Они сказали, что так я не буду ощущать холод, боль и все, что может мне помешать сделать работу в кратчайшие сроки. А отмычка откроет как магический, так и механический замок.

Я лежу, а он полоснул по животу, и я чувствую, как кровь стекает по телу, хоть даже не ощущаю ее тепла.

Я готова умереть? В один момент да. А в другой меня берет злость. Кинжал все еще в левой руке. И когда он склоняет голову к животу, наверняка чтобы съесть внутренности, я изо всех сил опускаю клинок на его череп. Он проходит как сквозь теплое масло. Вот как. Может прорезать все? Это его сила?

Оно беснуется, не хочет умирать сразу. Бьется своей головой, с торчащим крохотным кончиком лезвия, по моей груди, ломая кости и оставляя резанные ранки.

Но в итоге умирает. Его кровь капает на меня, а я все еще жива, наверняка благодаря тому, что не чувствую боли. Все тело налито свинцом, двинуться не могу, только смотрю в потолок, не пытаясь рассмотреть чудище, хоть пара факелов позволяют. Молюсь, чтобы артефакт работал и дальше. Не хочу умирать, испытывая боль.

На что они рассчитывали, отправляя меня сюда?

Почему я не осталась с эльфами? Мне там не место, но человеческий век короток. Лет пятьдесят могла и продержаться. Наплела бы, что должна присматривать за ними, помогать в случае нужды. В конце концов могла поведать им так много, научить чему-нибудь. Я не так уж много знаю. Не понимаю, как устроен паровой двигатель, так что толку от меня особого нет. Но наши миры так отличаются, я бы что-то вспомнила, придумала.

А теперь?»

Гляжу в гладь котла. Третий глоток… делать?

И просыпаюсь. Резко, словно водой облили. Этот сон приходит не впервые.

После этого я не раз жалела о своем решении. И столько же раз ему радовалась. Лишись я памяти, в какую куклу они бы меня превратили? Во что бы я превратилась?

Они не врали, просто умолчали. О том, что котел заберет мою силу. Ну и ладно, я не успела научиться ею пользоваться и привыкнуть к ней. Не велика потеря. О том, что я изменюсь. На клеточном уровне.

Только позже, намного позже, когда поумнела, разгадала секрет котла. Он не дарил бессмертие. Он превращал в бессмертного. Вмешивался в генотип, менял структуру ДНК, наделял силой. Особенной силой. Личной, несовместной с «маной».

Я вздрагиваю, пытаясь согреться, но не выходит. Одеяло не тонкое, но я мерзну. Мне нужно чужое тепло. Интересно, если я приду к блондинчику, он поверит утром, что я лунатик?

Усмехаюсь. Увидь меня кто в данный момент, точно не поверит, что перед ним человек. Ночью это обостряется.

Откидываю бесполезное одеяло, не ощущая особой разницы в температуре, иду босиком в ванную. Мне не нужен свет, чтобы увидеть себя в зеркале.

Белая, как снег, кожа. У людей такой не бывает. Глаза такие же синие, но долго смотреть в них не советую – затянет и увидите иглы. Не знаю почему, но многие их видят. От волос исходит ореол слабого свечения. Губы, словно кровью измазаны.

Все. Нет ни клыков, ни когтей, ни крыльев. Но и этого порой хватает.

Иногда мне кажется, что после котла меня стало две. Я не могу воспринимать одинаково темное и светлое время суток. Даже не так, они меня меняют. И характер. Я не могу понять, почему веду себя настолько разно.

Светлая хохочет, а темная не видит запретов.

Улыбаюсь своему отражению. Дневная я считает себя красоткой, ночная с ней согласна, но тело она видит по-своему. Тело это то, что надо использовать. Тело – это оружие, механизм, клинок.

И хоть мы разные, не воспринимаемся раздельно. Я продолжаю считать себя – собой. В любое время.

Изгибаюсь, сильно, но хруста позвонков, и разворачиваюсь, выхожу из комнаты настолько тихо, что никто и не поймет, что отлучалась.

Иду туда, где он показал свою комнату. Вхожу без стука, застываю на мгновение.

Не сказать, что неожиданно, но не особо приятно.

Чем именно они занимались в тот момент, когда я вошла? Не знаю, может, уже прощались. Но это именно то, что мне требовалось.

Девушка в костюме горничной стоит недалеко от двери, а он, обнаженный, прикрытый до пояса покрывалом, смотрит на нее. Точнее уже на меня.

