– Не проспите на работу. С утра планерка. Тема – квартальный отчет. Алексей, акты на списание готовы? – спросил Кировец, уже схватившись за дверную ручку.

– Готовы, Илья Иваныч. Еще в понедельник изобразил.

– Это хорошо, – кивнул Кировец.

И дверь за ним захлопнулась.

– Ну что, Алешка, еще по кружечке? – подмигнул Добрынич приятелю и, повернувшись к стойке, крикнул: – Милочка, начисли нам с Лехой! Палочек не добавляй, этих еще полтарелки.

– А босса-то куда спровадили? – спросила из-за стойки барвумен, мило улыбнувшись. Как бы, пусть слегка, но оправдав собственное имя.

– Ты, давай, лишних вопросов не задавай, любимая, – хамовато ответил Добрынич. – Люди пива жаждут, а тебе еще час до закрытия.

– Фу, как грубо, – ответила Мила, надув губки.

Поставив кружки на столик, она развернулась и, эротично покачивая прелестями, пошла обратно.

– Нормально, – огрызнулся вслед Никита.

Алеша проводил женщину задумчивым взглядом.

– Что, хочется? – зло хохотнул Никита. – А нельзя. Чужое… И, подозреваю, уже не только мое.

– Да ладно тебе, – отмахнулся Малой. – Решил, что я о твоей жене мечтаю? Вот я думаю… Все думаю и думаю…

– О чем? Может, поделишься? Соображениями-то? – спросил Добрынич, отхлебнув из кружки.

Алексей поднял голову и пристально посмотрел приятелю в глаза.

– Скучно жить, Никита, – негромко произнес он. – Соли не хватает. Понимаешь?

– Чего тебе не хватает? – оторопел тот. – Соли? Мила! Алешка говорит, палочки недосолены.

– Да не в этом смысле! – воскликнул Малой и, повернувшись к официантке, покачал головой. – Мил, все нормально. Это муж твой тупит.

– Кто тупит? – напрягся Никита.

– Ой, не быкуй, а? – отмахнулся Алеша. – Ты ж прекрасно понял, о чем я. В жизни чего-то недостает. Все как-то однообразно. Скукота, Никит. Жуть. Понимаешь? Хоть бы произошло уже что-то…

И замолчал. Отхлебнул из кружки.

– Не понимаю, – выдержав паузу, произнес Добрынич. – Нормальная у тебя житуха. Спокойная. Стабильная. Бабки есть, работа хорошая. Мечты опять же, не выветрелись. Невеста… потенциальная. Пиво, вон, свежее. Холодное. Кондиционер работает… Что еще надо для полного счастья? Зажрался ты, Алешка. Или умом ослаб.

– Да ты прав, конечно, – потупился Малой. – В смысле не про слабость ума, а про все остальное. Все есть! Вроде бы… Но чего-то все равно не хватает. Изюминки. Каждый день одно и то же. Где приключения? Где страсть? Где тяга к перемене мест? Вон, тот же Иваныч к родне в Японию собирается… А мы с тобой? Ты вот, например, чем в отпуске займешься?

– Я? – переспросил Никита. Изумился.

Действительно, через пару недель отпуск, а он еще и не думал, как его использовать.

– Ну… я не решил пока. Надо с Милкой перетрещать. Она, помнится, про Соловки заикалась.

– Соловки? – переспросил Малой и негромко рассмеялся. – Можно подумать, ты там не был ни разу. Вон, на катер утром сел, к вечеру на месте. Да и на кой хрен вам сдались эти развалины? Ты что, реально считаешь, что поездка на острова – это перемена мест? Отдых?

– Ну…

– Ой, не надо! Каждое лето одно и то же, – поморщившись, отмахнулся Алексей. – Соловки! Эх, Никита… Ну разве это житуха? Тоска монастырская…

Добрынич в недоумении уставился на приятеля. С чего бы это он взбунтовался? Что ему не нравится? Все так живут. Не ропщут, кстати. И правильно делают. А этому соль, видите ли, подавай! Дурак неугомонный. Ишь, кровь молодая взыграла.

