Ни личная жизнь двух эксцентричных солистов, ни итоги премьеры – первые официальные сводки будут подготовлены только к завтрашнему вечеру, а основную массу рецензий от ведущих музыкальных критиков опубликуют в течение недели – не волновали Сегучи так, как план по воссоединению Усами Акихико с его неуловимым возлюбленным. Как обычно, вся конструкция громоздилась на хрупком фундаменте из многочисленных “бы” и “если”. Если Хиро сумеет убедить Мисаки приехать. Если успеть приготовить презентацию ровно к каникулам. Если Сегучи уломает Акихико выступить. Если самолет не опоздает. Если Мисаки окажется в нужное время и в нужном месте, чтобы увидеть, услышать достаточно и понять... Если Акихико будет достаточно покладист, чтобы слепо последовать чужой воле, позволить себе быть понятым...

Расчет оправдался, круг оказался замкнут, и эти упрямые двое встретились – Сегучи успел краем глаза увидеть, каким ошеломленным – это читалось в каждом жесте – выглядел Мисаки, прежде чем внезапно исчезнуть в глубине ложи. Они встретились, они – Сегучи доложили в красках – покинули клуб вместе. Смогут ли они снова?.. Тома подарил им самое большее из возможного – шанс. Доводилось ли ему когда-либо встречать людей, настолько необходимых друг другу и одновременно настолько неспособных воплотить свою страсть? Встречал... Не единожды... Сам он по злой насмешке судьбы был лишь половинкой – частичкой того целого, что никогда не существовало и никогда не сможет существовать. Вот если бы... Если бы ему был дан шанс... “Уж я бы его ни за что не упустил! И раз мне не дано, моё счастье – давать шансы другим,”- он продолжал перебегать пальцами по клавишам, выдавая мелодию за мелодией в унисон своим мыслям. – “Пусть будет так...” Повинуясь ассоциациям, он взял первые аккорды величайшего хита “The Beatles” и, окончив вступление, неожиданно для себя дополнил песню голосом:

“When I find myself in times of trouble

Mother Mary comes to me

Speaking words of wisdom, “Let it be”.

And in my hour of darkness

She is standing right in front of me

Speaking words of wisdom, “Let it be”...*

Сегучи зябко повёл плечами, ощущая сперва движение воздуха за спиной, а долю секунды спустя осознал, что теперь на сцене не один. Песня оборвалась звенящей тишиной. Музыкант не успел обернуться, но уже понял, кто стоит позади. Этого человека он узнал бы без единого взгляда, без единого вопроса, отличил бы даже во сне. Его запах – знакомые нотки дорогого парфюма, табака с ментолом и чего-то еще, близкого и родного; его дыхание – тяжелое, частое; его присутствие – мурашки по коже.

- Играй, Тома, – низкие, бархатные интонации около самого уха отозвались щемящим чувством в центре груди. – Пожалуйста.

Усилием воли Сегучи заставил себя ослабить крепкий узел, в который мгновенно оказалось стянутым всё его существо. Озябшие пальцы нервно дернулись на клавишах, подхватывая припев ровно в том такте, где он оборвался.

- Пой!

- Ч-что?

- Пой, Тома. Я прошу тебя! Очень прошу! – этот хриплый шепот внезапно... умолял?

Сегучи запел. Куплет, припев, еще куплет... Он не выкинул ни единого слова из этой песни, не сфальшивил ни единой ноты, хотя дыхание прерывалось, и сердце колотилось где-то у самого горла.

Музыка стихла. И снова – тишина, заполненная тщательно сдерживаемыми вдохами, выдохами, вздохами...

- Эйри... Я думал, все ушли. Давно ты здесь?

- С самого начала.

- Следил за мной?

- Можно и так сказать.

- Зачем?

- Что – зачем? Зачем наблюдал за тобой или зачем вообще здесь оказался?

- И то, и другое.

- Хотел...

- Хотел?

- Быть ближе к тебе, видеть тебя, слышать... Я всегда любил наблюдать за тобой, когда ты этого не замечаешь.

- Я всегда замечаю, когда ты наблюдаешь за мной. Зачем, Эйри?

Тишина. Два дыхания замерли, два сердца забились чаще. Теплые губы мазнули по уху:

- Прости меня!

- Что?!. – легкий поворот головы Сегучи – и губы Эйри нечаянно скользнули прямо к складочке в уголке его рта.

- Тома... Я пришел, чтобы попросить у тебя прощения.

- За что, Эйри? Не понимаю!

