— Хвала небесам! — вслух восклицает он, увидев, что его любимица Ванесса сейчас в сети.

Она снова работает в своей родной категории — “Одинокие девушки”. Лоренц даже рад, что эксперимент с партнёром в кадре имел для неё характер разовой авантюры. Настоящий эксклюзив! Завидев ник щедрого знакомца, модель сразу же перестаёт отвечать на сообщения всех остальных мемберов в своём открытом чате и уделяет внимание лишь ему. Ещё бы — пусть у этого извращенца, судя по запросам, и не всё в порядке с головой, но зато он не жалуется, платит честно и не скупится на чаевые. Такие клиенты на вес золота и обижать их невниманием для модели недопустимо. Для того, чтобы поделиться своей очередной задумкой со сговорчивой румынкой, Лоренц сразу же забирает её в приват — ну не при всём же честнóм народе изливать сокровенное! Однако ознакомившись с предложенным сценарием, Ванесса не на шутку пригорюнилась: жаль, но в этот раз пользователю Flake66 она помочь не сможет. Переступив через творческую ревность, она делится с ним позывными девушки, которая могла бы согласиться на подобное и имеет возможности для осуществления такого сценария. Епископ сердечно благодарит грудастую Ванессу; от его взгляда не ускользает мелькнувшая на её смазливой мордашке тень разочарования — ещё бы, такая крупная рыбёха, и мимо, и утешив её двадцаткой сверху стоимости привата, Flake66 тепло прощается, обещая вернуться как-нибудь в другой раз. Он сразу же спешит по указанному адресочку: рекомендуемую модельку зовут Dani4U и, в отличие от Ванессы, она не работает в категории “Одинокие девушки”.

В открытом чате у Дани не протолкнуться: онанисты со всей Европы роятся здесь, как пчёлы над ромашковым полем, а хозяйка виртуальной комнаты даже не утруждает себя тем, чтобы отвечать на их комплименты или же скабрезности. Со своей командой она скучает под камерой, а внизу окошка с видео отсвечивает ценник невиданного масштаба — восемь евро за минуту привата. Но кто же посмеет обвинить её в жадности? Категория “Трио” подразумевает порно-экшн без лишних слов, и ценник должен соответствовать. Flake66 жмёт на кнопку привата и выдаёт заготовленное заранее предложение: “Я хочу разговаривать только с девушкой”. Парни, оживившиеся было при звуке торжественных фанфар, которыми на сайте открывается каждый приват, немного сникли и, не стирая вышколенных улыбок со смазливых лиц, быстренько удалились из кадра. Flake66 сразу понял, что перед ним не студенты-шабашники, а профессионалы: слишком ярко перемазаны тела парней автозагаром, слишком неестественно сияют их улыбки. Заявив, что он от Ванессы, Лоренц наблюдает, как настрой Даниэлы (так модель попросила называть себя в привате) сразу же меняется с сугубо делового на более свойский. И всё же у них там румынское лобби какое-то! Даниэла говорит в микрофон, и акцент у неё куда более тяжёлый, чем у Ванессы, но Flake66 не стихи Шиллера пришёл сюда слушать. Изложив суть своих пожеланий, он удовлетворился ответом. Даниэла просит час — команде перформеров требуется время на подготовку к шоу. Лоренц всё понимает и он готов ждать. Заметив, что Даниэла исчезла из списка моделей онлайн — видимо, пошла готовиться сама и готовить своих ручных жеребцов к предстоящим скачкам, Flake66 настраивает собственную камеру, которую сегодня ещё не включал. Дай бог, новенькая не подкачает: несмотря на акцент, соображает она бойко, да и фигурка у неё что надо — худенькая, в его вкусе. Отправившись за очередной порцией виски, Лоренц рисует в своём воображении её тело по памяти: невысокая, с узким тазом и тонкой талией, маленькой грудью, так соблазнительно лежащей в чашечках пуш-ап бюстгальтера. В предвкушении предстоящего веселья епископ уже потирает руки.

