— Эдигард!

— Давай так, — медленно сказал Эд уже в дверях, — я не имею к тебе претензий, а ты — ко мне. Но брата у меня нет, так же, как и отца. Меня устраивает моя жизнь. От тебя ничего не требую, только одного — навсегда исчезнуть. И пожалуйста, не искалечь жизнь Элле так же, как искалечил мне.

— Сынок, постой…

— Прощай.

Эд решительным шагов вышел из кабинета. Позади ещё слышался голос отца, но Мастер земли упрямо направлялся вниз, к выходу, подальше от всех. По пути ему попадались студенты, кто-то пытался заговорить, но Эд молча проходил мимо. У него не было желания общаться с кем-нибудь сейчас.

Внутренний голос шептал, что он поступает неправильно, что надо дать отцу второй шанс, что каждый человек имеет право на счастье, но все эти слабые доводы тонули в океане боли и горечи, плескавшемся внутри. Впервые в жизни Эд не хотел быть героем или хорошим парнем. Ему просто нужно было набить кому-нибудь морду, чтобы полегчало.

Он столько лет мечтал о встрече с отцом, молил о чуде, просил оставить папу в живых. Писал ему письма, составлял список тем, которые обсудит с ним. Готовил подарки на каждый Сайоль… Эд бесился от сознания, что все прелести семейной жизни достались не ему и не Элле, а какому-то другому ребёнку. Мастер земли ненавидел его и готов был растерзать при встрече.

Морозный ветер надул лёгкую хлопковую рубашку, и Эд осознал, что оказался на улице. Кругом высились белоснежные холмы сугробов, в отдалении проказничали и хохотали студенты. Только у него на сердце было хмуро и горько. Собственная энергия душила упругими кольцами, голова кружилась от возникших запахов корицы и цитрусовых.

Прямо над ухом раздалось хлопанье крыльев, и, прежде чем Мастер земли успел поднять глаза, что-то, похожее на небольшой волосатый мячик, ударило его в лоб. Эд пошатнулся. Тёмные потоки разлились по всему телу, беря контроль над разумом и душой.

Осознав, что бороться бесполезно, Мастер земли неслушающимися руками вытащил из кармана Камень и бросил его в снег. После этого мир потерял привычные очертания, и Эд погрузился во тьму.

***

Ассахир чуть отодвинул портьеру, вглядываясь в панораму зимнего города за окном. Тусклый свет выделял из полумрака высокий лоб и острые ноздри, отражаясь призрачными бликами в зрачках. По комнате скрипучими шагами крался бой часов.

— Господин!

Демон обернулся: в дверях стоял растрёпанный Масторт.

— Господин, я послал чертёнка к Мастеру земли. Теперь он разберётся с остальными! Его так захватили отрицательные эмоции, что…

— Хорошо, — безжизненным голос сказал Ассахир. — А теперь иди вон.

На лице слуги отразилось недоумение, но он покорно вышел и притворил дверь. Лорд Ада остался наедине со своими мыслями.

Сегодня ему были не важны Мастера, Сердце Луны или мировое господство. В этот день, один раз в году, чёрный огонь отпускал его, и он на несколько часов становился тем, кем был когда-то. Почти становился.

Ассахир прикрыл глаза. Он чувствовал странную, практически позабытую слабость в ногах. По крыльям прошли мурашки. Сегодня к нему должен был прийти гость, и этого визита он жаждал и боялся.

Сзади появилось мягкое свечение, которое тотчас же угасло. Ассахир ощутил энергию, которую он не мог бы спутать ни с какой другой, — неуловимо-воздушную, с примесью роз и звёздных бликов на волне, веющую сапфировой пыльцой.

Дух Любви. Эви.

— Здравствуй, — прозвучало у него за спиной, будто перезванивали серебряные колокольчики на ветру.

— Здравствуй.

Ассахир из последних сил сдерживался, чтобы не повернуться. Он должен был выдержать.

— Может, хоть посмотришь мне в глаза?

— Ты ведь знаешь, чем это обернётся… Оно сожрёт меня изнутри…

— Оно?

— Зло, которое я выпустил.

Она замолчала, но Ассахир услышал её легкую поступь у себя за спиной. Тонкие изящные пальцы легли ему на плечи.

— Нет, Рока, его выпустили мы.

Он напрягся.

— Не называй меня так. У меня теперь другое имя.

— Ассахир? «Проклятый»?

— Да. Я сам себе проклятие и наказание. Так должно быть.

