Без слов ясно, что делать. Захватив по пути свободный стул, я устроился рядом и запараллелился. Атхарово сознание соприкоснулось с моим. Так, полного погружения не будет. Войдем на второй, виртуальный уровень. Но, – с отрывом от Системы. Отрыв!.. Невиданное дело, небывалое. Но так решил Атхар. Рискованно, но ведь с ним…

Мы «приземлились» в доме «звездочки». Ситуация, конечно же, критическая. Мать Анвара уходит из жизни, а он решил последовать за ней. Он убежден: она его единственная заступница. А психика человеческая, поглощенная одной задачей, способна ее решить.

Я попытался пробиться в глубину его сознания, но получил сильнейший отпор. Мальчик одиннадцати лет отбросил меня легко, почти и не заметив, как комарика. У Атхара получилось. Он смог преодолеть контролирующий слой сознания Анвара и занялся анализом психоприоритетов. Мне оставалось наблюдать. Потеря сознания «звездочкой» оказалась неожиданной и для Атхара. Итак, он тоже не владеет ситуацией. Что происходит на самом деле? Я засуетился, заволновался. И Атхар выпроводил меня за пределы дома.

Нижне-Румск, на мой взгляд, город неприютный. По образу бытия они тут недалеко ушли от первопредков, заселивших восток Уруббы. Беспорядок в планировке, примитивные строения… А ведь место для поселения удачное, красивое и обильное. Но этот город скоро превратится в резервацию для людей, не имеющих возможностей для переселения.

Стартовые условия в биографии имеют значение! И какое!

Но, надо признать, зима здесь очаровательна. Снег многоцветно искрится, солнце мягкое. Улица Северная приятно поскрипывает под валенками обитателей. Все условия для праздника, а происходит трагедия, финал которой мне неизвестен.

Вечер и ночь прошли в полной тишине. Небо меняло декорации бесшумно, через скольжение полутонов. Бесчувственного Анвара перенесли в дом напротив. Правильно. Люди тут добрые, а их старший сын Миха, – одноклассник и приятель Анвара. Благодаря матери «звездочки» его семья в дружбе и согласии с соседями.

Атхар разрешил приблизиться на следующий день. Вид Анвара меня поразил, он стал совсем другим. Очнулся ровно через сутки, и я не понял: то ли с помощью Атхара, то ли естественным образом. Не человек, а робот… Поднялся с кровати как ни в чем ни бывало. Спокойно подошел к окну, остановился. Отсюда хорошо видно все, что происходит у его родного дома. Под цветным сиянием полудня формируется похоронная процессия. А он невозмутим как внешне, так внутренне. Взгляд равнодушный, неживой.

Что за контрасты и метаморфозы!? Атхар молчит, я ничего не понимаю. И пытаюсь еще раз «подойти» к Анвару, чтобы увидеть, какой «выключатель» превратил мальчика в куклу. Меня отбрасывает с не меньшей силой, чем накануне. И тут же получаю команду Куратора на возвращение. В нашем присутствии на улице Северной нет нужды.

Да, контрасты… На Лунной Базе серая бесцветность. Убираю со лба пот, мокрый платок в руках дрожит. Атхар, скользнув взглядом по мне, говорит Сухильде:

– У него исчезла память о прошлом. Стерто все, что связано с матерью.

– Как это? – удивилась Сухильда и протянула мне свой платочек, с вышитыми по краю цветочками. Платочек пахнет свежим снегом.

– Результат вашего вмешательства? – прямо спросил Горомир.

– Не знаю, – ответил Атхар, – Маловероятно. Едва ли.

И снова посмотрел на меня. Я ощутил, как он устал. Сейчас незаметно исчезнет и вернется неизвестно когда.

– А прочая память? Школа, контакты и все такое? – спросила Сухильда, осуждающе взглянув на Горомира.

– С этим порядок, – сказал Атхар и, мягким движением стянув с головы шлем, поднялся с кресла.

Отряд молчит. Все видели и ощутили то же, что и я. Услышал голос Шелома, не обращенный ни к кому конкретно:

– Мистический план бытия… Сразу и не определишь, к добру что или…

Нижне-Румск. Валерий. Перемена координат

.