***

Какой чудесный был день, лёгкий, по-настоящему весенний, но вместе с ушедшей погодой ближе к ночи ушло и настроение. Вдоволь налюбовавшись фотографией монахини, Шнайдер уже собрался было идти спать, но внезапный телефонный звонок спутал все планы, и вот сейчас он трясётся в стареньком пикапе, прислонившись небритой щекой к холодному стеклу со стороны пассажирского сидения. И это ему ещё повезло, что старшему Дюреру по пути — тот едет в Нюрнберг с вечера, чтобы успеть на важную встречу завтра утром, и согласился подбросить отца Кристофа до Нойхауса, пусть для этого ему и придётся сделать небольшой крюк. Пауль позвонил, когда Шнайдер был уже одной ногой в постели. Пауль часто звонит, но всегда — чтобы подбодрить. А сегодня поддержка нужна ему. Нет, он не просил её: даже будь он при смерти, о помощи он бы не попросил — Шнайдер знает это точно, но то, как он разговаривал… Шнайдер даже слушать его не стал — лишь бросил “Буду, как только смогу!” и отправился по деревне в поисках попутки. Даже странно, думается ему, что за столько лет — это первый случай на его памяти, когда Пауль хотя бы намекнул на собственную слабость. Шнайдер ещё толком не знает, что там у него произошло, но сердце сжимается от боли при мысли о том, что его драгоценному Паулю, его ангелу-хранителю, самому близкому и самому родному, сейчас плохо.

Он соскакивает с попутки, когда Нойхаус уже готов погрузиться в бурю. Поблагодарив водителя, он бежит знакомой тропинкой к дому местного настоятеля. В доме, да и возле него, отнюдь не безлюдно — несколько аборигенов из числа прихожан толкутся во дворе, и завидев хорошо знакомого им отца Кристофа бросаются ему навстречу, наперебой спеша поделиться информацией. Таким образом Шнайдер оказывается посвящён в суть дела ещё до того, как успевает зайти в дом. Сегодня скончался герр Вайс — председатель местного совета, мужчина в расцвете сил, который ничем не болел и даже по мелочам никогда не хворал. Накануне ему стало плохо, давящее ощущение в груди и острые боли под левой лопаткой не предвещали ничего хорошего, герр с трудом дышал, но вместо того, чтобы отвезти председателя в город, в больницу, односельчане, сославшись на канун праздника, лишь уложили того в кровать, не ожидая никаких серьёзных последствий. Утром ему стало значительно хуже — всё-таки пришлось вызвать врача, который диагностировал у несчастного подозрение на микроинфаркт. Требовалась срочная госпитализация в отделение сердечно-сосудистой хирургии, но больной напрочь отказался куда-то ехать — подписав необходимые бумаги, он остался дома дожидаться своего пастора. Отдаваться в руки эскулапам без елеосвящения он был не намерен. В итоге, к тому моменту, как отец Пауль добрался до деревни, Вайс был совсем плох. Напуганный священник провёл таинство елейного помазания, исповедовал и причастил несчастного, и вскоре тот испустил дух. Люди рассказывают, как выйдя из дома покойного, Пауль едва держался на ногах — таким бледным и напуганным его ещё никогда не видели. Спускаясь с крыльца по ступенькам, его повело. Люди бросились к настоятелю, который, к слову сказать, даже переоблачиться с дороги не успел, лишь заскочил в церковь за необходимым для обряда реквизитом — так и соборовал Вайса в чём приехал, но не успели — отец Пауль оступился и упал с невысоких ступенек, сильно ударившись головой об одну из них.

Скорая приезжала в Нойхаус второй раз за день. Тело Вайса увезли на вскрытие, а прибывший доктор заодно осмотрел и самого настоятеля. “Похоже на слабое сотрясение”, — передают люди из уст в уста. Пауль также наотрез отказался ехать в больницу, и рассерженный не на шутку доктор уехал один, напоследок обозвав всё местное собрание сворой негодяев и мракобесов, а также убийцами и самоубийцами.

Обескураженный такими рассказами Шнайдер врывается в дом, дверь которого оказывается незапертой. На кухне хозяйничает одна из прихожанок — она готовит какие-то отвары и меняет отцу настоятелю холодные компрессы. Кивнув услужливой женщине в знак приветствия, Шнайдер заходит в спальню — Пауль лежит на своей кровати прямо поверх покрывала, одетый в ту же одежду, в которой он покидал Мюнхен, у него на лбу смоченное каким-то снадобьем полотенце, а сам он… Шнайдер даже не сразу узнал в этом потерянном, беспомощном человеке своего друга!

Затворив за собой дверь, Шнайдер просит добрых селян расходиться по домам — того и гляди грянет гроза, и сейчас они нужны своим семьям, а он обещает позаботиться об отце Пауле и позвать на помощь, если то потребуется. Дождавшись, когда дом опустеет, Шнайдер усаживается у изголовья кровати. Он ничего не говорит — что тут скажешь! Он знает, что если захочет, Пауль сам начнёт разговор. Так и происходит: