После затянувшейся паузы я неохотно кивнула.

- Я начинаю думать, что Блэк может знать, - призналась я.

Той ночью я спала более-менее хорошо.

Конечно, это по моим меркам.

Однако действительно, я не спала так хорошо, наверное, последнюю неделю - когда я все-таки наконец-то заснула. Вопреки тому, что я сказала Энджел и Ковбою в джакузи, я не уснула на диване после того, как мы объелись фланом, мороженым, яблочным пирогом и кокосом.

Более того, я ещё долго не засыпала после того, как они ушли в свой номер.

Уже какое-то время я не могла нормально спать.

Очевидно, я скрывала это лучше Блэка, но похоже, мы оба все равно страдали от этого.

На Гавайях это означало несколько поздних ночных заплывов в попытках вымотать себя, отвлечься, иногда просто привести мысли в порядок.

Здесь у меня не было такого варианта.

Курортный бассейн закрывался в одиннадцать, как и спортзал, и я сомневалась, что разгуливать по центру Санта-Фе или по пустыне посреди ночи - это хорошая идея, даже зная, что Блэк наверняка приставил ко мне людей, чтобы я была в безопасности.

Вместо этого я читала на планшете мифы навахо в своей личной спальне общего номера. На фоне тихонько работал телевизор, настроенный на местные новости.

Я присмотрелась к новостям лишь однажды, добавив громкости, чтобы послушать необычную историю из городка не так далеко от границ резервации навахо.

Кто-то вломился в один из гигантских сетевых магазинов с товарами для ремонта, украв инструменты и оборудование стоимостью десятки тысяч долларов. Многое из украденного, очевидно, относилось к оборудованию для копки, что показалось журналистам странным, но ограбление было нешуточным.

Один охранник убит, другой ранен, а воры успешно унесли ноги.

Нахмурившись, я смотрела и слушала, как латиноамериканский журналист ведёт репортаж с гигантской парковки перед магазином. Через несколько минут, когда они переключились на историю о спорной застройке вдоль рощи в центре города, я выключила телевизор.

Даже выключив свет, я в итоге таращилась в потолок.

Я чувствовала боль - ту сводящую с ума, неотъемлемую физиологическую особенность видящих, и один из подарочков, которые подсунул мне Блэк с тех пор, как вошёл в мою жизнь. Конечно, несколько раз я испытывала это и до Блэка. Когда мой бывший бойфренд Йен слишком долго отсутствовал, или когда я была моложе и большую часть обучения в колледже не встречалась ни с кем.

Блэк никогда не объяснял мне полностью, что это такое и чем вызвано, но я сама достаточно долго наблюдала за этим, чтобы кое-что понимать.

Во-первых, обычно это случалось, когда мне было одиноко. По той же причине все было очень плохо, когда умерли мои родители, и ещё хуже - когда исчезла моя сестра.

Во-вторых, это обычно случалось, когда я не получала достаточно выражения привязанности.

В-третьих, все становилось намного хуже, когда мне хотелось секса.

Все было не сахар, когда я проходила через пубертатный период, предположительно по той же причине, и потому что мои гормоны неконтролируемо взбесились, как у любого подростка.

В-четвертых, все стало в разы, неизмеримо, невыносимо хуже с тех пор, как мы с Блэком стали заниматься сексом. Серьёзно, все ухудшилось ещё до нашего первого соития. В какой-то момент после того, как мы вместе отправились в Таиланд, я почувствовала, как это ощущение расцветает в нечто иное, чего я никогда в жизни не испытывала до Блэка.

Однако на самом деле что-то в этом ощущении изменилось для меня примерно в то время, когда мы впервые поцеловались.

Сейчас все было настолько плохо, что я не могла спать по ночам.

Я просыпалась рано утром.

Иногда это убивало мой аппетит, поскольку боль и тянущее ощущение в груди и животе сопровождалось своего рода странной тошнотой.

Блэк однажды сказал мне, что там, откуда он родом, у видящих есть разные названия для этого: боль разделения, боль связи, сексуальная боль, боль видящих, даже «голод».

