А еще был университет. Никто ведь не отменял необходимости посещать лекции, проходить практические занятия, семинары, коллоквиумы, лабораторные работы, выполнять домашние задания. Университет Мицухаши на самом деле был одним из самых престижных вузов страны. Мисаки когда-то давно решил для себя воплотить мечту братика, поступить в Мицухаши на тот самый экономический, который пришлось бросить Такахиро, чтобы поднять братишку. Решил, поставил на уши брата, брат поставил на уши Акихико, Акихико, наконец, поставил в мозги незадачливого абитуриента необходимое количество знаний и “поступил” Мисаки в вожделенный вуз. Вот только Мисаки слишком поздно понял, как был неправ. Он лгал брату, Акихико, себе, преподавателям, сокурсникам, лгал что умеет учиться, сможет набрать баллы и написать диссертацию, будет работать по специальности, добъется успеха. Мисаки не смог ничего этого и не мог даже признаться себе, что не тянет программу, не любит и не понимает специальность, не хочет изучать экономику, вообще не может видеть свой вуз. Он банально сдулся. После всех надежд, на него возложенных, всех денег на него потраченных, всех своих немалых усилий Мисаки не мог сознаться, что ошибся. Все просто, он действительно был обязан брату и Акихико. А еще существовало мнение окружающих. Мисаки не мог позволить себе опозориться после того как весь университет стараниями Усаги с первого же дня показывал на него пальцем; после того как все эти надменные аристократы из семьи Усами вертели Мисаки себе на потеху как диковинной куклой, смотрели как на забавный гибрид домашнего питомца и горничной; после того как все эти редакторы, издатели, директора, соратники и конкуренты в угоду Великому и Божественному Усами-сенсею участливо делали вид, что воспринимают его мальчика всерьёз. Именно так. Мисаки до ужаса устал быть всего-лишь мальчиком Усами Акихико, устал принадлежать, устал соответствовать. Мисаки думал, что сильный, и продолжал тянуть эту лямку, потому что не видел выхода.
Усталость сменилась отчаянием, когда выхода действительно не стало. Все случилось так быстро и незаметно, всего пара недель очередной сессии. Мисаки так устал, что абсолютно перестал хоть как-нибудь успевать и завалил подряд сразу все экзамены из программы семестра. Он раз за разом пытался пересдать, но паника брала верх, и мысли рассыпались как горох.
В тот вечер он вернулся домой раньше обычного после дополнительных занятий перед решающей пересдачей. Комиссия постановила, что если ключевой экзамен завтра будет сдан, то Мисаки Такахаши, так и быть, допустят до очередной пересдачи остальных предметов. Если же нет... Это был последний шанс. Один вечер и ночь наедине с учебниками и конспектами теперь решала вопрос всего дальнейшего обучения. Мисаки машинально привел в порядок кухню и поспешил в свою комнату, не тратя время ни на перекус, ни на кофе, который сейчас был жизненно необходим, чтобы углубиться в чтение. Он не сразу сообразил, что Усаги уже вернулся, когда хлопнула входная дверь, и не откликнулся, когда писатель прокричал:
- Мисаки, ты дома?!
Лишь дочитав параграф до точки, минут десять спустя, Мисаки решил обнаружить свое присутствие хозяину, поздороваться и разогреть ужин. Парень выскользнул из комнаты, неслышно шагнул на галерею и отпрянул. Хозяин квартиры вернулся домой не один. Мисаки прислушался, пытаясь сообразить, будет ли уместнее его присутствие или, наоборот, отсутствие. Негромкие голоса не обманули парня, тон холодный, раздражение говорящих, а точнее, говорившего, не слышимо уху, но ощущается всей поверхностью кожи.
- …Акихико, тебе давно пора заканчивать этот цирк. Я уверен, за три года ты должен был наиграться в этого мальчишку. Тебе тридцать, ты наследник гигантского состояния и положения в обществе, тебе давно пора остепениться и перенять часть дел. Я уже понял, что в вопросах управления на тебя положиться нельзя. Что поделать, гуманитарий… Я согласился, что женить тебя на девушке из приличной семьи не получится. Я надеюсь на Харухико в вопросе наследования, но Акихико, хотя бы выбери себе достойного... партнера! В конце-концов, ты не один такой... особенный среди нашего круга. Возьми, к примеру, наследника рода Исака. Вот тебе достойная пара. И ведь тоже к отцовской досаде глупостями занимается, в игрушки играть не перестанет. Ты понял, что я имею в виду.
