На следующий день установилась ясная погода. Небо как будто только что вымыли и отполировали до блеска. Порох, хранившийся в трюме, остался сухим. Но мешки, которые стояли на батарейной палубе, насквозь промокли. Вода захлестнула бойницы до того, как моряки успели оттащить пушки и закрыть отверстия.

Арин и несколько матросов развязали мешки, высыпали порох в неглубокие противни и поставили сушиться на шканцы.[2] Солнце обжигало плечи. Арин с трудом поднял полный мешок. Мокрый порох слипся и высыпался комочками, поэтому пришлось разминать его руками, чтобы он лег ровным слоем. Ладони Арина быстро почернели и приобрели знакомый вид — почти так же его руки обычно выглядели после работы в кузнице.

Но сегодняшний день вовсе не был обычным. Арин продолжил работу. Порох из серы, добытой на северном плато Дакры, считался почти драгоценным. Восток не располагал большими запасами, поэтому важно, чтобы порох как следует высох. Важно сделать все аккуратно и как можно меньше смотреть на других моряков, которые то и дело косились на Арина. Это и впрямь было невероятно: обычный человек не спасся бы, упав в море в такую бурю.

Арин остро ощущал, как внимательно на него смотрит девушка, которая чистила огромную рыбину размером едва ли не с нее саму. Другие моряки тоже пялились: и те, кто чинил паруса и смазывал снасти, и те, кто работал вместе с Арином, высыпая порох на просушку. Капли пота катились по его лбу и падали на порох в корыто прямо у него под ногами. Когда же получится пустить все эти запасы в дело? Скольких валорианцев ждет смерть? Арин представил, как пушки наконец дают залп и часть его души сгорает вместе с порохом, пропитанным его потом. Наверное, обычные люди о таком не думают.

Наконец мешки закончились. Арин отряхнул почерневшие ладони. Нужно поскорее смыть с себя порох, иначе можно и пожар устроить. Возле грот-мачты стояло ведро с морской водой. Арин окунул в него руки по локоть, потом плеснул немного на плечи. По спине потекли ручейки. Когда вода высохнет, кожа начнет чесаться от соли.

— По тебе и не скажешь, что вчера тонул.

Арин выпрямился и увидел капитана. Тот внимательно разглядывал его, прислонившись к вантам.[3] Арин вспомнил, как взобрался на борт во время вчерашнего шторма и повалился на палубу, где его тут же вырвало морской водой. Он еще не забыл, как при этом посмотрел на него капитан.

— Сколько еще до Пустых островов? — спросил Арин.

— Итрия уже рядом, но нам к ней подходить нельзя. Получается, еще два-три дня, учитывая крюк, который придется сделать вокруг острова. При условии, что ветра будут на нашей стороне.

— Думаете, будут?

— Вот ты их и спроси, вдруг они согласятся тебе помочь.

Капитан сощурился на солнце. Выражение его лица ничего не выдавало. Непонятно, говорил он серьезно или же насмехался. Арин прокашлялся:

— Порох с батарейной палубы к вечеру должен просохнуть, а до тех пор курить нельзя. Хватит одной искры…

— Знаем, не дураки.

Арин почесал затылок, кивнул и подумал, что разговор окончен. Он посмотрел на море. Зеленое, оно сверкало, как изумруд его матери. Арин вспомнил, как променял камень на сведения, и пожалел об этом. Каждый человек должен иметь что-то ценное, что он будет хранить в своем сердце и к чему тянуться всей душой. Арин представил, как сжимает пальцами изумруд, проводит по его прохладным граням. Как кладет камень на ладонь такой знакомой руки, надеясь, что дар будет принят. Он представил, что почувствовал бы, любуясь своей драгоценностью в руках другого человека.

Арин моргнул и отвел взгляд от горизонта. Море навевало ему странные мечты, увлекаться которыми не стоило, иначе потом будет больнее, чем сейчас.

— О тебе и раньше немало слухов ходило, — сказал капитан, всматриваясь в лицо Арина. — Задолго до шторма.

