девчонка постоянно таскала с собой.
Вокруг завертелась ее крепкая фигура. Лба Таша, груди, распластанных по земле рук касалась жесткая кисть, вырисовывала загадочные символы, заставляя морщиться и отворачиваться. Это подействовало. С каждым мгновением мучительный огонь в сердце угасал, дышать становилось легче, а лица людей во дворе приобретали четкость.
Лучше бы они так и остались размытыми. В глазах Самела, его старшего сына и их слуги Таш со стыдом прочитал страх и отвращение.
-- Все… все в порядке, – проворил он. – Я остыл.
Шерды переглянулись – они не поняли силанского. Пришлось повторить на родном языке, после припадка с трудом подбирая слова. Но даже тогда Самел ослабил железную хватку не сразу. Сперва он посмотрел на Ламару, дождался от нее кивка и только потом отпустил Таша.
– Лаана… Ты где?
Она стояла за колодцем вместе с женой Самела, даже ночью укутанной в пропитанный платок. Женщины вцепились друг в друга. Выражения их лиц понравились Ташу еще меньше, чем выражения мужчин.
Испуг. Вернее, ужас, что он кому-то навредит.
Таш сел и откашлялся. Ощущения были отвратительные, и не только на душе. Весь двор хлюпал грязью, кожу и одежду покрывала какая-то липкая дрянь, которой его намазала Ламару. Воняло жженой тканью. Еще и Лаана не торопилась приближаться.
Первой, как ни странно, к нему подошла ллитка. Ее круглое лицо с глазами-бусинами появилось прямо перед Ташем.
– Спасибо, – буркнул он.
Как бы ему ни было неприятно это признавать, но она его спасла. Не от смерти, а от того, чтобы покалечить других.
– Ты осторошно, – мирно сказала девчонка. – Сертше мира не биться, Схема ломаться, припадки стать хуше. Я помогать Реану, он тоше увлешься и потерять себя в огне. Но ты не такой сильный. Ты легче увлешься, а я не всегда рядом.
Значит, ашарей все же связан со Схемой, а Таш – ее ошибка. Чем дальше, тем яростнее будут приступы. Однажды он может даже убить Лаану. И кого в этом винить – его самого или все-таки Саттаро, который напортачил с Сердцем мира? А может, проклятого Айгара Безумца, который заварил всю эту кашу пару тысяч лет назад?
Кто бы не был причиной всей этой беды, часть вины лежала и на Таше. Это не Саттаро и не Айгар только что тут размахивали мечом. И все же тем больше причин отыскать бывшего раба и заставить его заплатить за то, что он натворил.
– Извини. Извините все. Надеюсь, я ничего не сломал?
– Нет, – наконец-то приблизилась Лаана. Ламару, словно по какому-то знаку, отодвинулась подальше, а потом и вовсе предпочла скрыться в доме. – Мы вовремя поняли, что что-то не так. Как ты себя чувствуешь?
– Все прошло. Не бойся.
Она выдохнула.
– Ты замахнулся на меня мечом. Я думала, убьешь на месте. Ты это помнишь?
Таш мрачно покачал головой.
– Прости. Правда. Я бы обнял тебя…
– Ничего, – быстро ответила Лаана. – Идем скорее в дом, тебе надо переодеться. И как бы мы не привлекли слишком много внимания…
Намек был более чем прозрачным. Если кто-то в окрестных зданиях заметил вспышки и увидел пляшущего в пламени Таша, у соседей наверняка появится к Самелу множество неудобных вопросов.