- За всё! За все эти годы. Мне было плохо, и я мучил тебя – самого близкого своего человека. Срывался на тебе, и сам не знаю, зачем это было нужно. Мне так жаль!.. Я винил тебя, но никогда не считал тебя виноватым. Я говорил ужасные вещи, но ты никогда не заслуживал ни холодности, ни единого грубого слова... Я делал гадости, я был небрежен к тебе из одного лишь глупого желания досадить. Прости...

- Ты не прав, Эйри. Всё, что я имею в этой жизни, я сделал сам. То, что случилось с тобой – тоже. И закономерно всё, что происходило между нами после, но искупления мне не будет. Я виноват – не ты.

- Тома! Ты не виноват! Прости! Я больше всего корю себя за то, что ты никогда теперь не поёшь. Можешь не соглашаться, но я уверен, это тоже из-за меня. Я был зол, ненавидел весь мир, хотел одного – отравить своей болью всякого, кто окажется рядом, особенно, тебя! Я хотел причинить боль тебе, за то что ты улыбался!

- Мне очень хочется сказать, что все не так, и ты слишком много на себя берешь. Но раз уж у нас сегодня вечер признаний, скажу правду. У тебя получилось. Хотя я наивно полагал, что больнее мне быть уже не может.

- Я пожалел сразу же, как только произнес те слова! Пожалуйста, не наказывай меня больше своим молчанием. Достаточно! Пой! Я хочу, чтобы ты был счастлив!

Сегучи еще раз искоса метнул взгляд на раскрасневшееся лицо писателя, на его прикрытые веки, на губы, горячо шепчущие откровение за откровением, и отвернулся к роялю. Аккуратным движением он прикрыл клавиатуру, встал и развернулся, опираясь бедром об инструмент. Задумчиво склонив голову на бок, скрестив руки на груди, Сегучи пристально вглядывался в широко распахнувшиеся глаза Эйри:

- Счастлив?

- Да.

- Это как, по-твоему?

- Любым способом...

- Ты не знаешь, о чем говоришь, Эйри... – Тома грустно покачал головой.

- Все из-за ублюдка Усами?

- Ха? Ублюдка? – Сегучи скептически приподнял бровь. – Причем здесь он? И что за цирк ты, кстати, устроил сегодня в холле?

- Ну конечно, тебе про меня доложили! А про него?

- И про него, – согласился президент. – Инициатором был ты!

- Да, я! И повторил бы! Усами не достоин тебя!

- Меня? Усами? При чем здесь я? При чем он? Я столько нервов истратил, чтобы эти двое встретились, а вовсе не для того, чтобы ты совался! Хотя... если этот мальчик и вправду уложил тебя на обе лопатки, пытаясь защитить Усами, тогда ты был даже кстати, – президент рассмеялся своим золотистым, рассыпчатым смехом, неосознанно прикасаясь пальцами к щеке. – Покажи-ка свои руки.

Писатель небрежно отодвинул ногой банкетку со своего пути, сделал шаг вперед и придвинулся почти вплотную к Сегучи.

- Ты его любишь? – писатель бережно опустил свои раскрытые ладони – распухшие, обклеенные пластырем – поверх протянутых ладоней Томы.

- Он мой друг, Эйри.

- ...А меня?

- Ты и сам знаешь.

- Я не о том...

- О чем же?

- Я не могу без тебя! Ты нужен мне! – сбивчиво шептал Эйри, склоняясь с каждым словом все ближе к лицу Сегучи. – Я хочу тебя! Я хочу быть твоим... Я люблю тебя! – трепетное дыхание коснулось теплом удивленно приоткрытых губ музыканта.

- Ну же, Эйри, целуй!

Прежде чем позволить своим векам сомкнуться, Тома подался всем телом вперед и уничтожил последние миллиметры нерешительности Эйри.

*Оригинал: https://en.lyrsense.com/beatles/let_it_be

Copyright: https://lyrsense.com ©

====== Глава 38 ======

Мисаки не решался разжать пальцы, каменной хваткой вцепившиеся в кисть Акихико – ни неуклюже поскальзываясь на мелкой стеклянной крошке, усеивающей пол клуба до самого выхода, ни спускаясь вприпрыжку по лестнице, ни пробираясь на заднее сиденье такси. Гулкий удар головой о крышу автомобиля – и тот лишь заставил коротко охнуть, потереть свободной рукой сморщенный от боли лоб и прищуренный до слёз глаз, но не ослабить плен.