Они не могут успеть понять, что я делаю, что хочу сделать, что мне нужно. Я быстрая, быстрее людей. Она, конечно, тоже не та, в кого переоделась, потому что сопротивляется, пытается отшатнуться, когда мои ледяные пальцы касаются руки, и дальше – обхватывают горло. Не сильно. Лаская. Мгновение – и из нее хлещет кровь.

Иглы. И лезвия. Они, наверное, в моей крови, в моем теле. Но я могу выпустить их из любой части тела.

В ее глазах пылает ненависть. О да. Я впитываю ее. Я люблю это чувство, оно отдает сладостью на языке. Кем ты оказалась? Из руки, не успевшей ничего сделать, выпадает стилет. Что ты хотела сделать этой зубочисткой? И почему ты с ней в комнате хозяина, который, судя по всему, проснулся как только ты вошла?

Я кожей чую его недоумение. И я чую все запахи. Ты хотела предложить ему себя, от тебя пахнет готовностью, и собиралась убить? Этот запах – жажда смерти. Не успела.

Капли крови, теплой и приятной, падают мне на тело, и хочется окунуться в ванну с этой живой жидкостью. Но я знаю, что моя реакция может напугать его, и наоборот собираюсь смыть ее с рук. Ванную найти не проблема, меньше минуты тратится на все, и вот я уже возвращаюсь в комнату.

Куда ты встаешь? Мертвое тело может подождать. Живое – нет.

Увидев меня на пороге – не двигается, смотрит, ждет. Я подхожу. Толкаю обратно на постель, большую и, надеюсь, крепкую. Неспешно заползаю, склоняюсь. Отворачивается.

- Что ты с ней сделала?

Смотрит требовательно, сурово. Да, красавчик, я полна сюрпризов.

- Убила.

Смотрит на руки. Показательно превращаю ладонь в «ежика». Потом убираю лезвия, сажусь на его бедра, устраиваясь удобнее, упираюсь ладошками в грудь. Боишься? Но возбуждаешься. Замечательно.

- Зачем ты пришла?

О, а голос уже сел, уже немного отдает хрипотцой.

- Замерзла.

Врать мне ни к чему. Он чувствует, насколько холодна моя кожа, а я греюсь его живым жаром.

- А меня как ее не убьешь?

Спрашивает серьезно, без намека на шутку. И возбуждения в голосе больше не звучит. Не интересно.

- А ты боишься?

Да! Взгляд темнеет, из глубин подымается злость.

Изгибаюсь кошкой, проезжаясь кожей по его прессу, позволяю груди соблазнительно колыхаться. Злость очень просто перевести в другое, она придает дикости.

Сложно. Очень хочу смотреть в глаза, но знаю, что нельзя. Не надо ему видеть. Не надо. Вместо этого тянусь к губам, он не отвечает, не размыкает их. Скольжу языком по нижней, легонько прикусываю, и слышу резкий и обрывчатый выдох. Ну, как хочешь, ледышка. Я все равно получу желаемое.

Глаза - зеркало души, да? Я не смотрю в глаза. Могу скользнуть по ним взглядом, но никогда и никому не смотрю в них. Я не вижу чужих душ. Но у меня для этого есть другие методы. Я могу их чувствовать. Для сильного контакта есть два способа – считывание через смерть или секс.

Я давно не ребенок. До того, как попала в этот мир, уже несколько лет как не была невинной. И со временем у меня вызрели странные понятия. Я не сплю с теми, кто мне не нравится. Это мужчина нравился до того сильно, что даже не появись для этого причины – я бы забралась к нему в постель. Потому что не привыкла ограничивать себя.

- Можешь связать мне руки, если тебя это возбуждает.

Откровенная насмешка. Я издеваюсь. И нарываюсь.

Спускаюсь вниз, к ногам, утягивая за собой простыню. А кто-то как и я спит обнаженным. Пытается подняться, хочет встать, наверное проверить все же эту мертвячку, разобраться со мной. Но мне такой расклад не нравится.

Он красив. Мужественно красив. И сильный, да. Когда хватает за руки, выкручивает их, нависая надо мной, понимаю это особенно сильно. И хочу еще больше. Выгибаюсь, упираясь грудью в него, хочу потереться, но он рычит, скручивая руки сильнее, прогибая и не давая двигаться. Ему так кажется, по крайней мере. А я очень гибкая.