Странные взгляды, которые бросали на Арина люди, приводили предводителя гэррани в замешательство. Они будто чего-то ждали. Арин не знал даже, насколько их представления о нем далеки от реальности. Наверное, когда у людей нет собственной заветной цели, это место занимает идея. «Это всего лишь слухи», — хотел ответить Арин, но слова застряли в горле. Он больше не станет оскорблять бога смерти.

Капитан будто услышал его мысли.

— Избранник богов, говорят.

Арин ничего не ответил, но где-то в глубине души, прячась за ширмой смущения, вспыхнула радость.

Корабль прошел через архипелаг и бросил якорь к востоку от одного из крупных островов, за которым можно было скрыть корабль от любого судна, идущего из валорианской столицы. Команда стала ждать.

Арин до сих пор ходил босиком. На борту корабля не нашлось запасных ботинок такого большого размера. Пришлось порвать несколько тряпок на лоскуты, обвязать ими ноги и ступать осторожнее. Он попытался было обсудить с капитаном план, но тот только отмахнулся.

— Какой еще план? Пиратство — оно и есть пиратство. Тут мне учителя не нужны.

Арин опешил:

— До войны гэррани были лучшими на море! Мы богатели за счет торговли, а не разбоя.

Капитан лишь расхохотался.

Наконец на горизонте возник корабль. Большое судно с двумя рядами пушек шло с запада. О его появлении оповестил матрос, наблюдавший с марса.[4] Команда тут же подняла якорь и развернула паруса. Корабль Арина погнался за валорианцами.

Гэрранское судно легче, следовательно, быстроходнее. Вот только легкость эта объяснялась тем, что батарейная палуба была всего одна. Догнать валорианцев они, конечно, сумеют. А вот взять вражеский корабль на абордаж, прежде чем их самих разнесут в щепки, — задача посложнее. Может, валорианцы и не ждут, что им на хвост сядет гэрранское судно, но долго стоять разинув рот они не будут. Когда корабль Арина поравняется с ними, враги уже будут готовы к бою.

Арин спустился на батарейную палубу. Бойницы уже открыли. Дула пушек напоминали широко разинутые пасти. Арин вместе с матросами принялся готовить орудия. В пушку помещали заряд пороха, затем заталкивали шомполом комок ткани. Арин закатил в дуло гладкое тяжелое ядро, закрепил фитиль и потянул за лебедку. Моряки подтащили каждую пушку к предназначенному для нее отверстию, так чтобы лафет уперся в борт.

Арин осторожно выглянул из бойницы. Вражеского судна пока не было видно. Наверное, он его и не увидит, пока корабли не окажутся борт о борт, глядя друг на друга раскрытыми бойницами. Арин отвернулся и заметил, как посерело лицо стоявшего рядом матроса. По его лбу катилась капелька пота. Моряк явно не разделял воодушевления Арина. Жаль, что нельзя поделиться с ним своим нетерпением, азартом в ожидании боя. Корабль снизил скорость. Должно быть, валорианское судно уже близко.

Арин глубоко вдохнул, застыв. Все вдруг стало намного проще. Пусть он много раз совершал ошибки, не понимал людей и сам оставался непонятым — здесь это не важно. Видимо, в нем говорил бог смерти, а может, простая человеческая решимость, но желание сражаться росло с каждой секундой, словно где-то внутри сидела сжатая стальная пружина. Арин ободряюще улыбнулся матросу.

Борт пробил выстрел. Там, где только что стоял матрос, столбом взлетели окровавленные щепки. Арин вскинул руки, защищая от них лицо.

— Огонь! — закричал он, потом сам поджег фитиль и отскочил, чтобы не попасть под отдачу.

Пушка вздрогнула, раздался гром. Другие матросы повторяли за Арином. После выстрела пушку оттаскивали, прочищали, снова заряжали и подтаскивали к бойнице. Так продолжалось какое-то время. Гэррани не могли посмотреть, какой ущерб наносят их выстрелы. Вражеское ядро пробило еще одну дыру в борту. Все удары приходились значительно выше ватерлинии, так что течи пока не было. Валорианцы, как и гэррани, предпочли бы захватить судно противника. Но если дела пойдут плохо, они не задумываясь отправят вражеский корабль на дно. Арин снова зарядил пушку и выстрелил.