Очевидно, мышление – это нечто большее, чем непосредственная переработка информации из органов чувств, но также очевидно, что оно никогда не бывает по-настоящему независимым от мира и нашей деятельности в нем. Это вполне тривиально: чистое мышление – явление весьма искусственное, оно не могло бы найти широкого распространения в большом животном мире. Для животного познание всегда напрямую связано с собственным физическим движением в пространстве. Разделить их может только человек, когда, сидя в кресле и философствуя, он воссоздает весь мир в своем воображении. Или в фитнес-центре, когда мы отделяем движение от реального познания мира.

В остальном верно, что тот, кто много двигается, также много испытывает и поэтому должен много думать. Вспомним: мозг дан нам, чтобы принимать решения. Большое количество движения означает, что с большей вероятностью придется принимать много решений. Большое количество движения в сложном мире равнозначно повышенной когнитивной нагрузке (cognitive load). Так что вполне естественно, что мозг использует все имеющиеся короткие пути передачи информации между сенсорной и моторной системами, чтобы из данных о количестве движения прогнозировать ожидаемые когнитивные задачи.

Вероятно, нейрогенез взрослых – это не более и не менее, чем конкретный пример данной взаимосвязи.

Польза движения для нас и нашего здоровья – это, можно считать, самая страшная тайна медицины. То есть вообще-то все знают, что это связано. Вот только движение как средство профилактики и лечения заболеваний остается в тени мер, которые по тем или иным причинам кажутся нам более «медицинскими». «Лекарство должно быть горьким, иначе оно не лечит», как говорится в романе Генриха Шпёрла «Пунш из жженого сахара» (Die Feuerzangenbowle). Движение и спорт в целом таковыми не считаются. При этом, вообще говоря, никакое другое вмешательство не способно всегда без исключения оказывать столь благотворное и ощутимое действие на наше здоровье, как «умеренная физическая активность». Здесь «умеренная», по самым частым рекомендациям, означает от тридцати до шестидесяти минут физической активности в день: подъемов по лестницам, работы в саду, перемещений решительно пешком и так далее (то есть это совершенно не обязательно «спорт» в узком смысле слова), и это по три-пять дней в неделю.

Подобные высказывания выглядят такими размытыми, потому что эти рекомендации основаны на результатах широких ретроспективных исследований на тысячах наблюдаемых. При этом часто используют опросники и лишь иногда надежные, стабильные данные, полученные путем прямых наблюдений. Конечно, существуют и медицинские исследования, в которых в качестве вмешательства выступает подвижность, но изучать ее с помощью стандартных инструментов клинических испытаний едва ли имеет смысл. В итоге рекомендации получаются неоднородными и неясными, не такими, как при испытании медикаментов. Так, здесь невозможно провести рандомизированное двойное слепое плацебо-контролируемое исследование, которое считается золотым стандартом клинических испытаний. Рандомизировать подвижность можно, хотя часто трудно. А как должна выглядеть контрольная группа для «умеренной физической активности»?

Впрочем, существуют также проспективные исследования воздействия физической активности на умственную работоспособность. Артур Крамер из Иллинойсского университета придумал для этого гениальный ход: в качестве группы контроля для занимающихся спортом он создал группу, члены которой, правда, были убеждены, что тоже занимаются спортом^{43}, но на самом деле проходили «программу тренировок» с минимальным воздействием, а именно занимались растяжкой. Поскольку эта программа шла в тех же помещениях, с настоящими тренерами и в целом сопровождалась всякими сопутствующими спорту действиями, такими как переодевание, посещение душа и так далее, удалось отделить возбуждение сердечно-сосудистой системы, возникающее за счет чисто психологической составляющей спортивных занятий. Благодаря этому эксперименту сформировалась основа наших знаний о том, что в проспективных исследованиях тоже подтверждается улучшение когнитивной деятельности в результате физической активности.

Впрочем, к другим, особенно более обширным исследованиям с большим количеством участников стратегия Крамера применима лишь с серьезными ограничениями. С одной стороны, о том, что ключ к физической тренированности – это кардиоваскулярные нагрузки, много говорят, так что простую растяжку все меньше воспринимают как «настоящий спорт». С другой стороны, мероприятия, которые сводятся к смене образа жизни, очень многогранны. Физическая активность – важнейший самостоятельный фактор, но она действует в контексте других факторов. Например, ее влияние на обмен веществ и энергии тесно связано с питанием. То же самое можно сказать о курении или, например, сне.

Большинство исследований подкрепляют впечатление, что физическая активность «полезна для мозга». Однако в 2015 году вышла работа, на данный момент самое большое из опубликованных проспективных исследований, посвященных воздействию физической активности на сохранность умственной работоспособности в старости, где, вопреки всем ожиданиям, спортивные занятия внезапно оказались неэффективными^{44}. Впрочем, здесь контрольная группа проходила интенсивную программу консультаций по здоровому образу жизни с сильным упором на социальное взаимодействие. Может быть, ключевой результат данного исследования – действие этого второго, нефизического фактора. Он делает значение физической активности относительным. В свою очередь, это хорошо согласуется с аддитивными эффектами, описанными нами в экспериментах над животными.

Физическая активность – и это хорошо задокументировано – связана с ростом ожидаемой продолжительности жизни. Так, Копенгагенское исследование сердца (Copenhagen City Heart Study) показало, что у подвижных мужчин этот показатель больше примерно на шесть лет^{45}.

Еще больший резонанс в СМИ вызвали обратные результаты австралийского исследования, согласно которым каждый час, проведенный перед телевизором, сокращает ожидаемую продолжительность жизни на 22 минуты^{46}. За этим кроется не фундаментальная критика качества телевизионных программ, а уже подтвержденный многими другими исследованиями вывод о том, что сидячий образ жизни убивает. К сожалению, если человек проводит бóльшую часть жизни сидя, отрицательные последствия этого можно лишь отчасти компенсировать повышенной физической активностью в оставшееся время. Во многих современных офисах для решения этой проблемы вводят стоячие рабочие места, хотя, как правило, в первую очередь не из соображений заботы о продолжительности жизни сотрудников.

Однако взаимосвязь между умственной работоспособностью и физической тренированностью имеет фундаментальный характер. Мой коллега Ганс Георг Кун и другие сотрудники Гётеборгского университета, чтобы продемонстрировать чрезвычайно тесную связь между этими двумя показателями, использовали шведскую базу данных армейских медосмотров, в которой хранятся результаты теста на интеллект и физического осмотра шведов мужского пола в возрасте восемнадцати лет с 60-х годов. Те, кто в восемнадцать лет был в лучшей физической форме, также лучше справлялись с умственной работой^{47}.

То, что эта связь еще и причинно-следственная, то есть что новобранцы лучше соображают именно потому, что больше двигаются (а не наоборот, и не потому, что у этого есть какая-то независимая общая причина), конечно, невозможно установить непосредственно. Исследования, подобные тому, что провел Артур Крамер, всегда выполняют на малых группах, наблюдения в них чаще всего занимают короткий период, не более нескольких месяцев. Тем не менее сегодня в целом мы с уверенностью можем предположить, что между усиленными физическими тренировками и повышенной умственной работоспособностью есть причинно-следственная связь.