Пришлось напяливать очки, и, приоткрыв дверь для слышимости, удариться в осмотр литературы. Пролистав первую книженцию, тихо присвистнула. Анри такое богатство и не снилось. Это уже больше похоже на подборки в организации. А я уже начала полагать, что в этом мире такого нет. Не, ну а вдруг так вышло, что почти все уничтожилось? Выходит, что есть. Просто искать надо правильно.

Мое ожидание закончилось часа через три, хотя я согласна была подождать еще.

Дверь в гостиную тихо щелкнула, и открылась – шаг – закрылась, замок вновь щелкнул. Я подобралась, застигнутая почти врасплох, и, в итоге, мужчину… нет, все же парня, встретила с книгой в руках, разве что обернулась ко входу.

Он застыл, впрочем, не нападая. Окинул взглядом обстановку и сдвинул брови.

Он тоже отличался от образа, полученного мной от организации. Но не так сильно, как Анри. Этот брюнетик сверкал сиреневыми глазами (след магии или особенность расы?) из-под черных тонких бровей, бледные губы сжаты в тонкую линию. В общем, демонстрировал недовольство. Чуть выше меня (на пол головы), светлокожий, телосложение … ну, двадцатилетнего спортивного парня, как по мне. Не думаю, что хилый, но мышцы, как у его противника, не распирают одежду. И щетины нет.

Черный камзол выгодно подчеркивает белизну кожи, и, глядя на него, понимаю, что считать его труда не составит. И больше того. Не просто «надо», а буду не против. Непроизвольно облизываюсь.

- Рани, ты меня предала? – Спрашивает бархатным голосом, прокатывающимся по позвоночнику. Вот это да. Магия? Нет, тогда природный талант? Не может он обладать таким прекрасным голосом, заставляющим все волосы дыбом вставать.

Кстати, начинаю чувствовать себя неполноценной. Лет пятьдесят назад в пожар попала, часть волос сгорела, и отросли только ресницы, брови и шевелюра. Сначала обрадовалась – лазерная депиляция с вечным эффектом. Дожгла все, что осталось. А потом как-то скисла.

Но сейчас не о том, да. Улыбаюсь призывно, стаскиваю с себя одежду, оставаясь в черном белье, чулочках и туфельках, и медленно приближаюсь. Его глаза загораются, но остается холодным и спокойным.

- Возьмите … меня.

С придыханием. Делает шаг назад, но я все равно подхожу вплотную, упираясь пышной грудью в камзол и вздрагивая от холода металлических заклепок и пуговок. Не отталкивает, а меня берет злость и ревность. Почему ревность? Потому что видит перед собой служанку, а не меня настоящую.

- Рани?

Ох, меня ведет от его голоса, и я серьезно теку. Приседаю, расстегиваю его штаны и беру в рот. Не думай, милашка, не думай о том, как я сюда попала и почему рылась в твоих книгах. Подари мне незабываемую ночь, и попрощайся. А я сделаю вид, что никакой личины на мне нет. Что трахнешь ты меня, а не свою служаночку.

Беру глубоко, в горло, посасываю, втягиваю щеки. Я стараюсь. И когда ты уже очень твердый, крупный и готовый, отстраняюсь, иду к кровати. Опираюсь о нее, выставляя попу, и ты, резко сорвав трусики, все же входишь, не проверяя мою готовность. Стон вырывается, хоть я особо и не сдерживаюсь.

Тело мое, лицо только и волосы взяты у другой, и я вижу, как сверкает серебро вязи на руке, с которым никогда не расстаюсь. Этот браслет – мой ориентир. Я не могу потерять концентрацию, иначе иллюзия упадет. Я отдаюсь ощущениям как могу, наслаждаясь сильными движениями и ласкающими руками. Да, в какой-то момент последнее желание смертницы сменилось желанием самого парня, и я это не упускаю. Просто появляется какая-то абсолютно ненужная нежность, и вскоре меня подымают, укладывают на покрывало в ворох подушек, и, почему-то, тянет на слезы.

Когда у меня последний раз был не трах ради траха, а пресловутое «занятие любовью»? Во что этот припадочный ударился, что вдруг начинает целовать, ласкать и гладить? И я не заплачу.

На всякий случай проверяю не слетела ли личина, и простреливает догадка…. Он ее любит. Ту горничную, или кем она здесь работает. Горько.

Но я купаюсь в этой любви, принимаю ее, ничего не говоря, только постанывая.