– Ты, Алеша, знаешь что? – сказал Никита, поставив локти на стол. – По себе о других не суди. Мне, например, никаких приключений даром не надо. Все меня в этой жизни устраивает. И соли, как ты говоришь, хватает с избытком. Живу себе и этому факту радуюсь. Приключения – они для дебилов… Или для молодых. Мне ж, парень, уже сорок. Забыл? Дочь школу закончила, в Москве учится. Замуж пора выдавать… Вот тебе и конец скуке. Внуки пойдут, квартиру надо будет новую… А ты говоришь, соль! Зелен ты, парень… И глуповат временами. Живи, наслаждайся. Пока возможность есть. Приключения тебя, чудак, сами найдут. Когда жареный петух клюнет… Я б посоветовал…

Но что посоветовал бы Никита, Алексей так и не узнал, потому что в этот самый момент, прервав задушевную беседу приятелей, в «Мышеловку» с шумом ввалился грузный старик Трисемеркин – директор картинной галереи. Запнувшись о порог, чуть не упал – еле удержался.

– Здоров, Прохор Кузьмич! – крикнул Добрынич, прервав философствования. – А ты в своем амплуа. Всё пороги обивашь.

– Привет гранитной бухгалтерии, – громогласно ответил галерейщик и, подойдя к столику Малого с Добрыничем, плюхнулся на свободный стол. – Миленок, мне как обычно!

– Слушаюсь, господин худрук! – весело отчеканила Мила и, вытащив из-под стойки бутылку дешевого портвейна, принялась за нарезку плавленого сырка.

Меж тем Трисемеркин, наклонившись над столиком, жестом подозвал мужиков поближе и, перейдя на зловещий шепот, произнес:

– Ребятки, дело есть.

– На стакан, что ль, не хватает? – оскалился Добрынич. – Сколько тебе добавить?

– Дурак ты, Никитка, – презрительно произнес галерейщик. – Стал бы я шептать по такому поводу? Слышь, а где третий-то? Кировец?

– Так дома уже, – пожал плечами Малой. – Наверное. На работу ж с утра.

– Жаль, – вздохнул Прохор Кузьмич, взяв с тарелки палочку. – Без Кировца, ребятушки, боюсь, ничего не выйдет.

– Что случилось-то? – встревожился вдруг Никита.

– Да пока ничего серьезного, – ответил Трисемеркин и, подняв принесенный ему стакан, жадно вылакал портвейн.

Шумно выдохнул, зажевал сырком.

– Ну и мерзотная эта прелесть, – прошептал он. Правда, обернувшись к Миле, крикнул другое: – Спасибо, Миленок! Как всегда, очень вкусно. Нектар!

Алексей не сдержался, хохотнул. Галерейщик внимания не обратил.

– Ладно, ребятушки, давайте-ка ко мне переберемся, – произнес он, вытаскивая из-за пазухи бумажник. – Расскажу кой-чего. И покажу. А с Ильею Иванычем вы потом сами поделитесь… Поделитесь?

– Смотря чем, – сказал Никита, но, заметив серьезный взгляд Трисемеркина, начал оправдываться: – Да ладно тебе, шучу я. Естественно, поделимся. Алешка, идем что ли?

Если вы живете на рабочей окраине, ни работать, ни учиться не хотите, не по-детски любите творчество, а ни рисовать, ни прозу писать толком не умеете, сам Бог придумал для вас рок-н-ролл. Ну хорошо, не рок-н-ролл. Панк. А коль при этом служите вы ночным сторожем во дворце творчества юных, где пусть на плохонькой, но все-таки аппаратуре, днем репетирует детский вокально-инструментальный ансамбль, цените – тот же Бог дал вам шанс. Неплохой, кстати.

Макар Макленин ценил. И был Всевышнему не то что благодарен, но продавать душу дьяволу за бонусы – всемирную славу, кучу бабок, вагон телок и крутое бухло – не торопился. Пока.

Макар и так жил почти полной жизнью. Слегка, как говорится, насыщенной. Днем спал, а ближе к ночи отправлялся на службу.

У входа во дворец его неизменно поджидала троица таких же великовозрастных обалдуев в стертых до дыр джинах и растянутых майках. Вот и сегодня парни сидели на заплеванных гранитных ступеньках и весело матюгались, кидая по ноги истлевшие окурки, семечную скорлупу и разнообразные сомнения по поводу и без. Макар опаздывал. Во, гад! Репетиция ж. Генеральная! Послезавтра концерт в парке. Первый, между прочим. А он… Тьфу, собака!

Рок-группа с загадочным названием «Wall Gala» в гордом одиночестве лабала по ночам уже два года. Срок! Ее диск, записанный на дворцовом компе за три дня, дошел, говорят, аж до самой московской Горбушки. Вызвал там неожиданный интерес и был реализован количеством в двадцать семь экземпляров только за первый месяц. А настоящего концерта еще не было. Ужасно. И вот теперь, когда все на мази, Макара нет. Натуральная, мля, засада.