Мисаки понял, что. Точнее, кого только что назвали игрушками. И Акихико не мог не понять. Но почему он молчал?! «Усаги, почему ты молчишь? Как ты можешь молчать сейчас?!» А Усами все не останавливался. Множество омерзительных слов вливалось в сознание парня, застывшего у своей двери. Он не мог увидеть говорившего, но буквально слышал это выражение гадливости, эту высокомерную ухмылку на благородном, породистом лице.
- Сын, ты же видишь, насколько он зауряден! Тут не пахнет приличным происхождением, это еще полдела! Ни воспитания, ни образования, ни способностей, да-да, я наводил справки в университете, он полный ноль! Что он читал, что он видел?! Акихико, его кругозор не шире этого блюдца! Внешность?! Самая обыкновенная, если не сказать хуже! Я понимаю, чем он тебя взял. Он молод и хорош в постели. Я читал твои романы. Если он хоть вполовину так хорош, то понятно, чем тебя держит! Но три года! Три года держаться за него ради секса и отпаренных брюк?! Прости, Акихико, похоже, я переоценил твой здравый смысл.
Мисаки стоял, затаив дыхание и ждал, когда же наконец его любовник прервет отца. «Усаги! Чертов Усаги, вели ему заткнуться! Возрази ему хоть что-нибудь! Только не молчи! Я знаю, все эти слова правда, но ты всегда находил что сказать!..» И писатель заговорил:
- Отец, я знал, что именно это услышу. Ничего нового. Ну разве что посоветую фантазировать поменьше, читая мои книги, а лучше не читать вовсе. Там и десятой доли правды нет. Не нужно брать за основу образ Мисаки из моих историй, в эпиграфе всегда есть небольшая пометка на этот счет.
- О, так ты признаешь, в постели он тоже не блещет.
- Отец, время!
- Ты прав, мне пора.
До ушей Мисаки долетела пара легкомысленных смешков, вздох дивана, освобожденного от тяжести двух мужских тел, перестук щегольских туфель по паркету... «Они пришли в дом и даже не разулись!» Еще один непринужденный смешок Усаги, еще несколько его коротких фраз, хлопок запертой двери. Окончание разговора парень уже не слушал, сказанного было достаточно, несказанного было даже слишком много.
====== Глава 2 ======
Мисаки не понял, как долго еще стоял у двери своей комнаты. Все его тело сковал самый настоящий ужас, липкий, холодный. Как после ночного кошмара, когда уже становится понятно, где заканчивается сон и начинается явь, но дыхание продолжает срывается и глаза таращатся в темноту, отыскивая знакомые предметы, лишь бы не увидеть чудовищный образ снова.
Мисаки было так же страшно. Коленки и пальцы тряслись мелкой дрожью, когда он начал приходить в себя после услышанного. Парень медленно, касаясь рукой стены, побрел в сторону кухни, нетвердыми шагами преодолел ступеньки, и уже увереннее, с ускорением добежал до раковины. Он плескал в лицо ледяной водой до тех пор, пока от холода не застучали зубы и не отпустило животное желание набрать раковину целиком, до краев, опустить лицо как можно глубже и утопиться со стыда и злости раз и навсегда.
«Это было бы слишком глупо. Даже для такого примитивного придурка как я!» Мисаки вытащил из выдвижного ящика у раковины пластиковую белую банку, задумчиво погремел содержимым, посмотрел на этикетку – та самая банка, которую достает Усаги, когда проблем становится слишком много. Негнущимися пальцами парень начал выковыривать таблетку из узкого горлышка – бесполезное занятие. Мисаки резко перевернул и вытряхнул банку на ладонь. Крупные глянцевитые драже потоком хлынули врассыпную сквозь пальцы.
- Твою ма-ать! – выругался обычно сдержанный Мисаки. Он заглотил пару кругляшков, оставшихся в руке, поспешно запил все стаканом воды и опустился на четвереньки подбирать с пола рассыпанное лекарство. «По хорошему, смести бы все на совок и благополучно похоронить в мусорном ведре, но кто его знает, что это на самом деле за таблетки... где Усаги их берет?.. сколько они стоят?..» Таблетки подействовали быстро: Мисаки едва ли успел сделать и половину работы, как дрожь в теле стала ослабевать, пожар в груди запульсировал тупой болью и больше не прожигал изнутри необъятную черную дыру, обрывки мыслей наконец начали стыковаться и образовывать обрывки цепочек.