А когда все заканчивается, он не отпускает меня. Долго не отпускает, и только когда засыпает, решаюсь выбраться из объятий. Сажусь на край, выдыхая горестно. Натягиваю платье, измятое, но чистое. И вздрагиваю.

- С Рани все в порядке?

- Да.

Отвечаю односложно. Когда он понял? И почему тогда позволил себе всю ту нежность?

- Не откроешься?

- Нет.

Я – пружинка. И, наверное, он это понимает. Потому и не шевелится, чтобы не выпрыгнула.

- Не останешься?

Засмеяться хочется.

- Нет. Зачем?

- Ты из моего пророчества.

Дергаюсь. Как от удара. Сильного удара в живот, от которого блевать тянет.

- Я вне судьбы. И не принадлежу вашему миру.

Не знаю, зачем говорю это, но наболело.

- Его копия в зеленой книге на столе. Возьми. Я не стану удерживать тебя сейчас, но если еще раз встретимся, можешь не сомневаться, тебе не сбежать. Я приму это как знак судьбы, которую ты ненавидишь, и не откажусь от ее дара.

Испуганно оборачиваюсь, но, похоже нет, он не умеет читать как я. Мельком смотрю в глаза, убеждаясь. Да. Он видит меня, но не так, как я. Лежит на спине в разворошенной постели, едва прикрываясь углом покрывала, и смотрит на меня странно. Торкает внутри.

- Я бы хотел увидеть тебя настоящую, но это подождет. Иди, если хочешь.

Поворачивается на бок, закрывая глаза, а я все же вытаскиваю сложенный вдвое листок, скользя по строкам. Хмыкаю.

- Перевод точный?

- Я сам этим занимался.

Снова торкает. Мы бы с ним подружились. Если он знает мертвый язык древности…. Сглатываю. Что там говорится о мирном пути развязывания конфликтов? Не хочу их убивать.

- Ты связан с той сектой, что ищет секрет вечной жизни?

Не могу не спросить.

- В какой-то мере у нас взаимное использование.

Книги у них, значит, взял.

- А что значит «Шальные кости»?

Это просто попытка, догадка, пустой крючок удочки, но он распахивает свои сиреневые глаза и теряет выдержку.

- Шесть к одному, да?

Киваю.

- Они существовали тысячи лет назад, но что-то их уничтожило. Они собирали всех – алхимиков, артефакторов, но в основном историков. А потом оставили все свое имущество, все знания в одном месте, о котором нет и упоминания, ни единой зацепки. И после этого их уничтожили.

Ясненько. Догадываюсь я, где они все это оставили. Но это подождет. Если организация существовала тогда, там, должно быть, есть если не вся, то фрагментная история.

- А зачем тебе господство над миром, Эндрио? Или Летар?

- Для отвода глаз и мести. Я хочу найти кое-что, узнать, достичь цели. И для этого мне нужны определенные связи и репутация.

- А месть?

- Мой близкий друг меня предал. Он убил мою сестру, и назвал сумасшедшим. Он отказался от меня, оставил, после того, как клялся всегда быть рядом, после того, как стал мне братом. И когда он придет ко мне, чтобы убить, я хочу спросить у него, почему он так сделал.

Что за глупость?

- То есть ты разрушил три города и убил тысячи людей для поддержания репутации?

В моем голосе звучит изумление, и, пожалуй, толика смеха. Я не могу его упрекать.

- Я лишь взял на себя чужую вину.

Ммм, а ведь не врет. Ну да ладно. Выскальзываю из спальни, и покидаю поместье, вновь почти никого не повстречав. Нанимаю экипаж, проезжаю через город, до стационарного портала. Денег вывалить надо прилично, но Анри подкинул мне финансов, «безвозмездно на булавки». Заплатил за золотую скрижаль, как пояснила себе я.

Телепортация вызывает шум в ушах и рвоту у всех, не зависимо от наличия силы. Меня они иногда доводят до обмороков. Поэтому путь к дому полукровки провела в полузабытье. Лошадь гарцевала, я лишь иногда направляла ее, все время выравнивая дыхание и пытаясь не свалиться.

Весьма тяжело быть человеком, слабым телом. В периоды болезней это больше всего выводит.

Оставив коня в конюшне, кивнула охранникам, сторожащим дверь внутри дома, и в максимально короткие сроки добралась до своей спальни, чтобы скинуть платье, пинком забросив его под низкую кровать, бросить туда же рюкзак и завалиться спааать.