Эви опустила голову ему на плечо:

— Пожалуйста, прекрати это… Мы найдём способ излечить тебя… Я обещаю…

— Нет. Моя судьба предрешена.

— Родиться, чтобы пасть?

— Называй это как хочешь.

Она резко развернула его к себе, и Ассахир увидел её лицо, такое же прекрасное, как и много тысяч лет назад: мягкие очертания, сверкающие золотом кудри, нежно-голубые глаза, в которых сиял свет добра и истины. Этот свет горел и у него внутри…

— Мы можем вновь его разжечь.

Ассахир вздрогнул: он совсем забыл, что духи умеют читать мысли.

— Не можете. Уже слишком поздно, Эви: зло въелось в кровь, уничтожило меня изнутри. Я должен пожирать всё новые и новые миры, иначе оно испепелит тело и остатки разума. Я умираю, Эви, я гнию, и это ничем не остановить. Лучше уж пусть меня убьют Мастера.

Она обняла его за шею.

— Это так страшно.

— Совсем нет, если привыкнуть. У меня было время.

Эви уселась на диван и потянула Ассахира за собой. Он не сопротивлялся.

— Сколько нам осталось?

— Не больше суток. Завтра я вновь стану проклятым безумцем, мечтающим захватить мир.

— Не говори так!

Ассахир пожал плечами.

— Но это правда.

Они помолчали. За окном раздавались взрывы хохота, чьи-то голоса, рёв автомобилей. Ему подумалось, догадываются ли эти люди о том, что в трёхкомнатной квартире на четвёртом этаже сейчас сидят два духа — падший и устоявший.

— Ты хотя бы иногда вспоминаешь о нас? — тихо спросила Эви, поглаживая его плечо.

— Не часто. Это… очень больно. Внутри меня сидит чистое зло без примесей, и оно не терпит привязанностей.

— Но ты помнишь?

— Помню, Эви. — Он воспалёнными губами поцеловал её в чистый гладкий лоб. — Я всё помню.

***

Его рождение сопровождалось пением звёзд. Духи окружили Первого Судию, каждому хотелось преподнести ему подарок, дотронуться до него, осмотреть со всех сторон. А он, только что появившийся на свет и ещё не имеющий имени, с восхищением взирал на этот мир. Мироздание казалось ему невыразимо прекрасным.

Его назвали Рока, что значило «Благословенный». С детским удивлением и любопытством он изучал каждое новое явление, путешествовал по новорождённым вселенным, зажигал молодые звёзды, а старые отправлял на покой. Жизнь улыбалась ему, и он сам искренне улыбался в ответ. Рока был счастлив.

Но судьба завистлива, и чрезмерное счастье наказывается.

Когда Единый Мастер отправился за четырьмя стихиями, Рока уговорил Эви посмотреть, что же заключено в запретном сосуде. Она сначала не соглашалась, но затем сдалась, и они вместе полетели к обиталищу Мастера.

Звёздные завесы щекотали крылья, по галактике ещё гуляли отголоски Ветра Сотворения, приятно дувшие в лицо. Два духа оказались на пороге Таны — места, откуда Мастер наблюдал за происходящим в мире. Посередине висел громадный сосуд, чистый и прозрачный, как слеза духа Доброты, Орле.

— Давай дотронемся.

— Нет, не надо. Нам строго-настрого запретили… Рока!

Он не послушал. Внутри графина плескалась вязковато-тёмная жидкость, манившая Первого Судию к себе. Она будто ждала его с самого начала мира, шептала, что только он имеет право дотронуться до неё.

— Не делай этого!

Сосуд открылся с необычайной лёгкостью.

— Нет!

Страшная, жгучая, невыносимая боль пронзила Року изнутри. Его ломало на части, разрывало от впившейся в тело чужеродной энергии, опаляло крылья яростным огнём. Истошный вопль пронёсся по вселенной. Это был крик первого павшего существа.

В тот день все его чудесные перья истлели, черты лица изменились, а в мёртвом сердце поселилось неистребимое зло.

Так началась его история длиною в тысячи лет.

***

— Тебе пора, — сказал Ассахир, выпуская Эви из объятий. — Я не знаю, когда потеряю над собой контроль. Не хочу, чтобы ты пострадала.

Она наклонилась и поцеловала его. По телу прошла волна дрожи. Им обоим казалось, что они ждали этой встречи очень давно, с самого начала мира, когда первые лучи зари человечества ещё не превратились в рассвет, ждали при мутном свете звёзд, сиянии первой луны и блеске не родившегося солнца.