Он также предостерёг, что это будет влиять на окружающих, включая людей.

Он сказал, что они не будут знать, почему реагируют на меня таким образом, но и не сумеют полностью это игнорировать, особенно те, кого я привлекала по другим причинам. Он описал, что в таком состоянии из моего света исходит то, что он называл «тягой». Он сказал, что какая-то часть меня будет притягивать свет людей, особенно их секс-центры.

Эта мысль слегка внушала паранойю.

В результате всего сказанного им, что в то время показалось правдой, я привыкла прятаться от других людей, когда все становилось совсем плохо. К счастью, хуже всего обычно бывало по ночам и рано утром, так что в целом я проживала худшие периоды до того, как осмеливалась показаться на публике.

Тем утром я сделала так же - попыталась, во всяком случае.

В конце концов, мне пришлось встать прежде, чем я сумела взять это под контроль.

Сначала я выбралась из постели, надеясь, что душ избавит меня от остатков этого чувства. Когда это не сработало, я понадеялась, что может, завтрак поможет. Я постаралась не делать мысленных подсчётов, сколько часов сна я в итоге получила, но более аналитическая часть моего мозга все равно сделала прикидки.

Пять часов. Я проспала примерно пять часов.

Опять-таки, неплохо, учитывая, как долго я таращилась в белый потолок.

И все же Ковбой и Энджел уже вышли на патио, завтрак был накрыт на сине-белом кафельном столе в цветочек, а их стулья были развёрнуты к пустыне и бассейну. Глядя на синее небо, красные горы и линию высоких белых облаков, я вздохнула, чувствуя, как этот жёсткий шар напряжения в моем животе пытается расслабиться.

- Великолепно, - произнесла я, заставив их обоих повернуться.

Ковбой широко улыбнулся мне, щурясь от солнца. Его худые мускулистые руки торчали из безрукавной майки с гигантским символом «Ом» на санскрите. Его серые глаза отражали солнечный свет, выделяясь на загорелом лице.

- Садись, док, - сказал он, махнув на стол. - У нас тут полный комплект. Энджел решила, что ты все ещё будешь голодна.

- Ты поспала? - спросила Энджел, поджимая полные губы и прикрывая глаза темно-коричневой рукой. - Ты выглядишь усталой, Мири.

Я пожала плечами.

- Так и есть. Но сегодня чувствую себя намного лучше.

Однако она была права.

Я действительно выглядела усталой. Я заметила это в зеркале ванной, когда вышла из душа. Я также заметила, что похоже похудела.

При этой мысли меня слабо кольнула боль, заставив стиснуть зубы - напоминая, что сегодня было намного хуже, так плохо, как ещё никогда не было.

Я также знала, почему так.

Все хуже, потому что я находилась ближе к Блэку. Все хуже, потому что я знала, что он на расстоянии одной автомобильной поездки - наверное, сидит за другим кухонным столом, ест завтрак с Мэнни, его дочерью, зятем и внуками.

Я задавалась вопросом, были ли у них на завтрак тоже блинчики, фрукты и взбитые сливки, или же они ели что-нибудь более домашнее и в духе резервации.

Буррито на завтрак, может быть.

А может, huevos rancheros^[13], если кто-то в семье Мэнни потрудился над этим.

Все ещё стискивая зубы, я прошла к свободному шезлонгу и села, ногами и руками подтянув сиденье к стулу и посмотрев на керамические тарелочки, полные фруктов, булочек, блинчиков, яиц, сосисок, бекона.

Я убеждала себя, что после еды мне станет лучше, но по правде говоря, от одного лишь взгляда на всю эту пищу на меня снова нахлынула тошнота.

Часть этой боли определённо ухудшилась - сильнее, чем за последние недели, может, даже месяц. Может, сильнее всего с тех пор, как я уехала из Нью-Йорка.

Все было так плохо, что я отказалась от попыток переждать это.

Вот таким будет моё состояние сегодня, а значит, надо заставить себя все равно поесть.