Сердце мое трепещет во мне, и

Смертные ужасы напали на меня;

Страх и трепет нашел на меня, и

Ужас объял меня.

Псалом 54

.

Взгляд из Михиного окна, – точка в забытьи. Что было, – не имеет значения. Здесь, – начало темной ясности. У меня не стало родного дома, придется смотреть на улицы из чужих окон.

Я не успел, не получилось… А сколько было попыток уйти! Вчерашняя, – последняя? Я что, сам ничего не могу? Да, застрял на Земле основательно. Мама спасала от всякого зла. Впереди, – одиночество среди чужих людей. И поговорить не с кем. Защиты нет, полная беспомощность…

В воздухе какое-то напряжение. Или волнение. Не знаю, как назвать. И чей-то взгляд, совсем рядом. Невидимки существуют?

Нижне-Румск – на всю жизнь? Навсегда, навечно? Но это место не для людей. Оно для медведей, рысей, кеты и осетров. Сопки и вода… И горизонта нет. Мрачно-зеленые горы на том берегу подмяли его под себя.

Руму не переплыть, слишком широка. С северной стороны тайга. Она бесконечна, ее не перешагать. Да и зачем идти, если некуда?

Миха знает с рождения: где родился, там и пригодился. Я не представляю, кому я тут могу пригодиться. Да и не желаю представлять.

Туманное Нечто, – убежден! – где-то рядом. Нет, это не оно смотрит на меня из невидимости. Нечто готовит что-то новенькое. А со вчерашнего дня негде спрятаться.

Ну и что? Посмотрим… Не может быть, чтоб совсем уж не было способа вырваться отсюда…

Введение в Амаравеллу

Отец привез с Большой Земли женщину моложе себя лет на пятнадцать, реактивную в словах и действиях. Построил меня с братом в шеренгу, указал коричневым рабочим пальцем на нее и приказал:

– Будете звать ее мамой!

Лучше бы он этого не говорил. Я хотел взорваться, но не хватило ярости. И сжался, чтобы стать незаметным. Тоже не получилось.

– Мама сказала: через год, не раньше!

Такую фразу я приготовил, чтобы выкрикнуть. Но отец смотрел так, что слова застряли в горле.

Прибытие мачехи ударило так, что разлетелся крепко сжимавший полугодичный ступор. И я стал спокойно перебирать варианты собственного поведения. Нечто приблизилось. Возможно, оно даже поселилось в этом доме. Происходит такое, чего я не мог ожидать. Воздух переполнился громкими словами, посторонними людьми, незнакомыми запахами. По всяким поводам пошли застолья. Мачеха активно заявляла о себе: уверенно верховодила за столом, использовала блатной жаргон, пела национальные песни и ставила печати на любой вопрос или человека. Под ее пляску с частушками гнулись доски пола, воздух в доме сухо звенел от повышенной температуры.

Рюмки-стаканы ритмично поднимались-опускались, создавая всеобщее довольство. Зачарованный самогоном, который мачеха гнала из любого подручного материала, народ восторгался новым порядком в доме отца.

Я стал ненавидеть модный первач и красный винегрет. Мне исполнилось двенадцать, отец посадил за «праздничный» стол, налил стопарь и сказал:

– Ты уже большой. Можешь и выпить…

Голос был его, слова – мачехи. Отец, а следом младший брат, вошли в новую жизнь без сопротивления. Я внутренне отторгал все, не пытаясь даже анализировать.

Готовила мачеха умело, много, часто экзотику. Видно, отец нашел ее на большой кухне. На той кухне, кроме поваров и продуктов, обитали тараканы, мыши, мухи, пауки и черви. Почему отец их не заметил? Разве можно на такое не обратить внимание? Однажды она сварила суп. Мощный супчик: мясо, капуста с другими овощами, приправы всякие. А на поверхности тарелки, в пленке жира, – множество белых упитанных вареных червячков. Аппетит улетучился быстрей горячего пара. Отец с братом взялись за ложки с великим энтузиазмом. Я поднялся и сказал:

– Не хочу есть. Можно, пойду на улицу…

Я не спрашивал разрешения, слово «можно» использовалось как дань в игре по чужим правилам.